Допрос в Штази и жизнь в сквоте: отрывок из биографии Ангелы Меркель
В книге о бывшем канцлере ФРГ прослеживается жизнь женщины польского происхождения, которая выросла при коммунистической диктатуре, работала официанткой в пивной, а затем стала одним из самых могущественных лидеров мира. «Люди практически ничего не знают о 35 годах моей жизни», — сказала Ангела Меркель в интервью журналу «Штерн» в 2004 году. Книга приоткрывает некоторые страницы ее жизни и черты личности. Включая тот факт, что она любит язвительно шутить и умеет имитировать голоса — включая голос Папы Римского. Этот отрывок рассказывает о жизни 24-летней Меркель, — а также о том, как спустя три десятка лет она, уже будучи канцлером, реагировала на наплыв мигрантов с Ближнего Востока.
Готфрид Вильгельм фон Лейбниц был оптимистичным философом. Он выдвинул знаменитую идею о том, что мы живем в «лучшем из возможных миров» и что все, что кажется злом, есть часть высшего плана Господа нашего. Исторически такой взгляд на мир зло высмеял Вольтер, изобразивший Лейбница в образе наивного философа доктора Панглосса в своем комическом романе «Кандид». Эта философская позиция — но без религиозных обертонов Лейбница, — казалась жителям Восточной Германии весьма привлекательной. Коммунистический режим часто описывал собственное государство в терминах, которые легко можно себе представить в устах Лейбница. Еще одной заслугой Лейбница была организация в 1701 г. Бранденбургского научного общества.
Именно в этом престижном учреждении Ангела и начала свою научную карьеру вскоре после окончания университета в 1978 г. Ульрих тоже получил там место. Однако Академия наук, как позже стало называться Бранденбургское общество Лейбница, не была тем местом, куда она стремилась попасть в первую очередь. Стремился ли туда Ульрих, мы не знаем.
Первоначально она предложила свою кандидатуру в Технический университет Ильменау, небольшого городка с 30 000 жителей в центре страны, в Тюрингии. У Ангелы была впечатляющая биография, хорошие оценки и прекрасная характеристика. Неудивительно, что ее пригласили на собеседование, но само собеседование стало для нее сюрпризом. Встретили ее два офицера Штази.
Должно быть, по спине двадцатичетырехлетней выпускницы-физика пробежал холодок. Даже у ни в чем не повинных людей были причины бояться тайной полиции. Те двое не представили девушке никаких инкриминирующих данных и не пытались ее шантажировать. Они проводили с ней собеседование о приеме на работу, но собеседование неожиданного для нее характера. Вся необходимая информация была перед ними, в папочке на столе, и они просто хотели установить, все ли факты в этой папочке соответствуют действительности.
«Ну хорошо, и как часто вы слушаете западное радио? А когда вы в последний раз приобрели джинсы из Западной Германии?» — спрашивали они. Все ответы они знали заранее. Они были вежливы и даже доброжелательны. Они пытались завербовать Ангелу. Она не была врагом государства — для таких у них были другие методы. Так что, спрашивали они, не хочет ли она стать агентом?
Ангела колебалась, по крайней мере позже ей так казалось. Жесткий отказ от предложенной работы вызвал бы подозрения и, скорее всего, погубил бы ее карьеру; не исключено также, что он навлек бы несчастья на ее родных и близких. С другой стороны, согласиться означало бы шпионить за друзьями и родными, причем делать это в интересах политической системы, противником которой она в глубине души была. Так что она выбрала другое, довольно элегантное решение. Она сказала, что не в состоянии хранить секреты. Именно это всегда советовали ей говорить мать и отец: «Родители всегда советовали мне говорить офицерам Штази, что я болтушка и человек, который не в состоянии держать язык за зубами. Еще я сказала им, что не знаю, смогу ли сохранить это в тайне от мужа», — вспоминала позже Ангела.
Сотрудники Штази были в растерянности. Ясно было, что эта женщина — наивный ученый, живущий в параллельной вселенной молекул, атомов и нейтронов. Такая рассеянная чудачка принесла бы мало пользы тайной полиции. Ее вежливо поблагодарили, но работы она не получила.
Некоторые с трудом верят, что Ангела никогда ни за кем не шпионила. Мы никак не можем знать наверняка, была она платным сотрудником Штази или нет. Но даже самые суровые ее критики не представили до сих пор никаких конкретных доказательств такой работы. Архивы Штази открыты всем. Мы увидим, что многие ее друзья были информаторами. Ангела, судя по всему, не была.
Вместо того, чтобы отправиться в Ильменау, и Ангела, и Ульрих получили работу в уже упоминавшейся Академии наук. Ульрих стал ассистентом в Центральном институте оптики, а Ангела получила аналогичное место в Отделении физической химии.
