Игорь Вайн: «Россия осталась на радарах международных инвесторов, но временно потеряла свое значение»

Инвестиционный банк «Ренессанс Капитал» двигается в русле российской внешней политики — он собирается работать в Иране и закрывает офис в Турции. Банк, в спасение которого Михаил Прохоров вложил миллиард долларов, вернет вложенные средства нескоро — его прибыль растет лишь благодаря сокращению расходов. О доходах и планах в Китае и на Ближнем Востоке рассказал председатель правления банка «Ренессанс Капитал» Игорь Вайн.   

— Российский рынок был основным для «Ренессанс Капитала». Это по-прежнему так? 

Россия по-прежнему остается одним из основных рынков — в этом году он принес 75% комиссионного дохода.  Совершенно очевидно, что Россия осталась на радарах и международных инвесторов, но временно потеряла свое значение, стала периферией. Из-за недостатка и высокой стоимости финансирования у российских инвесторов так же небольшой интерес к портфельным инвестициям.  Ситуация на рынке к ним не располагает — индекс РТС «провисает» примерно в одном диапазоне, доходности облигаций постепенно снижаются.  

— Как это отразилось на ваших финансовых показателях?

Второе полугодие 2015 года еще предстоит закончить, но оно было очень сложным. За первое полугодие чистая прибыль компании выросла почти на 21% и достигла $10,5 млн против $8,7 млн в первом полугодии прошлого года.

— За счет чего удалось получить прибыль?

Контроль за расходами по-прежнему остается одной из главных наших задач. В первом полугодии мы сократили расходы на 25% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. Кроме того, весь год мы находимся в постоянной динамике и считаем такой подход единственно правильным в текущих условиях.

Любой кризис открывает перспективы, поэтому мы максимально используем свою географическую диверсификацию для получения прибыли.

— Какие расходы вы сократили? Можно было бы рассчитывать на прибыль без этого?

Не думаю, что была бы прибыль.  Мы сократили расходы на персонал, а также административные издержки на 18%. Кроме этого, мы сокращали арендные площади офисов. Сейчас, например, закрываем офис в Турции.

— Почему?

Решение открыть там офис было принято до моего прихода (в конце 2012 года).  Бизнес развивался: хорошая аналитика, появились клиенты, торговавшие акциями. Но, взглянув на ситуацию шире, мы спросили себя, сможем ли мы предоставлять там услуги кроме торговли акциями? Так исторически сложилось, что турецкий рынок перенасыщен брокерами, существует жесткий демпинг за комиссионные. Мы решили закрыть офис, но будем работать с регионом Турции из Дубая и Лондона.

— От прежних владельцев у вас оставался непрофильный аграрный актив Agland на Украине? Продали ли вы его?

К настоящему моменту наш актив «Украинские аграрные инвестиции» не продан, и мы не видим необходимости принудительной и быстрой его продажи. Бизнес рентабелен, самодостаточен, развивается и демонстрирует положительные финансовые результаты.

— В прошлом году вы были должны $325 млн через выпуск еврооблигаций. Погасили ли вы его?

Основной объем еврооблигаций был погашен компанией в апреле 2014 года, при этом часть мы выкупили с рынка, когда сочли ценовые уровни привлекательными. Объем непогашенных еврооблигаций, размещенных на рынке на данный момент, составляет чуть более $40 млн.

— В последнее время вы много внимания уделяете регионам Ближнего Востока и Северной Африки, почему?

У нас нет сомнений, что интерес к российскому рынку вернется. Но, когда и как стремительно наступит этот момент, никто не знает. Мы решили не ждать, надеясь на удачу, а использовать это время прагматично — для строительства бизнеса. За последний год я четыре раза был в Иране. Пока мы не имеем права делать там сделки (из-за того, что санкции не сняты. — Forbes), но есть большой клиентский интерес. С большой вероятностью санкции с Ирана будут сняты в первом квартале 2016 года. Мы изучаем экономику Ирана, чтобы, когда это произойдет, максимально быстро начать бизнес в этой стране.

— Какие сектора экономики Ирана интересны?

