«У нас страна все-таки патриархальная». Юлия Снигирь о новом сериале Богомолова, работе с Соррентино и «классовом подходе» на съемках
Театральный режиссер Константин Богомолов снял для Start проект о расследовании дела «ангарского маньяка». В преддверии премьеры мы поговорили с исполнительницей главной роли Юлией Снигирь о разнице в работе киноактера в России и на Западе и о том, почему в сериале про преступление главным оказывается вовсе не криминальная история
20 августа на видеосервисе Start выходит новый сериал Константина Богомолова «Хороший человек», основанный на реальных событиях. В центре сюжета — женщина-следователь, которая расследует известное дело «ангарского маньяка», жертвой которого стали многие десятки женщин. Исполнительница главной роли Юлия Снигирь рассказала Forbes Woman, сложно ли психологически работать над проектом на такую тему и в чем главные различия российской и западной киноиндустрии.
В сериале «Хороший человек» вы играете одну из главных ролей — столичного следователя, который приезжает в провинциальный город, чтобы расследовать преступления «ангарского маньяка», убившего более 80 женщин. Чувствуется значительный контраст с вашими предыдущими ролями. Почему вас заинтересовал этот проект?
Я знакома с Константином Юрьевичем Богомоловым очень давно: я у него играла в спектакле «Лир. Комедия» в 2011 году, потом репетировала в спектакле «Три сестры», но не смогла дождаться премьеры, ушла немного раньше из-за занятости на других проектах. Поэтому мне было очень интересно с ним поработать в кино. Мне вообще кажется, что театральный режиссер в кино — это как минимум необычно, это нечасто встречается. Есть надежда, что в проекте будет более подробный разбор материала, не «киношный» подход, и это любопытно.
Мне показалось, что сценарий фильма очень хорошо написан. А дистанция между мной и персонажем минимальная. Я, честно сказать, больше люблю, когда есть дистанция, это нравится большинству артистов — нацепить на себя очки, переодеться в другую одежду и покривляться немножко.
Я раньше практиковала такие вещи: мне нравились парики, а на одних съемках я пыталась уговорить гримеров сделать себе нос, но не удалось. Так чувствуешь себя безопаснее, потому что тебе не надо копаться в своих фобиях и нажимать на свои болевые точки, достаточно просто испытывать эмпатию к персонажу и как-то ему сочувствовать.
Почему с этой ролью так не получилось?
Наша героиня — она такая же, как я: мы одного возраста, живем в наше время, я вполне могу так же одеваться, разговаривать, вести себя с мужчинами или родителями. Понятно, что я не следователь, я никогда не сталкивалась с серийными убийцами, но как характер она — вполне я. Есть в ней и сдержанность, и скрытность, которая мне свойственна. И это не очень приятно, потому что ты оказываешься голым на публике.
А Константин Юрьевич это любит, он очень точно находит типажи, я вижу это и по театральным его работам, и по кино. Он очень точно находит людей, которые подходят на роль, поэтому у нас даже в самых маленьких эпизодах снимаются очень хорошие артисты, а не случайные люди, как это, к сожалению, часто бывает в кино из-за нехватки времени и денег.
Богомолов умеет находить никому не известных актеров, которые могут быть известны в театральном мире, но широкий зритель их не знает. Например, его любимый театр — «Около дома Станиславского» Юрия Николаевича Погребничко. Там очень интересные артисты, они мало снимаются в кино, они странные, не похожие ни на кого. У них своя органика, манера исполнения, и Богомолов их любит и часто зовет в кино.
Насколько сложно для вас было играть следователя, который расследует убийства женщин? Не было ли страха погружаться в такую психологически сложную историю и не осталось ли внутренней травмы?
Изначально страх был, но, несмотря на то что было очень неприятно погружаться в это, я не чувствовала давления на психику. Для меня это все-таки психологическая история про страхи, внутренний мир, отношения с родителями, с мужчинами в большей степени, чем история про маньяка. Потому что на самом деле маньяк здесь — повод для того, чтобы подумать про все эти темы.
История в том, что непонятно, в какой момент моя героиня осознает, что человек, с которым она работает и который ей нравится, — маньяк. Еще один вопрос — нравится или не нравится, — там нет конкретных ответов. Это сделано умышленно, и это очень любопытный ход. Зритель должен сам понять для себя, как она относится к этому герою, в какой момент она понимает, что он преступник, что это для нее значит и так далее. Игры с сознанием здесь важнее, чем весь антураж преступления. Все это могло бы происходить и без убийств и трупов, просто здесь взяли крайнюю степень болезни человека и задали вопрос, а кто вообще болен, маньяк или следователь.
