«Я хочу, чтобы все узнали»: как рассказывать о пережитом насилии
Как подготовиться
Про тех, кто вспоминает о насилии спустя некоторое время, часто спрашивают: «Почему она молчала раньше? Почему рассказывает только сейчас?» Между тем рассказ о пережитом насилии «по свежим следам» может только усугубить состояние пострадавшей. «Рассказать о случившемся публично — точно не первоочередная задача, — говорит психолог центра «Насилию.нет» (внесен в реестр иностранных агентов) Александра Иванова. — Важно это делать из стабильного эмоционального состояния».
«Если свою травму на публику выносит человек, который вполне ее проработал с профессиональной помощью, то язык высказывания будет спокойным, не будет резко реагировать на негативные комментарии», — комментирует психотерапевт Олег Клепиков. Он отмечает, что внутреннее состояние человека проявляется и в речи, и в невербальном языке. Даже агрессивные комментаторы реже нападают на тех, кто справился с травмирующим опытом.
Как понять, что вы морально готовы говорить о тяжелом опыте? Олег Клепиков приводит два критерия. Первый — вы можете свободно говорить о нем в подробностях. «Есть такое понятие в психолингвистике — «лакуна». У человека, который только проживает травму, в речи есть эти лакуны, он что-то не проговаривает», — объясняет психотерапевт. Второй — полнота проживания себя. «Это не про то, чтобы при воспоминании о событии переживать сильные эмоции, скажем, ярость. А про, например, контакт со своим телом — ведь травма часто вызывает диссоциативные процессы, когда мы перестаем чувствовать боль. Про отсутствие зацикленности на произошедшем, про способность как инициировать разговор о травмирующем событии, так и закончить его, выйти из коммуникации», — рассказывает Клепиков.
При этом давность травмирующей ситуации не играет роли — непроработанная травма может ранить человека и много лет спустя. «Влияет не столько календарная хронология, сколько то, справился человек с ситуацией или нет», — говорит Александра Иванова. А Олег Клепиков отмечает, что проявления посттравматического стрессового расстройства могут настигнуть человека через месяцы и даже годы после пережитого насилия — притом что сам эпизод пострадавший может даже забыть.
«Если острая фаза боли не прожита, процесс горевания может идти волнами — то подъем, то депрессивная фаза, растягивающаяся на годы. Я знаю людей, которые переживали эпизоды насилия в детском возрасте, а у психотерапевта оказывались с характерной симптоматикой (например, алекситимией, когда не чувствуют эмоций) в 40–50 лет».
Врач-психотерапевт Таисия Кибардина считает, что проработать стоит не только эмоции, вызванные травмирующей ситуацией, но и отношение к автору насилия — чтобы он не был точкой фиксации, воспоминания о которой будут раз за разом влиять на поведение и чувства пострадавшей стороны. «Есть, например, такая техника — «радикальное прощение». Сперва ты признаешь, что любые эмоции — это нормально. Так ты получаешь возможность благодарить даже за неприятный опыт. За то, что теперь точно знаешь — с тобой так поступать нельзя. И тогда получится сказать автору насилия: «Мне очень жаль, что ты не мог иначе». Возможно, у него расстройство личности. Или ему в детстве не хватило материнской любви, или его самого не защитили от насилия. Так ты разрешаешь себе жить с доверием к окружающим. И образ агрессора перестает постоянно жить в голове».
Однако даже проработанная травма может «открыться», если к этому подтолкнут новые сильные переживания. «Тот, кто выносит свою травму в публичное пространство, оказывается в зоне потенциальной ретравматизации, — рассказывает Олег Клепиков. — Когда, говоря о пережитом не в узком кругу понимающих людей, не психотерапевту, может столкнуться с отвержением, неприятием. И уйти обратно в травму, в депрессивный процесс. А может «поднять знамя» и спроецировать на все общество образ насильника. Тогда возникает странная конфронтация, когда вместо исцеления человек ведет бой».
