Юлия Мандельблат : «Многие считают диагноз «рак» синонимом «я умер»

Юлия Мандельблат в 14-летнем возрасте вместе с родителями эмигрировала в США. Окончила Научный Колледж Нью-Йоркского Университета (NYU) с отличием, прошла обучение в Медицинской школе Университета штата Нью-Йорк, с 2004 года работала в North Shore University Hospital, имеет тройную специализацию по терапии, гематологии и онкологии. 42 года, растит сына и дочь.

Вы получили образование и работали в США, а сейчас работаете в России. Это дань уважения родине, возможность показать здесь новейшие методы лечения или что?

Оказавшись в России по частному поводу в 2010 году, я проконсультировала гематологического пациента, и затем, по своей американской привычке, набрала телефон его терапевта, чтобы объяснить ему мои назначения. Терапевтом оказался Евгений Аветисов, нынешний медицинский директор ЕМС. После обсуждения пациента, он пригласил меня в клинику.

После знакомства c EMC у меня появилось понимание, как много я могу сделать здесь, в этой команде, объединившей специалистов из разных стран — Франции, США, Израиля, обладающих колоссальным опытом в своей области. На тот момент в России никто не занимался частной онкологией, кроме нас.

В составе вашего института есть и Клиника лечения рака молочной железы. Способствовал ли, по-вашему, громкий пример Анджелины Джоли (актрисе провели двойную мастэктомию и удалили яичники) образовательному процессу потенциальных клиентов таких клиник?

Это очень распространенное заболевание, и у нас много пациенток, в том числе и до 30 лет. К нам приходят как беременные женщины с раком груди, так и молодые, не планирующие пока рожать детей, но желающие сохранить фертильность.

Пациентки всегда интересуются жизнью знаменитостей. Поэтому я положительно отношусь, когда Анджелина Джоли и другие знаменитости делятся своими историями. Так, например, еще в 2000 году американской журналистке Кэти Курик в прямом ТВ-эфире была проведена колоноскопия. После этого многие проверились на рак кишечника. Знаменитости привлекли внимание общества и показали, что такие процедуры нормальны. Многим женщинам такие примеры помогают побороть страх, если они или их родственники проходили через подобные диагнозы.

Но в случае с Джоли далеко не все статьи освещали тот немаловажный факт, что у нее была обнаружена мутация гена BRCA, что существенно повышает риск рака молочной железы. В то время как у большинства пациенток нет мутации этого гена. Но они приходили к хирургу и буквально требовали удалить им обе груди так, что врач уже не мог их отговорить. И тут есть ответственность прессы в том, чтобы правильно освещать медицинскую информацию.

Онкологический диагноз одного человека отражается на всей семье.

Бывает так, что, узнав диагноз, пациент в состоянии стресса и шока выходит из кабинета  врача и перестает что-либо делать. Важно ,чтобы присутствующие на консультации члены семьи потом со стороны наблюдали за пациентом и вовремя обратились при необходимости к врачу.

Врач, в таком случае уже не только онколог, но и психолог.

Очень многие люди считают диагноз «рак» синонимом «я умер». И вообще в обществе есть коллективный страх перед диагнозом «онкология», он просто накрывает многих людей, и я вижу этот страх. Конечно, как врач, я должна иметь в голове план его лечения. Но еще очень важно, когда пациент понимает, что я эмоционально от него не отдаляюсь, он не чувствует, что бороться ему придется в одиночестве.

Другие врачи вынуждены быть эмоционально закрытыми, жалуясь на выгорание. Тут не до эмпатии ….

Эмпатия — это то чувство, которое врачу следует развивать в первую очередь. Выгорание как раз наступает, если эмпатию не развивать. Выгораешь, когда отгораживаешься.

Как сам врач выстраивает свои  границы, чтобы его жизнь не превратилось в вечное «консультирование»?

Каждый должен решать вопросы в рамках своей компетенции, и мы это объясняем пациенту. Поэтому большинство административных вопросов легко решается через ассистента. При этом пациент всегда знает: если он позвонит моим ассистентам и скажет слово «срочно», они «достанут» меня из любого города.

Как вы находите баланс между работой и семьей?