Вы знаете, в реальности жена этого маньяка, Попкова, сейчас замужем за следователем, который раскрыл его преступления. Пока он расследовал эту историю, они познакомились и поженились.
Ваш партнер по фильму, герой Никиты Ефремова, в одном из диалогов спрашивает, обидели ли вас мужчины. Почему, как вам кажется, когда женщина ведет себя независимо и самостоятельно, ей начинают намекать на неудавшуюся личную жизнь?
Да, так и есть. Я не сталкивалась напрямую с этим, но понимаю, что это очень распространенная позиция, и это про героиню абсолютно точно. В том смысле, что ей постоянно это предъявляют. Но у нее действительно не все хорошо складывается с мужчинами, есть обида на отца. В этом нет позиции режиссера, непонятно, на чьей он стороне, —каждый должен сам для себя решить, кто прав.
Если в Америке героини-женщины и истории, где в центре внимания — женщина, — довольно значимый тренд, то в России о тенденции пока говорить не приходится. Считаете ли вы, что «Хороший человек» по своей философии может быть отнесен к таким проектам?
Хотелось бы верить, потому что у нас страна все-таки патриархальная, и действительно, женских ролей очень мало. Не просто главных, — вообще ролей, которые не несут «поддерживающую» функцию главного героя, а являются самостоятельной единицей. Хотелось бы, чтобы эта тенденция развивалась. В Америке, действительно, очень много уделяется этому внимания, они выделяют так называемые квоты, чтобы обеспечить создание женского кино, а у нас с этим пока не очень. У нас принято говорить, что место женщины — у плиты, и это распространенная мужская позиция. Я считаю, что это должен быть личный выбор каждого человека, и если женщина принимает решение быть у плиты, то это ее право. К домохозяйкам я отношусь уважительно, по нескольким месяцам самоизоляции, которые я провела дома, могу сказать, что это очень сложно и что это большой труд. Другой вопрос, когда женщина работает, а от нее ждут исполнения домашних обязанностей, или когда тебе 30, а тебе говорят: «У тебя все еще нет ребенка, какой кошмар». Я считаю, что не у всех женщин должны быть дети, не все женщины должны уметь готовить.
Вы часто критически высказываетесь о своих ролях и стараетесь относиться к своему творчеству очень строго. Какая ваша любимая роль на сегодняшний момент?
В «Новом Папе» Соррентино. Это совершенно другая манера существования, противоположная той, что была в «Хорошем человеке». То, что было у Соррентино, можно сравнить с древнегреческой трагедией. Это очень острая форма существования, а в «Хорошем человеке» она максимально реалистичная, очень сдержанная и спокойная. И персонаж совсем другой, она очень много держит в себе, но ее можно растормошить, у нее есть больные точки, это отношения с родителями. Ее отец бьет мать, на ее глазах постоянно происходило насилие, соответственно, у нее осталось очень сложное отношение к мужчинам, более того, она, став следователем, посадила своего отца в тюрьму. И история начинается с того, что ее отец выходит из тюрьмы и мать его принимает обратно. Это, наверное, единственное, что может выбить ее из равновесия, в остальном она закаленный человек. Это не про дрожание губ, этот нерв, он настолько глубоко внутри, что я не знаю, как это будет выглядеть со стороны.
Как успешная актриса, работающая в России и на Западе, можете ли вы провести параллели, где работать комфортнее?
Есть момент, который меня очень беспокоит и заставляет думать о том, почему это происходит. В нашей стране очень развито ощущение «классового неравенства» — это очень болезненная тема, как мне кажется. Все-таки в Европе и в Америке, на мой взгляд, с этим лучше обстоят дела, например, официант в ресторане там не чувствует себя ущемленным, он может любить свою работу и быть довольным жизнью, а у нас у людей много комплексов, связанных с «непрезентабельной», на их взгляд, работой. И в кино у нас, если артист только начинает или работает в массовке, есть пренебрежительное отношение у группы к такому артисту. Мне кажется, что на Западе такого нет.
Например, я русская актриса, нахожусь на площадке иностранного проекта, кто я для них? Я для них не звезда, но я понимаю, что ко мне максимально уважительно относятся и очень внимательно, а у нас могут такое себе позволить! Мне кажется, это менталитет.
В России режиссер может болезненнее относиться к предложениям актрисы, чем к предложениям актера: если мужчина «умничает» и предлагает что-то — это одна история, а если женщина — совсем другая. У меня даже было такое, что я подговаривала мужчину-партнера сказать режиссеру мои предложения по работе, потому что он не воспримет, если это скажу я.
