"Падение цен на нефть и санкции — позитивные факторы для долгосрочного развития экономики"
— Как ваши инвесторы относятся к тому, что происходит в России и на ее финансовом рынке?
Майкл Калви: Мы постоянно разговариваем с ними и они нас поддерживают. Особенность фонда прямых инвестиций в том, что мы не собираем его каждый год. Сейчас инвестируется наш пятый фонд, который был собран в 2012 году. Необходимость собирать новый фонд у нас появится только в 2017 или 2018 году.
— Как на сегодня выглядит структура инвесторов?
М.К.: У нас около 50 крупных инвесторов, в том числе крупные пенсионные фонды. В нынешнем пятом фонде где-то треть инвесторов из США, треть из Европы, еще треть из Азии и арабского мира. Последняя группа, думаю, продолжит расти.
— Смена фокуса на азиатских и ближневосточных инвесторов — это прямое следствие санкций в отношении России?
М.К.: Мы ожидаем, что наши американские и европейские инвесторы буду продолжать инвестировать вместе с нами, однако сумма инвестиций будет меньше. Вместе с тем, возрастает интерес со стороны новых азиатских и арабских инвесторов, которые ранее не инвестировали в России. А их интерес к России может компенсировать снижение активности американских и европейских инвесторов.
— Никто не пытался срочно уйти от вас?
Елена Ивашенцева: Наши фонды очень долгосрочные, быстрых изменений не происходит. Американские и европейские инвесторы наших фондов стабильны. Они хорошо относятся к команде и ее результатам.
М.К.: Иногда у наших инвесторов появляется желание продать свою долю, в то же время, обычно много претендентов, готовых ее выкупить.
— Что изменилось для фонда после Крыма и украинских событий?
Е.И.: С моей точки зрения, девальвация, падение цен на нефть плюс санкции — это очень позитивные факторы для долгосрочного развития экономики. В России из-за сырьевой зависимости отсутствовала необходимость ее реформировать. Слабый рубль стимулирует развитие внутренней экономики, не только путем роста экспорта и падения импорта, но и через повышение конкурентоспособности российских компаний. Продовольственные санкции привели к росту инвестиций в сельское хозяйство — от теплиц до производства продуктов питания.
М.К.: Санкции прямо не влияют на фонд или наши портфельные компании. Основным следствием санкций является возросшее чувство риска у многих иностранных инвесторов для вложений в России. Из-за этого нашему фонду сложнее выходить из портфельной компаний через IPO или собирать капитал для фондов. Но плюсом для нас является то, что конкурентов при новых инвестициях меньше. Я думаю, что ситуация немного стабилизировалась, и появится интерес к российскому рынку, особенно, на фоне рекордно низких ставок в мире.
— Как влияют на интерес инвесторов к фондам private equity снижение ставок в ЕС и США?
М.К.: Рекордно низкие ставки на бонды и банковские депозиты влияют на инвестиционные решения во всем мире. Вложения в развивающиеся страны в последние годы происходили с большой осторожностью из-за риска девальвации валют. Вложения инвесторов в Бразилию, Индию и Россию в долларах сильно упали. Хотя в последние полгода, после стабилизации курсов, инвесторы ищут новые активы на развивающихся рынках. В США покупают мексиканские или бразильские бонды по супернизкой ставке. Если ставки будут оставаться низкими, в конце концов появятся и вложения в акции, и прямые инвестиции, но это будет, наверное, через год или два.
— Как Россия выглядит для инвесторов на фоне других стран?
М.К.: Если объективно смотреть на цифры, то Россия выглядит стабильнее, чем другие крупные производители нефти или сырья. Если сравнить со странами, которые имеют большую долю экспорта сырья — Саудовской Аравией, Нигерией, Венесуэлой, то здесь меньше дефицит бюджета и зависимость от иностранного капитала. Недооценено качество российских предпринимателей, которые на мировом фоне выглядят успешно и работают динамично.