Снизить риск может наличие «группы поддержки». «Рядом должен быть, условно говоря, «контейнер» (имеется в виду человек, владеющий техникой «контейнирования», то есть выдерживания сильных эмоций. — Forbes Woman). Этот человек выдержит, что бы с тобой ни происходило. И примет тебя в любом состоянии», — говорит Таисия Кибардина. Лучше, считает она, если это будет психолог или психотерапевт.
О готовности к риску говорят и юристы: нужно понимать, что агрессор может обратиться в суд с иском о защите чести и достоинства или в правоохранительные органы с заявлением о клевете, предупреждает Светлана Губенко, юристка Центра «Насилию.нет». Однако прямого запрета на то, чтобы поделиться пережитым опытом публично, нет: «Как следует из разъяснений Верховного суда РФ, право женщин на жизнь, свободную от гендерного насилия, неразрывно связано с другими правами человека, такими, как право на свободу выражения мнений, и неотделимо от этих прав. Одной из форм обсуждения латентной и табуированной проблемы сексуализированного насилия стала возможность для переживших насилие женщин открыто делиться своим опытом, обсуждать его со своими близкими и с общественностью на личных страницах в социальных сетях». Таким образом Верховный суд прямо говорит, что женщина, которая подверглась насилию, имеет право свободно выражать свое мнение о пережитых событиях, а следовательно, рассказывать и о самих событиях — в том числе называя имя автора насилия.
Что касается презумпции невиновности и сроков давности, о которых часто вспоминают в комментариях («Это все еще надо доказать», «Слишком много времени прошло»), то это — понятия для правоохранительных и судебных инстанций, говорит эксперт. Они не имеют отношения к личному рассказу о пережитом, и неважно, сколько времени прошло с момента описываемых событий.
Как рассказать свою историю
Прежде, чем писать пост о пережитом опыте насилия, необходимо разобраться с мотивацией и целью — она может быть разной. Например, поделиться опытом — рассказать, как получилось пережить тяжелую ситуацию. Попросить помощи и поддержки. Предупредить окружающих об опасности. «Лучше не делать это из-за сильных чувств, обиды, гнева, — говорит Александра Иванова. — Эти эмоции лучше сначала проработать с профессиональным психологом».
«Когда мы рассказываем о пережитом насилии из чувства мести, мы в этот момент становимся соавторами насилия, — объясняет Олег Клепиков. — Мы меняем свою роль в треугольнике Карпмана (психологическая и социальная модель взаимодействия людей, играющих роли жертвы, агрессора и спасателя. — Forbes Woman), но сама травма не изживается. Мы как бы бегаем по кругу в этой ролевой структуре. Месть может принести эмоциональную разрядку, но не принесет облегчения. Придется проводить двойную работу: проживать травму и принимать себя, способного на месть».
Фокусировка на цели поможет справиться и с негативными комментариями, если они появятся. Важно стараться воздерживаться от эмоциональных выпадов в адрес автора насилия. Лучше привести факты и рассказать о том, как вы переживали описываемую ситуацию.
В публикации — не только в тексте, но и в скриншотах, если они прилагаются в качестве подтверждений, — не должно быть деталей, которые могут выдать местонахождение и личные данные (например, номер телефона) пострадавшей. «Мы все знаем, как популярно в одном из регионов нашей страны похищение [сбежавших от насилия] дочерей, жен. Если есть угроза похищения, лучше не выносить ситуацию в публичное поле. Публикация где-то в СМИ может спровоцировать новое насилие, вплоть до угрозы жизни», — объясняет Александра Иванова.
Что делать с негативной реакцией
«Всегда найдутся хейтеры, которые будут писать оскорбления, угрозы, — говорит Александра Иванова. — Рядом с пострадавшей могут быть близкие люди, которые ее поддерживают, она может быть в процессе психотерапии». С этим согласна и Таисия Кибардина: «Это все равно, что взять тренера на ринг. Должен быть кто-то, кто скажет: стоп, мы заканчиваем этот разговор».
