Потомственный москвич искренне увлечен исследованием повседневной жизни столицы первой трети XX века и считает, что в истории этого периода еще немало белых пятен.
Владимир Руга — в прошлом бизнесмен, журналист и деятель политпиара, ставший известным благодаря ряду профессионально проведенных избирательных марафонов в постперестроечной России и участию в победной президентской кампании в Казахстане. Сейчас он занимает пост вице-президента по внешним коммуникациям УК Магнитогорского металлургического комбината и увлечен хобби, требующим таланта и внутренней дисциплины: Руга пишет книги.
От детективов к non-fiction
«В начале 1990-х я работал как журналист в Агентстве печати «Новости», в «Вечерней Москве», — рассказывает Владимир. — Мы с коллегой так активно трудились, что в бухгалтерии нас просили приходить за гонорарами последними: конверты с деньгами не пролезали в окошко кассы, и было неловко перед другими сотрудниками. Меня бы и дальше все устраивало, если бы не проблемы в экономике страны».
Когда журналистика утратила материальную привлекательность, Владимир создал собственный вполне успешнй бизнес в новой тогда сфере PR. Но работа в больших корпорациях манила другим масштабом и возможностями. В 1997 году Руга возглавил департамент общественных связей «Сибнефти», с 2003 года занимался пиаром для компании ТНК-BP, последние несколько лет работает на Магнитогорский металлургический комбинат.
Писательская деятельность выросла из журналистики и интереса к истории. «Когда учился на вечернем в пединституте, подружился с преподавателем кафедры истории Андреем Кокоревым, — рассказывает Руга. — Обоим был любопытен период первой трети XX века. Андрей находил интересные материалы в архивах, я их литературно обрабатывал. Мой юношеский задор, помноженный на профессионализм соавтора, породил множество хороших публикаций. Лет на восемь мы расстались, потом случайно встретились и решили продолжить то, что когда-то хорошо получалось».
Вначале появилось два исторических детектива: «Гибель «Демократии» и «Золото кайзера». Когда стало ясно, что «лавры Акунина не грозят», было решено уйти в узкую, но гораздо более интересную обоим область — исследовать повседневную жизнь Москвы.
Страсть по наследству
Эта жизнь складывается из сотни обычных деталей, которые приобретают значение лишь спустя десятилетия. Взгляду соавторов интересным казалось все: как выглядели улицы Москвы, как обставляли квартиры люди различных сословий, кто какую музыку слушал и во что одевался, как проводили вечера. «Книги Гиляровского — это личное эмоциональное наблюдение, — говорит Руга, — нам же было интересно собрать и систематизировать материалы архивов, газетные публикации и рассказы очевидцев, например моих бабушек и дедушек, которые были москвичами и жили активной жизнью».
Именно семейные традиции когда-то пробудили интерес Владимира к повседневному быту. За накрытым столом собиралось по 30–40 человек, звучали песни Лещенко, Шульженко, Утесова, гости рассказывали истории. «Один из моих дедушек — герой революции, руководитель Торгсина, отлично описанного Булгаковым в «Мастере и Маргарите», — рассказывает Владимир. — Он прошел лагеря, войну, пережил следующие непростые годы… Иногда думаю: как можно было это выдержать и не потерять рассудок? Дед по отцу — с Алтая, он рассказывал, что в детстве прислуживал в церкви и таскал копеечки с тарелки, куда собирали деньги на храм. Уже став взрослым, я узнал, что дед недоговаривал: прадед был священником, его расстреляли».
Непростую эпоху, объект своего внимания, соавторы разделили на три больших периода, посвятив каждому по книге. Первая охватывает время от начала века до Первой мировой войны, вторая — 1914–1917 годы, третья — время нэпа. Это любимый период Руги, чем-то напоминающий «лихие 90-е»: кто-то хотел успеть разбогатеть и срочно искал возможность «приобрести» аристократические корни, кто-то пытался выжить. И все это на фоне «разрухи в умах, душах, домах и жизнях». Четвертая книга «Московский городовой, или Очерки уличной жизни» родилась «из доработанных остатков» и погружает в мир обер-полицмейстеров, будочников, приставов и околоточных. Исторические анекдоты, рисунки и фоторяд с подписями типа «Взятие одним человеком с улицы пьяного» придают ей особый шарм.
