Извиниться за стрижку: почему олимпийские рекорды лучницы из Южной Кореи подняли волну хейта
Ан Сан, 20-летняя лучница из Южной Кореи, завоевала три золотые медали и поставила рекорд на Олимпийских играх в Токио. Но вместе с поддержкой получила в социальных сетях и тысячи негативных комментариев, касавшихся ее стрижки. Оказалось, некоторые корейцы углядели в ней влияние феминизма. Это стало поводом для требований извиниться (за стрижку), оскорблений и пожеланий смерти. В последние годы в стране набирает обороты антифеминистский тренд, а движение за права женщин ассоциируется с ущемлением мужчин.
В мае 2021 года южнокорейская газета «Хангук ильбо» провела социологический опрос о гендерной дискриминации. На вопрос: «усилилась ли дискриминация женщин в Республике Корея?», только 38% мужчин в возрасте от 20 до 30 лет ответили положительно. При этом 78,9% мужчин этой возрастной группы посчитали, что, скорее, «усилилась дискриминация мужчин». В последнее время среди молодых корейцев сильны антифеминистские настроения: многие 20-летние считают, что в стране обеспечено гендерное равенство, а феминизм вреден и порождает сексизм. Эти взгляды находят отклик и среди консервативных политических партий, борющихся за голоса молодых избирателей на выборах в парламент и в муниципальные органы власти.
От традиционных ценностей к демократическим
Еще в 1970-е годы в Южной Корее звучали призывы к установлению гендерного равенства при трудоустройстве и в зарплатах, а также защиты прав трудящихся матерей. Отдельное требование касалось упразднения семейного регистра «ходжу», который ставил мужчин в привилегированное положение при наследовании имущества, управлении домохозяйством и пр. Но все эти требования были выражением воли сравнительно малочисленного круга корейских женщин: студенток, работниц предприятий, правозащитниц, и оставались не востребованы на политическом уровне.
В целом отношение к феминистской повестке в корейском обществе было прохладным в силу частичного сохранения конфуцианских традиций в семейном укладе и политической культуре. Многие женщины, выйдя замуж, предпочитали не работать, а заниматься домом и воспитанием детей, что естественным образом делало их заложницами патриархальной семейной традиции и ограничивало социальную активность. И хотя в 1970-е и 1980-е годы корейские женщины участвовали в профсоюзном движении и движении за демократизацию, феминистская повестка протеста была вторична по сравнению с требованиями демократизации режима и совершенствования трудового законодательства.
Действовавший тогда в стране военно-авторитарный режим стремился поддерживать конфуцианские семейные ценности и военизированную общественную систему, основанную на жесткой дисциплине, иерархии и доминировании мужчин как главных объектов военной мобилизации и производственной эксплуатации. Хотя в условиях жесткого авторитаризма и мужчины, и женщины находились в одинаково эксплуатируемом положении, мужчины в такой социальной организации являлись «несущим звеном». А потому для сохранения статуса-кво правительство создавало для мужчин разного рода социально-экономические преференции, ставя их в привилегированное положение по отношению к женщинам.
В 1987 году по стране прокатилась волна протестов, после которой была провозглашена программа реформ и прошли первые демократические выборы. Трансформация политического режима на рубеже 1980-1990-х годов вкупе с изменениями в социально-экономической организации общества и ростом политической активности женщин естественным образом вызвали всплеск женского движения и актуализировали вопросы гендерного равенства в политической сфере.
1990-е годы в Южной Корее стали рубежом в развитии феминистского движения и формировании гендерно-ориентированной социальной политики. Общество стало более восприимчиво к вопросам, о которых ранее можно было только тихо рассуждать. Теперь женские организации регулярно устраивали общественные кампании: требовали отменить «ходжу» и систему начисления отслужившим в армии мужчинам дополнительных баллов на экзаменах для госслужащих, ввести «женские» квоты на выборах с целью расширить представленность женщин в выборных органах. Оценив их активность, политические партии начали прислушиваться к требованиям феминисток и включать те или иные вопросы фемповестки в свои программы.
«Я служил, она училась»
Последние 20 лет приверженность принципам гендерного равенства — маркер прогрессивности политической партии и вместе с тем залог ее популярности среди женского электората в возрасте 20–40 лет. При поддержке партий и правительства выполнялись требования активисток. Но именно в этом некоторые углядели несправедливость по отношению к мужчинам.
В 1970–1990-е годы госслужба не пользовалась популярностью ни среди мужчин, ни среди женщин, но в последние годы ее престиж растет — служба обеспечивает бессрочный трудовой контракт, средний доход и достойную пенсию. Но если раньше отслужившие в армии мужчины при сдаче специального экзамена могли рассчитывать на дополнительные баллы, то теперь эту привилегию отменили. Служба в армии при этом осталась для мужчин обязательной. «Пока я два года служил, она готовилась к сдаче экзамена. Так чьи шансы на успех выше и причем тут гендерное равенство?» — рассуждают они.
