«В Европе женщины взрослеют»: как эмигрантки адаптируются к жизни в другой стране

— Чем опыт эмиграции различается для женщин и мужчин? 

— Все зависит от того, кто инициатор переезда. Сейчас я вижу все больше историй, когда рабочую визу получает женщина, и в европейской культуре в целом чаще встречается ситуация, где она работает, а он занимается детьми и бытом. Но это не касается женщин из постсоветского пространства. Как правило, даже если семья переезжает по визе женщины, основная часть нагрузки, связанная с обустройством дома, школой, хозяйственными вопросами, остается на ней. Мужчины же не хотят оставаться дома и стараются найти себе какую-то работу. 

Но мы сейчас говорим про людей, которые переезжают по рабочим визам. В иных случаях, как правило, именно мужчина, у которого есть деньги, говорит, что есть такая страна, где вода мокрее и трава зеленее, погнали. Дальше многое зависит от того, хочет ли сама женщина переехать. Если она хочет, то эмиграция пройдет по лучшему сценарию. Если она не хочет, если она просто следует за мужем, она будет дольше мучиться в этой эмиграции, адаптироваться, учить язык, приспосабливаться к новым правилам. Есть еще переезд по учебным визам. Но мне кажется, что студенты в целом приспосабливаются легче, и пол в данном случае не имеет значения. 

Важно понимать, что чаще именно женщина занимается детьми, обустройством быта и всего остального и иногда может застрять в этом надолго. В том числе из-за того, что на это уходят все силы и не остается ни энергии, ни времени на изучение языка. Тогда она фактически становится изолированной от той страны, в которой живет, или погружается в русскоязычную тусовку. Кому-то везет оказаться в Лондоне, где круг русскоязычных людей весьма широк и интересен, а вот где-нибудь в маленьком городке в Германии или Греции с этим не так хорошо.

Если женщина медленно адаптируется, она дольше не работает. В европейских странах часто требуется подтверждение квалификации и диплома об образовании. И если мужчина переехал по рабочей визе или у него свой бизнес, он постепенно начинает устраиваться, как хочет, а женщина долго не встраивается в рабочую струю, тянет с подтверждением дипломов. 

Бывает, что та профессия, которая у женщины была в родной стране, ей не нравится, а чтобы овладеть новой, нужен язык — и вот мы опять попали в цикл, где женщина остается одна, впадает в депрессивное состояние, потому что ей не с кем общаться и некуда выйти. 

— То есть если семейная система была изначально выстроена в более патриархальной модели, то и в эмиграции женщина остается пассивным элементом, ущемленным в своих правах?

— Да, она будет более пассивной, и у нее не будет идеи, что она может влиять на ситуацию, потому что ее влияние и раньше было ограничено. А в эмиграции очень важно внутреннее ощущение, что ты можешь что-то сделать и при этом имеешь право ошибаться, быть неидеальным. 

Но бывают другие истории, когда, наоборот, женщина расцветает в эмиграции, потому что обнаруживает — особенно это касается европейских стран, — что быт не везде патриархален. Она попадает в дивный новый мир, а муж оказывается в каком-то смысле за бортом. Так бывает, когда семья приезжает в неанглоязычную страну, а муж работает и говорит на английском. В этом случае мужчина не всегда готов учить местный язык. Тогда его круг фактически сужается до тех людей, которые его понимают. А женщина в этом плане более гибкая, она начинает активно учить язык страны, может пойти учиться новому и, соответственно, становится более адаптивной и интересной. 

Также у женщин есть хорошая возможность быстрее, лучше и эффективнее адаптироваться через детскую тусовку. В европейских культурах это работает несколько иначе, потому что здесь я вижу мужчин, которые много занимаются детьми и через родительские комитеты в школе прекрасно находят свое место и живут интересной насыщенной жизнью. Но женщины из постсоветского пространства чаще берут эту часть жизни на себя. 

— Как меняется ментальность этих женщин, когда они попадают в европейскую или любую западную страну, где совершенно другое отношение к гендерному разделению и другие социальные нормы? Меняется ли их отношение к себе и своему месту в семье?