Казалось, все определилось. Им повезло получить квартиру в центре Берлина, на Мариенштрассе, недалеко от стены. Квартирка была спартанской, но никого из Меркелей это особенно не беспокоило. Правда, в доме непрерывно был слышен грохот от движения подземных поездов с Запада, проходивших глубоко под восточной частью разделенного города. Но это постоянное напоминание о расколе, кажется, Ангелу не трогало: «Мне не кажется, что мы особенно страдали оттого, что жили совсем рядом со стеной», — сказал Ульрих много лет спустя, когда его спросили о совместной жизни с Ангелой.
Оба они много работали. Судя по всему, слишком много. Ульриха часто не бывало дома. Когда молодые супруги были студентами в Лейпциге, они часто ездили на конференции вместе и никогда не упускали возможности сопровождать друг друга в заграничных путешествиях. Но когда они переехали в Берлин, что-то, похоже, случилось. Ангела начала ездить в другие коммунистические страны одна. Ульрих начал проводить большую часть своего времени в лаборатории. Их коллеги отметили, что супруги отдалились друг от друга. Но они дипломатично молчали. Разговоры о подобных вещах — деликатная тема.
Ангела и Ульрих говорили мало. Не было ни ссор, ни криков, одно только ощущение расширяющейся пропасти; каждому из них начало казаться, что он (она) живет с чужим человеком. Но разрыв, произошедший одним зимним утром 1981 г., стал кое для кого сюрпризом. Ульрих вспоминает: «Внезапно однажды она собрала вещи и съехала из квартиры, в которой мы оба жили. Она взвесила все последствия и проанализировала все за и против. Мы разошлись по-дружески. С финансовой точки зрения мы оба были независимыми людьми. Делить нам было особенно нечего. Она забрала стиральную машину, я оставил себе мебель — кое-чем из той мебели я пользуюсь до сих пор, кстати».
Поведение Ангелы в той ситуации вполне укладывается в стандартную для нее схему: она тщательнейшим образом проанализировала ситуацию, а затем, рассмотрев все последствия, сделала ход. Она всегда разбиралась так со сложной ситуацией. И что, возможно, еще интереснее, метод анализа собственной личной жизни очень походил на метод, при помощи которого много спустя, уже будучи канцлером, анализировала сложные политические вызовы.
Прокручиваем время вперед на 34 года и обнаруживаем канцлера Меркель в сложной ситуации. Много недель подряд беженцы потоком вливаются в границы Европейского союза. Войны в Сирии и Ливии подтолкнули исход библейского масштаба, и большинство этих толп направлялись в Германию. Правая германская пресса призывала к действиям, другие страны закрывали границы, а телеэкраны были полны сюжетов, в которых полиция избивала отчаявшиеся семьи, пытавшиеся проникнуть в Венгрию и другие южноевропейские страны.
Однако тем, кто сумел добраться до Германии, разрешалось зарегистрироваться в качестве беженца, а большинству разрешалось и остаться. Германия не слишком отличается от других стран. Политики и лидеры общественного мнения здесь так же склонны к гневной риторике и то и дело высказывают опасения, что Германия вот-вот станет мусульманской страной. Обычные граждане, особенно на востоке страны, выступили с протестами. Даже политические друзья канцлера задавались вопросом: почему фрау Меркель не выскажется? В самом деле, где она находилась в тот момент?
Она была в Берлине, но не спешила выступать с заявлениями. Сказывалась усталость после недавних болезненных переговоров с греческим правительством о третьем пакете экономической помощи. Меркель только что выслушала множество похвал по поводу того, как замечательно она разобралась с этой расточительной — по сообщениям германских средств массовой информации — южной страной. Но теперь на горизонте появилась новая проблема. Да что там на горизонте — это был готовый кризис эпических размеров. А фрау Меркель? Ну, она занималась анализом ситуации. Взвешивала варианты и размышляла, что делать дальше — точно так же, как много лет назад в маленькой восточноберлинской квартирке. Средства массовой информации и избиратели были недовольны. Рейтинги канцлера, прежде заоблачные, покачнулись. Часто говорят, что всякая политическая карьера заканчивается трагедией. Может быть, подошла ее очередь? Может быть, ее впечатляющая карьера близилась к концу после десятилетия у власти? Появились признаки ее возможной политической кончины. Симптоматично, что главным словом 2015 г. в Германии стал глагол zu merkeln, произведенный от фамилии Меркель. Его значение определялось как «высший уровень бездействия», а употребление его означало отнюдь не комплимент.