Комментарии можно или совсем не читать, или попросить делать это близкого человека, считает Александра Иванова. В любом случае, предупреждает она, не стоит недооценивать силу чужой ненависти: «В каком-то смысле хейт в соцсетях тоже может быть насилием».
Таисия Кибардина советует научиться принимать негатив. Она объясняет, что человек, осознавший, что с ним поступили жестоко, начинает опасаться любых контактов; этот страх проскальзывает в речи и привлекает внимание агрессоров: «У агрессивных комментаторов — а в интернете легко быть агрессивным — это сразу вызывает желание слить свою агрессию, пнуть слабого. Но это не потому, что с пострадавшей что-то не в порядке. Комментаторы так выплескивают свой собственный страх неодобрения». Олег Клепиков добавляет, что среди авторов негативных комментариев могут быть и те, кто сам когда-то пережил травму: «Человек, который выносит травму наружу, неосознанно надавливает на больные места даже тех, кто с подобного рода травмами живет. Болезненно реагировать могут как те, кто совершает насилие, так и те, кто сам находился в зоне насилия, но говорить об этом не может. Иногда соприкоснуться с этим просто больно».
По мнению Таисии Кибардиной, важно признать и принять свою уязвимость. А чтобы не концентрироваться на негативных переживаниях, лучше сосредоточиться на цели своего сообщения.
Как поддержать пострадавшую (и как не стоит это делать)
Выражая поддержку и сочувствие, также стоит использовать «я-высказывания», говорит Александра Иванова: «У вас был похожий опыт? У вас не было такого опыта, но история вызвала сочувствие? Важно писать про себя с позиции «чем меня зацепила эта история, какие чувства она у меня вызвала».
Иногда люди из лучших побуждений начинают давать советы — и только вредят. «Особенно ретравматичными могут быть ретроспективные советы: «А надо было уйти сразу, когда он тебя в первый раз ударил», «А надо было не терпеть и не молчать». Такие комментарии только загоняют пострадавшую в чувство, что она не додумалась, не догадалась, что она не достойна сочувствия и заслужила все, что с ней произошло. Такой же эффект вызывают комментарии тех, кто прямо ищет причину случившегося в действиях пострадавшей: «А что вы такого сделали, что ваш партнер так себя повел? Наверное, спровоцировали или не выставили границы».
«Недопустимы любые реакции осуждения в стиле «Ты сама терпела и страдала, а я бы такого не допустила». Не нужно ничего советовать и рекомендовать из позиции «А я знаю, как нужно» — это точно ранит», — говорит психолог.
Зачем вообще о таком рассказывать публично?
Таисия Кибардина отмечает, что мы быстрее проживаем горе, если делимся эмоциями. Это касается и отчаяния от утраты своей целостности, когда нарушили наши границы. А кроме того, рассказывая свою историю публично, пострадавшая получает контроль над травмирующей ситуацией: «Человек как бы отстраняется, смотрит на произошедшее со стороны. Ты уже не жертва, но твой рассказ может помочь другим жертвам».
С этим согласен и Олег Клепиков: «То, что человек рассказывает об этом, то, что человек может это принять как свой опыт, и есть свидетели, которые говорят: «Да, я вижу, что у тебя есть этот опыт, и ты при этом хороший, ты не становишься плохим», то есть человек получает сочувствие, — в этой ситуации проговаривание может быть полезным».
Психолог Александра Иванова считает, что такие истории важны и сами по себе: «С моей точки зрения, выносить в публичное поле ситуации о насилии в близких отношениях важно и нужно. Насилие правда любит тишину, когда люди про него не говорят, замалчивают, потому что им стыдно и страшно. Эти истории должны звучать, авторы насилия должны нести репутационные последствия за то, что они делают. Благодаря этому ситуация с партнерским насилием в нашей стране, возможно, будет меняться к лучшему».