— Очень влияет, особенно если они потрудились выучить язык и имеют возможность общаться с иностранцами. Это освобождает, с одной стороны, от стигм, от несвободы, а с другой — дает ощущение контроля над своей жизнью. Они начинают осознавать, что можно жить и работать, не прибегая к опоре со стороны мужчины. Это самая освобождающая история для женщины. Я сейчас замечаю, что к 32–36 годам мои клиентки в эмиграции резко идут разводиться, потому что понимают, что достойны большего.

Конечно, не всегда так происходит, но переезд в любом случае освобождает от каких-то рамок, которые мешали развиваться, и одновременно позволяет женщине увидеть множество горизонтов. Например, снижает уровень внутреннего эйджизма: в России все еще считается, что родить нужно до 35 лет, а в 40 лет уже поздно осваивать новую профессию. В Европе этих стереотипов нет. 

С другой стороны, есть и классика жанра — страдания русскоязычных женщин по поводу раздельного счета. Но ведь это совсем другое ощущение, когда ты понимаешь, что у тебя есть собственные деньги, что ты можешь заплатить сама и за другого человека тоже. Но для женщин с постсоветского пространства этот переход бывает сложен, им почему-то хочется, чтоб за них платили. Возможно, это прибавляет им ценности в собственных глазах. Но когда ценность женщины перестает быть завязана на то, какие подарки ей дарят и кто ей оплачивает счета, она перерастает во внутреннее ощущение «я ценна и важна сама себе». Появляется уверенность в себе. Я бы сказала, что в европейских странах женщины взрослеют. 

— Кажется, что процесс адаптации и реакция на стресс от переезда у женщин и мужчин все-таки происходят по-разному: первые больше сосредоточены на бытовых и тактических задачах, а вторые — на глобальных вопросах мироздания. 

— Да, женщина начинает думать, чтó конкретно сейчас должна сделать. Я все время возвращаюсь к теме детей, потому что сейчас многие эмигрировали семьями. Так вот, женщины заботятся о детях на ежедневной основе, что тоже не дает оторваться от реальности: им нужно дать поесть, попить, поспать, зубы почистить, нужно найти школу или хотя бы детскую площадку. 

— При этом в любом западном медиа нас бы осудили за такой разговор, потому что, исходя из идеального представления о гендерном равенстве, есть родительство, где папа и мама в одинаковом положении. Но мы прекрасно понимаем, что для женщин из России это совсем не так. 

— Не так. Но, может быть, в этой ситуации это и неплохо, потому что мужчина в этот момент — если это не патриархальная модель или у них роли так распределены, — решает другие задачи. Например, сейчас я вижу мужчин, которые прилетели в Лондон работать. Они занимаются визами, задачами, связанными с работой, дальнейшим легальным существованием в стране, а женщины заняты насущными вопросами, которые мужчинам вообще не придут в голову. 

Мужчина ищет дом, чтобы рядом было метро и спальня на втором этаже, а когда я у него спрашиваю: «Подожди, а школы какие там рядом?», он отвечает: «Еще и на это надо смотреть?» Когда зоны ответственности поделены и при этом партнеры могут обсуждать открыто свои обязанности, советоваться, то у каждого из партнеров намного меньше белых пятен.

Возможно, женщине действительно легче справляться первое время. Сложности возникают, когда она приезжает и в итоге оказывается в полной зависимости от мужчины. Как показывают все «стэнфордские» эксперименты, как только у человека появляется власть, он начинает ее использовать. Очень распространена ситуация, когда люди живут вместе, страдают, но женщина не может никуда уйти, потому что зависима от мужа и его визы. Дети уже здесь учатся, а в разных странах нужно прожить разное количество лет, чтобы получить вид на жительство. В итоге женщина идет на большое количество компромиссов, зажимая себя, затыкая и не высовываясь, чтобы был мир в семье.