Но Меркель, как всегда, сохраняла невозмутимость и заговорила лишь после месяца полного молчания. Но сказала она совсем не то, чего ожидало от нее большинство людей, не говоря уже о том, что требовали политические кликуши. Она проанализировала ситуацию, обдумала различные варианты и пришла к выводу, что на Германии не только лежит гуманитарный долг по приему беженцев, но и что допуск в страну нескольких сотен тысяч молодых людей принесет заметную экономическую пользу. Германия давно уже стояла перед лицом острого пенсионного кризиса. В стране было слишком мало молодых людей, чтобы оплачивать пенсии пожилым гражданам. Иммиграция представляла собой серьезную проблему, но при этом была необходима. Меркель подумала и приняла решение, которого никто не ожидал. На вопрос о том, сможет ли Германия интегрировать в себя беженцев, она просто ответила: «Мы можем это сделать».
Решение Ангелы не получило поддержки; ее критиковали многие ее ближайшие сотрудники и просто близкие люди. Поражают параллели между ее решением по поводу миграционного кризиса в 2015 г. и решением о разводе, которое она приняла в 1981 г. То решение тоже не понравилось ее родным, но Меркель приняла его и поступила соответственно.
Итак, мы снова возвращаемся назад во времени, к жизни нашей героини в Восточной Германии. Герлинда и Хорст не слишком обрадовались ее разрыву с мужем. Разведенная дочь слабо сочеталась со строгой лютеранской моралью ее отца-пастора. Но Ангелу это не тревожило; в любом случае, в этот период она была уже не особенно близка с родителями, хотя они жили всего в шестидесяти милях. Ее отношения с родителями были «любящие, дружеские, но отстраненные. Мы старались не мешать друг другу», как говорила об этом сама Ангела.
Не исключено, что развод сильнее отдалил молодого ученого от ее родителей. Ангела считала, что ее брак был ошибкой: «Мы поженились, потому что все вокруг женились. Сегодня это может показаться глупым, и я не думаю, что мы тогда всерьез думали об этом».
Получить развод и даже съехать куда-нибудь из общей квартиры на Мариенштрассе было непросто. Наш рассказ о жизни Ангелы был бы неполон, если бы мы не уделили внимания ее повседневной жизни, ее делам и проблемам. Всмотревшись в неинтересный, казалось бы, вопрос поиска жилья мы вдруг узнаем о нашей героине нечто удивительное: Ангела стала сквоттером.
Покинув Ульриха, она отравилась к своему другу и коллеге Гансу-Йоргу Остену. Он так вспоминает вечер, когда она появилась: «Она просто встала там, в дверях, и сказала: Я больше не могу. Я ушла от него. Хочу развестись. Можно пожить здесь немного?» Пожить было можно, но диван в квартире Ганса-Йорга, разумеется, не мог быть решением на сколько-нибудь длительное время. Другие друзья Ангелы тоже отнеслись к ней по-доброму и поддержали ее. Но одно дело поддержка, а другое — поиск постоянного жилища. Жилья в Восточном Берлине остро не хватало. Экономическая ситуация не способствовала массовому осовремениванию старых кварталов или строительству новых. В принципе, все дома и квартиры принадлежали государству. Но раздутый бюрократический аппарат коммунистического государства часто был неэффективен, чтобы не сказать некомпетентен. Власти не всегда знали, какие квартиры пустуют и почему.
По дороге на работу один из старших коллег и близкий друг Ангелы Утц Хавеман обратил внимание на пустующий, хотя и довольно ветхий, домик на Рейнхардтштрассе. Он заинтересовался этим вопросом и выяснил, что государственное жилищное агентство просто просмотрело эту жилплощадь. Так может быть, Ангела могла бы просто въехать туда?
Конечно, вселение в пустующую квартиру — по существу, самозахват, — было незаконно в строгом смысле этого слова. А Утц знал кое-что о незаконных действиях: его отчим, философ Роберт Хавеман, содержался под домашним арестом за критику режима.
Но Утц знал также, как играть с режимом по его правилам. Ангела отправилась посмотреть квартиру; при помощи электродрели они с друзьями взломали замок и начали в обшарпанной квартире ремонт. Умение держать в руках кисть и молоток не было сильной стороной Ангелы, поэтому она присматривала за детьми Утца, пока он сам и другие ее друзья красили стены и устанавливали старую плиту.
Ангела сообщила властям, что въехала в эту квартиру, и полиция приняла от нее историю, которую позже Утц Хавеман назвал «Историей Феликса Крулла», — причудливую выдумку, в которую не мог бы поверить ни один здравомыслящий человек. Ангела прожила в этом жилище пару лет, пока не переехала в более традиционное жилье на Темплинер-Штрассе в Пренцлауэр-Берге — относительно захудалом на тот момент районе, который стал любимым местом обитания богемы лишь после падения Берлинской стены.
Она начала новую жизнь одинокой женщины: работала, общалась с друзьями и готовилась к защите докторской степени.