А чем отличается режиссерский подход у Соррентино и Богомолова?
Они совсем разные, но их объединяет чувство юмора, причем довольно резкое. Соррентино — человек более эмоциональный, он итальянец и любит яркие формы, а Богомолов, судя по «Содержанкам» и «Хорошему человеку», выступает за реалистичность, сдержанность. У него, кстати, на площадке строгая дисциплина, там принято так, что вся группа заряжена общим результатом, и они очень хотят, чтобы было хорошее кино, они в это верят. В России не всегда так бывает, и можно понять почему. Это не потому, что люди плохие: часто что-то не получается, и люди начинают относиться к работе без включения «мне сказали — я сделал», не думая о результате.
Есть ли разница в требованиях кастинг-директоров на Западе и у нас?
Я сейчас участвую в марафоне, в течение которого 21 день надо записывать пробы на английском языке. Я знаю, что многие российские коллеги очень ругаются из-за этого: во время самоизоляции актеров просили записывать пробы, и на Facebook у меня было огромное количество недовольных из-за этого артистов. Я их понимаю, у нас просто нет этой культуры, и это ведь отдельный очень специфический формат. В Америке и в Европе это принято, там не так избалованы, что ли, артисты, они понимают, что это работа и ее нужно сделать. Меньше гонора — этому меня научил Лос-Анджелес. Да, ты наравне со всеми записываешь пробы, и я к этому отношусь спокойно.
Я сейчас снималась, в перерывах между съемками учила текст, а в обеденный перерыв записывала в вагончике пробы. Это очень классная тренировка, ее организовал кастинг-директор, который работает в Америке и в Европе, и он набирает на своем сайте закрытую группу актеров со всего мира, и они выкладывают туда свои «самопробы» и обсуждают между собой. К пробам есть требования — формат, фон, звук, нужно выучить текст.
У нас к пробам тоже есть требования, но у нас ленивее артисты. Про избалованность, наверное, говорить сложно, там эта профессия намного более оплачиваема, а у нас есть много актеров, которые работают исключительно в театре и получают очень небольшие деньги.
Какие проекты у вас планируются в ближайшее время?
У меня начинаются съемки у Валерия Фокина (снова театральный режиссер в кино), он будет снимать по книге своего сына — там фантастическая история. Еще я буду сниматься у дебютанта, молодого грузинского режиссера Ладо Кватания, фильм будет называться «Казнь», его продюсирует компания Ильи Стюарта «Хайп». В следующем году Саша Котт будет снимать «Чука и Гека», музыкальный фильм, мне кажется, что это очень классная идея. Я буду играть маму Чука и Гека.
Как вы пережили карантин? Была ли возможность продолжать какие-то проекты или наступил вынужденный простой, как занимали освободившееся время?
Я занималась спортом и готовила, как и все, мне кажется. Я где-то недавно прочла шутку, где пользователей социальных сетей просят перестать публиковать рецепт бананового хлеба, и долго хохотала, потому что банановый хлеб стал символом карантина, его все готовили. Я тоже в этом направлении много всего делала и устала, это не мой образ жизни совершенно. А проектов в этот период не было никаких.
Как вы думаете, что нужно российскому кино для того, чтобы голоса и истории женщин были услышаны и на них обратили большее внимание, чем сейчас?
Видимо, сценаристы должны включить фантазию и начать писать фантастические женские роли, они потихоньку появляются. Сейчас вышли «Чики», сериал «Надежда» с Викой Исаковой. Если это будут интересные роли, интеллектуальные, хорошо написанные, на них обратят внимание зрители.
Я фанат сериала «Чики», я проглотила 8 серий, это потрясающая работа всех. С Ирой Горбачевой я училась в Щукинском училище и дружила. Я на нее обратила внимание на вступительных испытаниях, и сразу поняла, что она будет звездой. А остальных девчонок не знала, и они все, конечно, волшебные. Вообще сериал очень необычный во всех отношениях: какая там музыка, как смонтирован, там есть очень смелые вещи, которые не свойственны нашим сериалам. Причем там такой тонкий лед, что еще чуть-чуть, и было бы ужасно, эта опасная игра мне очень нравится.
Фото: Елена Медведева
- «Ты, женщина, знай свое место!». Ирина Горбачева о сериале «Чики», отношении к проституции, жизни в провинции и отмене карантина
- «У нас прирост на 400%». Как «Кинопоиск», IVI, Start и Premier подняли бизнес во время пандемии
- «Вирус загнал нас в подвал, как героев фильма «Паразиты»: женщины о том, как делать кино в разгар эпидемии