Иногда у людей уходит 5-7 лет на то, чтобы не только издалека любоваться на европейские ценности, равенство и братство, а впустить их в себя и начать что-то менять в семье. Тем более это обычно встречает большое сопротивление у мужчин, которые могут декларировать некое партнерство, но их мозг все равно заточен под патриархальную историю. Они от нее тоже страдают, потому что вроде бы обязаны обеспечивать, быть мужчинами, не плакать, не бояться, и продолжают гнуть эту линию. Я сейчас страшную вещь скажу, но восточноевропейские мужчины как партнеры вообще не очень котируются на Западе, в отличие от женщин. 

— То есть в эмиграции увеличивается риск абьюза? И как женщина может себе помочь в этой ситуации, оказавшись, по сути, в рабстве — и финансовом и юридическом? Дома ей хотя бы могут помочь друзья или родственники. 

— В рабстве можно оказаться и не уезжая в эмиграцию. Родственники могут помочь, но в Европе в этом смысле женщина гораздо более защищена. Как только до нее даже тоненькой струйкой просачивается информация, что существуют шелтеры, определенные процедуры, законы, женщина активно начинает этим пользоваться. Существуют русскоязычные сообщества, например британское Russian Moms in London, где можно анонимно написать, что вам нужна помощь. Девочки сразу это подхватывают, объединяются. Вместо той семьи ты находишь здесь другую семью, которая может помочь. В США за случаями насилия очень следят, они в этом смысле молодцы. В Великобритании тоже существуют специальные службы, которые занимаются такими случаями, им находят бесплатное жилье, женщины получают пособия. 

Проблема заключается в том, что у женщин, которые попадают в абьюзивные отношения, изначально ограничен репертуар действий, кажущихся наиболее адекватными и логичными в такой ситуации. И в Европе в принципе больше возможности прозреть, чем в России, потому что у нас про это не говорят. Если женщина живет в обществе, где считается нормальным говорить, что она должна похудеть, потолстеть, сделать грудь, нос, то она и не думает,  что это чересчур или уже абьюз. Хотя в Греции, например, тоже очень распространены абьюзивные отношения. Сами греки довольно темпераментны, плюс юридически женщины там очень сильно подвластны мужчинам. И общество это насилие не слишком порицает: есть муж, жена, и они вместе во всем этом живут. А когда уже появились совместные дети, то вообще тяжело выбраться. 

Часто женщины пребывают в иллюзии, что живут в хорошей стране, у них здесь налажен быт, здесь безопасно. Они не хотят никуда уезжать и поэтому соглашаются на какие-то манипуляции или жестокость. Вероятность попадания женщины в абьюзивные отношения в эмиграции или если она вышла замуж за иностранца (особенно если плохо знает язык), тоже довольно высока. Она может считать, что не понимает каких-то традиций: может, так принято, может, так надо. И здесь критически важно не оставаться с этим один на один, хотя, к сожалению, чаще всего так и происходит. Потому что женщине ужасно стыдно об этом говорить, она чувствует себя виноватой. Но чем больше людей об этом будут читать и говорить, тем больше женщины и сами мужчины начнут понимать, что они творят. 

— Мы знаем, что абьюз любого рода чаще возникает в ситуации, где женщина финансово зависит от мужчины. Лучший способ избежать это — уметь себя обеспечивать. В этом смысле — как женщины строят карьеру в эмиграции, как зарабатывают деньги?

— Есть интересная статистика: как правило, именно женщины чаще снижают свой социальный и профессиональный статус, чем мужчины. Они чаще соглашаются на работу, для которой слишком квалифицированы. 

Также у женщин в целом гораздо меньше возможности работать, потому что в европейских странах институт детских садов не слишком хорошо развит. Для того, чтобы водить ребенка в детский сад, нужно много денег. Но даже если женщина как-то пережила этот период, то дальше идет школа, которая заканчивается около трех часов дня. Получается, женщине очень трудно работать полный рабочий день.

Поэтому часто женщины идут работать, просто чтобы работать, и зарабатывают на няню или детский сад, имея в остатке для себя совсем мало. Это большая европейская проблема. Но за последнее время (и это позитивный итог пандемии) у женщин появилась возможность работать из дома и учиться онлайн. Это сделало их более независимыми. Появились женщины-программисты, которые работают удаленно, многие пошли учиться и осваивать новую профессию. Но, я абсолютно согласна, финансовая независимость — чуть ли не первое, что должно быть воспитано в наших дочерях, которые сейчас выходят в большой мир. Нужно иметь профессию, которая тебя прокормит или хотя бы даст возможность уйти из тех отношений, которые тебя не устраивают. 