У меня были периоды, когда я работала с 6 утра до 1 часа ночи, и сейчас случаются дни, когда я прихожу к 8 утра и ухожу в 10 вечера. Зато в какой-то другой день я уделяю время семье. Когда у моей дочери концерт, где она играет принцессу, я всегда выберу концерт. Смысл в том, чтобы расставлять приоритеты ежедневно.

Как супруг относится к подобному распорядку работы?

Мой муж финансист, но как и любой человек, выросший на территории СССР, он очень любит давать медицинские советы. Поэтому мы с ним договорились, что если он не будет давать медицинских советов, то я не буду рассказывать, как правильно выдавать кредиты. И через несколько лет в нашей семью я получила монополию на выдачу медицинских рекомендаций.

Как институт онкологии изменился за то время, пока вы им руководите?

В частности, мы организовали Клинику лечения рака молочной железы, начали первыми широко применять биопсию сторожевого лимфоузла, что позволяет нашим пациенткам избежать такого тяжелого осложнения, как лимфедема – отек руки после операции. Процент органосохраняющих операций в нашей клинике сопоставим с показателями ведущих мировых центров по лечению рака груди. Мы первыми в России начали применять интраоперационную лучевую терапию при раке молочной железы, что дает возможность провести необходимую лучевую терапию за один сеанс.

У нас есть собственное отделение ПЭТ/КТ, что позволяет нам коллегиально  оценивать результаты ПЭТ/КТ на месте, в реальном времени. Это абсолютно необходимо, поскольку  описание на бумаге не передает полную клиническую картину, особенно в контексте современной онкологии, когда мы используем новейшие препараты химиотерапии  и иммунотерапии и контролируем их эффективность для конкретного пациента. Кроме того мы сами производим радиофармпрепараты для ПЭТ и можем быть уверены в точности исследований. Сегодня мы можем предложить пациентам любой из современных методов лечения рака, и им не нужно для проведения лечения ездить за границу.

В вашей клинике общее решение о лечении пациента принимает консилиум врачей. Почему это не личная консультация онколога?

Сегодня многие клиники декларируют мультидисциплинарный подход, но на деле это просто короткий разговор по телефону или на бегу в коридоре. Tumor board, каким он должен быть на самом деле – это когда все специалисты, участвующие в лечении, физически присутствуют в одном кабинете, и каждый случай рассматривается детально. Это гарантия того, что первый специалист, к которому попадет пациент, хирург, химиотерапевт или лучевой терапевт, не использует «правило первого захвата», и пациент получит лучший из возможных вариантов лечения. Например, это возможность применить новейшие методы лечения рака прямой кишки, которые иногда позволяют лечить пациента только химиолучевой терапией без хирургического вмешательства.

И конечно, важно, из кого состоит консилиум. В EMC это врачи с многолетним опытом стажировок и работы в ведущих клиниках мира. Я бы не могла применять новейшие знания и данные клинических исследований, если бы не была уверена в том, что мой коллега Нидаль Салим проводит фантастически точную лучевую терапию в самых уязвимых анатомических  участках, и в том, что пациент не получит никаких побочных эффектов. Или профессор Либсон, который до EMC 40 лет работал в Израиле, и который может взять биопсию из таких труднодоступных участков, что в любой другой клинике пациент был бы отправлен сразу на операцию.

Каково это – женщине строить карьеру в такой сложной области, как онкология? У вас существуют программы гендерной диверсификации?

Я, действительно, считаю это проблемой. Женщины занимают меньше руководящих позиций в любой отрасли в любой стране, включая Россию и США. Не секрет, что зачастую за ту же самую работу женщины получают меньшую компенсацию, чем мужчины.

Думаю, женщинам самим нужно быть проактивными и показывать, что они желают таких должностей, и номинироваться на такие должности  более активно. Но и руководителям нужно понимать, что у женщин есть особые качества, которые они могут привнести на руководящую должность. Есть деятельности, которые женщины делают не хуже мужчин, а может быть и лучше. Во-первых,  мы умеем слушать. Во-вторых, учитывая, что женщина всегда выступает организатором большинства семейных дел, мы становимся экспертами в очень многих вопросах. И, в, третьих,  многозадачность — это то, что у женщин получается потрясающе.

Три правила, чтобы следить за здоровьем своим и своей семьи.

Вовремя проходить рекомендованные для вашего возраста чек-апы. Во-вторых, не делать чек-апы чаще, чем требуется. И включать в свою жизнь больше физической подвижности и здоровую диету.