Банковский сектор, как в любой стране, где происходит открытие границ. Потребительский сектор — иранский рынок долгое время был замкнутым, очень развит малый бизнес, в стране сотни тысяч небольших лавочек. Однозначно, в стране появятся крупные ритейловые сети. Интересна инфраструктура — в стране старые мосты, коммуникации, при этом у всех есть смартфоны. Все это потребует финансирования через рынки капитала.

— Насколько сильным может быть интерес к Ирану после снятия санкций?

Это не будет бум, как в России 20 лет назад, рыночная экономика в Иране более развита. Наверняка будет разработана программа приватизации ряда секторов, но это не будет ваучерной приватизацией России 1990-х.

— Как падение цен на нефть повлияло на бизнес в этом регионе?

Из нашего дубайского офиса мы торгуем акциями в девяти странах региона, из-за падения цен рынок остыл — торговые обороты упали на 75%.

— Есть сделки в этом регионе?

У нас готовятся сделки по акционерному и долговому капиталу в Объединенных Арабских Эмиратах и Египте.

— За последние два года вы не провели ни одной сделки по размещению акций в России. В каких странах вы находите замену?

Мы заметили потепление отношений с Грузией. За два года мы сделали там шесть сделок. Размещаем акции африканских компаний. Объемы этих сделок небольшие, но среди них были очень успешные.  Например, на акции компании Crystal Telecom в Руанде была переподписка 123%.

— Собираетесь ли вы расширять присутствие в Африке?

Да, мы открываем еще один офис в Кейптауне. Ситуация в Южной Африке и Нигерии из-за низких цен на нефть непростая, но на этих рынках очень развита индустрия институциональных инвесторов, мы с ними работаем.  В прошлом году мы впервые увидели значительный интерес со стороны институциональных инвесторов из Южной Африки к российскому рынку, и они сохраняют этот интерес по сей день. В этом году нигерийские клиенты покупали облигации российских эмитентов, но это, конечно, пока исключение из правил.

— Как вы открываете новые направления при сокращении расходов на персонал?

Мы располагаем штатом профессионалов с большим опытом работы на перспективных для нас рынках. Вместе с тем мы привлекаем и молодых специалистов через программу набора студентов. Те из них, кто показывает наиболее успешные результаты, потом остаются работать в штате. Это осмысленная и управляемая смена поколений.

— Разворот на азиатские рынки был обсуждаемой темой последних лет. Видите ли вы перспективы для себя на этом рынке?

Мы видим, что интерес китайских инвесторов как частных, так и государственных в российских активах значителен. Кто-то должен быть их проводником? Более того, Китай очень активен в Африке. Это пересекается с теми рынками, на которых мы уже работаем. Мы относимся очень серьезно и к китайской инициативе нового Шелкового пути. (В начале 2015 года Китай сформировал фонд Шелкового пути объемом $40 млрд  для финансирования масштабных инфраструктурных проектов в Евразии и Азиатско-Тихоокеанском регионе. —  Forbes.)

— Собираетесь ли вы открывать отдельный офис в Китае?

Открытие отдельного офиса мы не обсуждаем. Недавно я посещал Шанхай, Гонконг.  Этот рынок очень сложный, и самостоятельно развитие на нем с нуля поставило бы нас в роль «догоняющих». Перспективным я вижу поиск партнера среди местных игроков. Такая модель может иметь добавочную стоимость для нас и клиентов.

— Каков ваш прогноз по развитию российской экономики на следующий год?

Наш взгляд консервативен — готовься к худшему, но рассчитывай на лучшее. Мы можем рассчитывать на некоторую стабилизацию в российской экономике при условии, если падение цен на нефть до текущих уровней не будет долгосрочным и цена поднимется хотя бы до $50 за баррель. Но быстрое восстановление после кризиса возможно, только если будут проведены существенные экономические реформы. Чем выше экономическая мощь страны, тем сильнее ее геополитическая позиция, и тем проще ей проводить свою политику со странами, вовлеченными в экономические отношения с ней, не опираясь только на военную мощь.