В начале недели в одной из гонконгских газет появилось интервью Франсуа-Анри Пино, главы группы Pinault-Printemps-Redoute (PPR, компании принадлежат, в частности, марки Gucci, Yves Saint Laurent, Stella McCartney, Alexander McQueen), в котором он заявил о намерении приобрести китайский бренд одежды, чтобы усилить присутствие на рынке Китая. Переговоры по этому вопросу уже ведутся. На первый взгляд, в этой новости нет ничего необычного — лишь капля в море бесконечных слияний и поглощений. Тем более что среди ключевых игроков люкса подобное событие (покупка китайского бренда одежды) далеко не первое. Так, Hermes владеет основанным в 2008 году lifestyle-брендом Shang Xia, под этой маркой выпускается широкая линейка продуктов — от товаров для дома до одежды. За 10 лет до этого Richemont инвестировал в бренд Shanghai Tang. А в начале 2012 года появилась информация о том, что концерн LVMH приобретает 10% в китайской марке Ochirly. Получается, что среди люксовых гигантов PPR был последним бастионом вне Китая, который, судя по всему, вскоре тоже падет.
Очень хочется вспомнить заявления, которые делали топ-менеджеры вышеназванных компаний ранее. Люкс, говорили они, это не просто утонченная роскошь, внимание к деталям и непревзойденное качество, это еще и непременно высокая цена, богатое наследие, традиции, уникальное ДНК марки и редкость. Зачем же тогда они покупают производителей китайской одежды?
О влиянии рынков Китая и его товарищей по BRIC — России, Индии, Бразилии — на деятельность люксовых брендов говорят уже давно. Не так давно люксовые игроки приняли решение поднять цены на европейском рынке, чтобы сгладить замедление роста продаж в Азии. Наверняка судьба не раз сталкивала вас с этими любознательными китайскими потребителями в Париже или Милане, где они слезно просили русского брата зайти в Chanel и купить им еще одну сумочку. Ведь им в люксовых магазинах «больше килограмма в руки не дают». Зато китайским, индийским и даже казахским компаниям удается весьма успешно покупать целые модные дома: Sonia Rykiel, Vionnet, Escada, Delvaux, Aquascutum, Cerruti, St Dupont — лишь несколько примеров удачных приобретений последних лет.
Несколько лет назад одна из исследовательских компаний, занимающихся глобальным маркетингом, проводила исследование, чтобы разгадать, наконец-то, формулу люкса. Оказалось, что потребители воспринимают априори как люксовые бренды из Старого Света, а вот поверить в то, что американские и уж тем более азиатские марки могут иметь ту самую люксовую ДНК, большинству опрошенных было гораздо сложнее. Игроки люксового рынка активно поддерживали эту идею. LVMH прошлой осенью даже провели «дни открытых дверей» в мастерских своих брендов, расположенных в Европе. Отстояв огромные очереди, можно было посмотреть, как делают haute couture Givenchy, Dior, как вручную изготавливают подошвы легендарных Berluti и даже спуститься в погреба Moet & Chandon.
Но на прошлой неделе в бразильском Сан-Паулу при скоплении 70 000 человек открылся очередной молл Iguatemi Group, где в составе арендаторов люксовые Van Cleef & Arpels, Lanvin, Prada и Chanel дружно уживаются с Adidas, Lacoste, Topshop и Zara. В городе, где проживает почти четверть всего населения Бразилии, — 29 000 долларовых миллионеров, и у люксовых брендов, видимо, есть дела поважнее, чем размышления о ДНК. В это же время в Париже во время недели haute couture свою первую коллекцию показала русский it-дизайнер Ульяна Сергеенко. В первом ряду — главные лица индустрии, в отчетах критиков — удивление на тему того, что в России тоже, оказывается, осталось кое-какое наследие. Так получается, что появление люксового бренда все-таки возможно и за пределами ЕС, например в России или Китае? А может быть, вообще активно продвигавшиеся в 1990-е по просторам нашей страны азиатские Adibas и Chanelle были гостями из будущего? Лучше ничему не удивляться, ведь какие бы споры ни шли вокруг настоящего люкса, правда всегда одна. Люкс — это бизнес.