Е.И.: Есть отличия между инвесторами, которые в России уже вкладывали и теми, которые не присутствуют на рынке. Инвесторы наших фондов проделали большую работу, чтобы разобраться в экономике, в государственных финансах, они знают конкурентные преимущества и риски в России. Они с открытыми глазами смотрят на риск девальвации, который реализовался на фоне падения нефтяных цен. Наша доходность по существующему портфелю в долларах, конечно, упала. Но для долгосрочных инвесторов понятна привлекательность инвестиций в российский рынок, особенно с учетом ослабевшего рубля и сократившейся конкуренции за проекты.
Те же инвесторы, которые никогда в Россию не вкладывали и получают информацию только из СМИ, видят негативный геополитический фон, который не располагает к новым инвестициям.
— Некоторые инвесторы думают больше о доходе, чем о политике...
М.К.: Инвесторы, особенно американские, которые не имеют опыта в России, считают, что политическая ситуация сложная и лучше сфокусироваться на чем-то другом.
Но по нашему опыту, 90% инвесторов, которых мы уговорили приехать в Россию и посмотреть на предпринимателей и менеджеров своими глазами, принимали решение инвестировать с нами. Большинство из них вкладывают на десятилетия.
Е.И.: Если отвлечься от политики, Россия была и остается одним из наиболее привлекательных рынков для долгосрочных инвестиций. В России есть уникальные природные ресурсы, обеспечивающие базу для экономики и бюджета, а также редкие инвестиционные возможности. В то же время, Россия является крупнейшей европейской страной по размеру населения с огромным внутренним рынком, что балансирует чрезмерную зависимость от экспорта сырья. До девальвации российский розничный рынок был самым большим в Европе. Россия — крупнейший рынок по количеству интернет-пользователей. С учетом отставания развития многих секторов экономики, размер рынка в сочетании с высоким уровнем технического образования и наличием талантливых предпринимателей позволяет инвестировать в создание лидирующих компаний во многих потребительских и технологических отраслях. Например, крупнейшими интернет-компаниями Европы являются компании из России.
— Какие идеи вы предлагаете инвесторам?
М.К.: На микроуровне много успешных компаний с правильными бизнес-моделями, стратегиями и людьми. Компании растут не хуже, чем их аналоги в других странах мира, часто быстрее. Особенно в рублях.
Е.И.: Когда валюта скачет на 20% в день, достаточно тяжело что-то прогнозировать в традиционных секторах, которые растут на 10-15% в рублях в год.
Поэтому в последние два года мы наиболее активно инвестировали в интернет сектор. В этих компаниях достаточно большие темпы роста. При реализации риска девальвации или других экономических потрясениях, быстрый рост скомпенсирует негатив. Кроме этого, за последние два года существенно уменьшилась конкуренция на входе, потому что венчурные и международные фонды, которые были активны в России три года назад, практически прекратили рассматривать российские проекты.
После стабилизации ситуации в последнее время мы переносим фокус инвестиций на более традиционные отрасли — розничные продажи, потребительские услуги, природные ресурсы. Интернет не упускаем — все наиболее интересные и быстрорастущие компании у нас в портфеле.
— Интересует ли вас приватизация?
М.К.: Я бы не исключал идею полностью, но все-таки это не наша тема.
— Почему?
М.К.: Просто у нас нет конкурентного преимущества.
Е.И.: Ожидания по доходности этих инвестиций намного ниже, чем у нас. Кроме этого, если мы входим в проект, то рассчитываем помочь в решении локальных проблем бизнеса. Чем мы можем помочь «Роснефти»?
— Какие активы сокращаете в России, а какие готовы увеличить?
Е.И.: Мы чуть менее активны в области финансовых услуг. Россия переживает достаточно затяжной кризис в российской банковской сфере, и Центробанк намерен ликвидировать лишние банки. Природные ресурсы интересны для инвестиций, особенно после падения цен. Потребительский сектор, розничные продажи, интернет, софт — это наиболее интересные для нас отрасли.