— Вы сказали, что женщины чаще соглашаются на работу, для которой они слишком квалифицированы, но при этом я не раз наблюдала истории, когда мужчина, наоборот, не может найти работу в эмиграции, потому что считает себя слишком квалифицированным, и понижение социального статуса для него невозможно.

— Да, причем это крайне болезненно переживается: он впадает в депрессию, начинает пить, если все-таки соглашается на такой вариант. Это одна из самых распространенных историй — мужчина лучше будет ничего не делать, чем пойдет работать курьером или разнорабочим.

— Получается, если мужчина и женщина приезжают сейчас в другую страну как беженцы и они изначально в равных условиях, им нужно вместе выживать, то женщина скорее будет способна наступить себе на горло и пойти куда-то работать, просто чтобы семью прокормить?

— Дело в том, что у мужчины частенько самоценность связана с его функциональностью: я хорош, когда я что-то делаю (это, опять же, ловушка патриархальной модели), а если я не статусный, умелый и успешный, то я не очень ценный. Такая позиция людей сильно ограничивает. 

У женщин самоценность чаще завязана на детях, семье, быте, на отношениях. Если она замужем, то в принципе ее жизнь уже удалась. Дальше она готова идти на низкоквалифицированную работу, потому что понимает: если есть нечего, значит, это она не выполнила контрактные обязательства, по которым должна заботиться о семье. Я сейчас упрощаю, конечно, но в целом у женщины действительно нет такой зацикленности на собственной ценности, связанной с функциональностью. Она готова ей поступиться. Но, как правило, через какое-то время эти женщины все равно выходят на свою квалификацию.

— Тем более для этого есть лифты в современном обществе — для женщин особенно. 

— Самая главная проблема — это язык. Если она справилась с языком, то все, она молодец. Но если женщина продолжает тусоваться внутри русскоязычных сообществ, то вероятность карьерных перспектив и большого заработка сильно снижается. Опять же, женщина, которая плохо говорит на языке, не равна мужчине, который плохо говорит. У женщин чаще всего ниже уровень перфекционизма: она могла запутаться в грамматических временах, зато все сказала. В патриархальной модели мужчина больше переживает за качество языка и произношения. Потому что женщина имеет право быть слабой и чего-то не знать, а он — нет. 

Конечно, бывают женщины, которые ставят высокую планку и ждут от себя, что они замечательно интегрируются, или немедленно будут востребованными специалистами, или найдут себе верных друзей в первые минуты пребывания в стране. Если этого не происходит, у них наступает депрессивная фаза, когда они закукливаются, садятся дома и особо никуда не выходят. 

Именно это противопоказано делать в эмиграции, здесь нужно искать в недрах собственного опыта и души любопытство к этому убогому миру. Иначе все вокруг будет как унылый секс — одинаково, однообразно или просто плохо. Когда мы с любопытством подходим к нашей жизни, она открывается с другой точки зрения. Но для этого у нас должен быть ресурс, опоры, защищенность в виде денег или связей, пространство, в котором мы могли бы чувствовать себя безопасно. Тогда человек готов исследовать и познавать дивный новый мир.

— Если я что-то и знаю о женщинах, так это то, что они умеют кооперироваться в сообщества и помогать друг другу. У вас в этом смысле большой опыт — недавно вы открыли психологическое сообщество для женщин в эмиграции, а вашему сообществу Russian Moms in London уже около 10 лет. Расскажите, как это работает?