«Психология человека меня интересует в меньшей степени, — говорит Руга. — Не так много изменилось в этом плане. А вот среда другая. Одно дело, когда рано утром по улицам ездили золотари и с шелестом листьев и церковным звоном людей встречали запахи, весьма далекие от благовоний, и другое — когда в городе появились канализации. Кардинальные изменения в жизнь людей внесли водопровод, электричество, автомобили, бытовая техника».
Возможно, однажды появится написанная в соавторстве книга по истории технических устройств, существование которых для нас сегодня абсолютно естественно.
Расставляя акценты
В информации об авторах на обложках книг первой характеристикой значится «москвич», что помимо факта рождения в столице означает определенную степень интеллигентности и принадлежность устоявшимся традициям жизни в мегаполисе. «Кичиться тем, что я москвич, глупо, — говорит Руга. — Другое дело, что я действительно люблю свой город. Москва сегодня говорит с акцентом, и это печально. Раньше столица «перековывала» тех, кто в нее приезжал: успех и потенциал роста зависел от образованности человека, его воспитания. Сейчас этой зависимости, увы, нет».
Как у каждого москвича, у Владимира есть любимые места в городе. Руга вырос в районе Песчаных, его детство фактически прошло на стадионе ЦСКА. Впервые на футбольный матч его привела мама, которую в свое время привел на стадион ее отец. Наследственная любовь к «армейцам» и спортивный азарт уживаются в Руге со страстью к путешествиям, чтению и увлечению антиквариатом.
Вот уже лет 10 он собирает картины Ивана Владимирова, одного из последних передвижников. Его бытовые зарисовки времени нэпа полны юмора и любви к жизни. Руга издал блокадные дневники художника и в ближайший год собирается организовать две выставки его картин. Среди других антикварных находок — коллекция старинных граммофонов и головных уборов, которыми забиты шкафы на чердаке загородного дома. Но любовь к жизни за городом год от года тает. «Если бы я был только писателем, с удовольствием жил бы в своем доме, — говорит Владимир, — но нет никакого желания стоять в пробках по полтора часа, поэтому я почти перебрался обратно в город».
Литературу он считает отличным хобби, утверждая, что зарабатывать этим могут в нашей стране всего 5–10 человек. К тому же быть только лишь писателем ему было бы скучно. Пишет чаще всего по ночам, когда есть настроение, не подгоняя себя ни сроками, ни обязательствами. Говорит, что отлично пишется на отдыхе — и быстрее, чем в любое другое время.
Что читает? «Я всеяден, читаю даже детективы, если они хорошо написаны. Не брать же с собой на пляж «Воспоминания барона Маннергейма», — шутит Владимир. — Но найти хорошую книгу — часто дело удачи, хотя это легче, чем обнаружить стоящий спектакль». Читает он в основном в самолетах и на отдыхе, куда до появления айпада привозил по полчемодана книг. К техническим новшествам совершенно равнодушен. Ценит человеческое общение «вживую», поэтому вместо новомодных смартфонов пользуется простыми моделями Nokia. «Но достижения цивилизации неоценимы в плане доступности информации, — уточняет Владимир. — Недавно на YouTube нашел концерт ансамбля «Березка» 1962 года и увидел, как танцевала моя мама, когда ей было двадцать».
К своей писательской деятельности относится с изрядной долей иронии, отвергая при этом обвинения в превратной интерпретации истории. «Мы всего лишь аккуратно собираем факты, — говорит он, — и не претендуем на высокую художественность. Это книги на любителя, познавательный ликбез, которого достаточно, чтобы составить представление, как жили люди в прошлом — далеком и не очень».