Сразу после отмены системы консервативная партия Ханнарадан (Сэнуридан) пыталась возродить ее, предлагая соответствующие законопроекты в национальном парламенте, но безуспешно. Предоставление преференций мужчинам, даже отслужившим в армии, считается нарушением Конституции, гарантирующей равенство прав мужчин и женщин в различных сферах общественной жизни. В условиях растущей безработицы, особенно среди молодежи, отмена системы дополнительных баллов была воспринята как позитивная дискриминация и «обратный сексизм». Появились даже предложения сделать военнообязанными и женщин — для обеспечения подлинного гендерного равенства.
Цена #MeToo
В январе 2018 года прокурор Со Чжи Хён выложила во внутреннюю рабочую сеть открытое письмо, в котором рассказала о домогательствах со стороны своего начальника Ан Тхэ Гына, а затем выступила в эфире телеканала JTBC. Впервые тема харассмента широко обсуждалась в корейской прессе еще в 1993 году, когда профессор Сеульского Национального Университета был обвинен в домогательствах к ассистентке. Но если тогда «Дело ассистентки У» не вызвало широкого отклика в женском сообществе, то в условиях глобализации движения MeToo реакция оказалась совсем иной — Со Чжи Хён поддержали сотни корейских женщин, которые публиковали в социальных сетях истории с хештегом #MeToo.
Дело Ан Тхэ Гына спровоцировало волну скандалов с участием знаменитых актеров, режиссеров, политических деятелей. Малейшая огласка случаев сексуального домогательства приводила не просто к увольнению или административному взысканию, но к серьезной дискредитации. Учитывая, какое высокое значение корейское общество придает моральному облику, последнее было даже страшнее, чем первое. Так, летом 2020 года покончил с собой мэр Сеула Пак Вон Сун — перед этим секретарь обвинила его в том, что он присылал ей фотографии в нижнем белье и ночные сообщения «непристойного содержания». Пак Вон Сун поддерживал феминистское движение, при его участии в 2000-е годы в Корее были реализованы многие инициативы женских организаций. Поэтому обвинения в домогательствах, приведшие к его самоубийству, многим показались неадекватными.
MeToo усилило эмоциональное напряжение вокруг феминистского движения в южнокорейском обществе. Действия феминисток часто воспринимаются как агрессия против мужского пола. Ситуацию усугубляет ценностный конфликт между молодыми мужчинами, которые воспитывались в «стандартной корейской семье» (где мать занималась домохозяйством, ухаживала за детьми и мужем) и разделяют традиционные ценности, и женщинами, которые все чаще предпочитают не вступать в брак и в сексуальные отношения с мужчинами, настаивают на равных с ними правах при трудоустройстве, в оплате труда, при продвижении по карьерной лестнице. С точки зрения первых, феминизм — идеология, ведущая к неадекватному социальному поведению и требованиям последних.
Болезненные противоречия
На этот ценностный конфликт накладываются острые социально-экономические проблемы. Так, последние 10 лет в Южной Корее стабильно высокий процент занятых по срочному трудовому договору (до двух лет). Наиболее уязвимыми с этой точки зрения являются лица в возрасте 20–30 и 60–70 лет. Около 36% экономически активного населения не имеют регулярной занятости, что лишает их разного рода социальных льгот и финансовой стабильности.
Социально-экономические проблемы делают уязвимыми и мужчин, и женщин. Все они испытывают стресс в связи с безработицей, низкой оплатой труда, отсутствием возможностей для карьерного роста. Наложение ценностного конфликта и социально-экономической нестабильности порождает антифеминистские настроения среди части корейского общества. Тем, кто не чувствует себя защищенными, кажется, что, проводя политику гендерного равенства (например, установив гендерные квоты для политических партий в 2000 году, отменив в 2001-м систему дополнительных баллов для отслуживших в армии мужчин, а в 2007 году — систему «ходжу», создав министерство по делам семьи и женщин), правительство оказывает преференции женщинам.
При этом женщин, работающих на условиях срочного трудового контракта, значительно больше, чем мужчин (45% против 29,4%). К этому надо добавить разницу в оплате труда. В Сеуле средняя оплата труда в час у женщин на 5000 вон ($4,34) ниже, чем у мужчин. Количество женщин, зарабатывающих менее 2 млн вон ($1737,77) в месяц, — 44,2%, тогда как мужчин — только 17,3 %. В среднем по стране разрыв в заработной плате мужчин и женщин составляет 33%, за последние пять лет он сократился только на 5%. Мужчины работают в среднем больше на 13 часов в месяц, чем женщины. Зато женщины тратят больше времени на домашнюю работу. Кроме того, выше доля женщин среди жертв домашнего насилия.
Но хотя объективно количество женщин среди чиновников, судей, прокуроров, депутатов в разы меньше, чем мужчин, а их доходы ниже, у части южнокорейского общества складывается ощущение, что дискриминации подвергаются не женщины, а мужчины.