— Я большой фанат сообществ. Когда люди объединяются, они обогащают друг друга опытом, энергией, силой. В этом смысле женщины — уникальные существа, которые могут быть поддержкой и опорой друг другу. В моем первом сообществе в Facebook (принадлежит компании Meta, которая признана в России экстремистской и запрещена. — Forbes Woman) Russian Moms сейчас 15 000 человек — в основном это женщины, которые живут в Великобритании. Теперь это огромный форум, где люди делятся всем чем только могут, помогают друг другу чем могут. Если ты не знаешь чего-то в Лондоне или Великобритании, тебе не обязательно гуглить, ты просто туда зашел, спросил, и тебе дадут 1000 советов. Иногда непрошеных, но для этого у нас есть модерация. 

Второе сообщество я сделала более камерным, поняв, что не все темы мы можем обсуждать в большой группе. WonderWoman — это клуб психологической поддержки женщин в эмиграции по всему миру, я веду его уже полгода. В нем собрались классные женщины-профессионалы из разных сфер жизни: кто-то приехал по визе, кто-то вслед за мужем, кто-то взял чемодан и уехал одним днем. Проблемы у всех плюс-минус похожие, поэтому мы не только эмиграционные вопросы обсуждаем, а в принципе человеческие.

Фактически у меня получилась такая ежедневная психотерапия. Женщины приходят на нее с включенными камерами, мы все друг друга знаем. Они уже общаются без меня, иногда мы и лично встречаемся — те, кто живет в Лондоне. Интересно, что каждый раз, когда я рассказываю про этих женщин, мне говорят: «А почему для мужчин не сделаешь клуб?» Но когда я спрашиваю у мужчин, они говорят: «Нет, мы не будем рассказывать о своих проблемах». 

Сейчас мы с креативным директором и режиссером Анной Радченко планируем сделать очную группу для тех людей, которые давно живут в эмиграции или только переехали в Лондон, куда они смогут приходить и общаться. Возможно, туда мы сможем привлечь мужчин. Но, на мой взгляд, именно женские сообщества обладают такой силой объединения, энергией принятия. Раньше я думала, что женщины очень конкурентные и могут говорить друг другу гадости, но в психологической работе ни разу этого не встретила. Наоборот, я увидела, что все друг другу готовы помочь, вытащить из неприятностей, приехать с тортиком или бутылочкой вина. 

Через такие сообщества появляются друзья и дружеские отношения, которых в первое время очень не хватает. Через них, как и в семье, люди набираются сил, отваги и ресурса, чтобы выйти в большой мир в другой стране. Затем очень интересно наблюдать, как они получают работу, начинают встречаться с новыми партнерами, уже местными. 

— Какова будет роль женщин в новой волне эмиграции — совершенно другой, сложной, болезненной, экстренной? Что сейчас ложится на плечи женщин? 

— Европе и другим странам страшно повезло, потому что женщины, которые сейчас приехали к ним, — это потрясающие личности. Наши женщины вообще более гибкие, жизнестойкие, жизнеспособные. И больше дружат с реальностью. 

Если человек готов на эмиграцию, мне кажется, он сделан из особого «теста». В нем есть смесь смелости, возможности рисковать, таланта — таких качеств, которые позволяют ему добиваться большего. Женщины в этом смысле, конечно же, быстрее адаптируются, чем мужчины. Они будут соглашаться на меньшее, но потом быстрее добиваться успеха и возвращаться на свою социальную и профессиональную стезю. Не надо боятся, что вы никогда не вернетесь, если сейчас работаете на низкооплачиваемой работе. Вы не застрянете на ней навсегда. 

Женщины дадут Европе много стартапов, социальных проектов. Сейчас они в срочном порядке открывают кафе, рестораны. Они много помогают друг другу, делают благотворительные истории. Они едут работать и разговаривать с людьми, которые пережили насилие. Женщины слушают весь этот кошмар, организуют еду, подгузники, рискуя жизнью и физическим здоровьем. Все волонтеры, с кем я работаю, — это женщины. 

И эту социальную направленность и открытость они привнесут и в новые страны. Очень важно понимать это, помогать им развиваться и справляться, потому что Европа уже сейчас вздрогнула от количества людей, которые сюда переехали. Местные жители были очень расслабленные, но что-то мне подсказывает, что происходящее сейчас поменяет их уклад жизни, и женщины станут теми, кто это будет делать.