М.К.: Мы не фонд, который инвестирует в ликвидные акции и у нас нет сверхжестких лимитов. Обычно для диверсификации мы не инвестируем в один сектор больше четверти от фонда. Но мы далеки от этого. В конце концов, мы ищем лидеров, компании с хорошими владельцами и менеджментом.
— Как банк «Тинькофф» на сегодня оцениваете?
М.К.: Олег Тиньков мой друг и очень хороший партнер. Компания выполнила многое из плана стратегического развития и мы не ожидали, что цена будет падать после IPO банка. Мы считаем, что компанию сильно недооценили после IPO, и докупили часть акций.
— Президент «Юниаструмбанка» Артем Аветисян написал письмо Владимиру Путину об объединении вашего «Восточного» со своим банком и рядом других. Чем это объясняется?
М.К.:. Слияние видится логичным. Мы считаем, что это могла бы быть позитивная комбинация.
— Какая у вас может быть доля в объединенном банке?
М.К.: «Восточный» намного больше, чем «Юниаструм». Для нас это выглядит как приобретение Аветисяном доли «Восточного», который, наверное, будет поглощать «Юниаструм». Артем, возможно, станет крупнейшим акционером объединенного банка.
— Не удивляет ли вас, что Аветисян неожиданно купил «Юниаструм», потом быстро становится контролирующим акционером «Восточного» и станет большим банкиром?
М.К.: Когда мы обсуждаем стратегии и идеи по развитию «Восточного», мы более-менее одинаково смотрим на будущее.
— Каковы ваши планы в связи с этой инвестицией?
М.К.: Главное решение было принято год назад. Тогда ситуация была неоднозначной, но мы инвестировали в банк, внесли фундаментальные изменения в стратегию и спасли его. Теперь мы видим, что он стал прибыльным и тенденции однозначно положительны. Но мы не стратегические инвесторы в «Восточном». Продавать будем, когда это станет выгодным, возможно через 2-3 года.
— Вы стали основным акционером «Восточного» планово?
М.К.: Внепланово, но мы рады, что так поступили. Видим, что компания будет жить, есть потенциал для развития.
— Были ли еще случаи, когда вы получали контроль?
Е.И.: Много раз. Например, в «Озоне» у нас было 65%. Со временем после привлечения инвестиций для развития бизнеса наша доля сократилась до 35%, но мы остались самым крупным и активным инвестором.
— Но для вас это некомфортная ситуация?
М.К.: Мы нейтрально к этому относимся. Наши подходы не зависят от размера доли в компании. Когда у нас контрольный пакет, это тоже партнерство. Менеджеры компании будут зарабатывать вместе с нами. Несмотря на контроль, мы не принимаем все менеджерские решения. Это, во-первых, невозможно, а во-вторых, неэффективно.
Е.И.: У нас большая команда, способная решать вопросы в роли контролирующего акционера. Есть специалисты, которые знают, как подыскивать качественный персонал; как решать проблемы с безопасностью или с GR (взаимодействие с государством) и, конечно, финансовые профессионалы. Если мы видим возможность стать контролирующим акционером и заработать нашу доходность, мы абсолютно этого не боимся.
— Были ли случаи конфликтов с менеджерами или акционерами?
М.К.: Были. В четверти из 70 инвестиций бизнес шел не так, как мы первоначально планировали. Мы смогли скорректировать больше половины проблемных проектов после изменения стратегии, а иногда и менеджмента, и они стали прибыльными, а некоторые даже из списанных превращались суперприбыльные.
— Какие?
— Например, нефтегазовая компания Burren Energy.
— Где у нее участки?
М.К.: В Туркменистане и на юге России, еще она провела экспансию в Конго.
— Как это сочетается со стратегией фонда в России?
М.К.: Начиналось все в России и СНГ. После наших инвестиций компания смогла начать экспансию. Часто международная экспансия — плохая идея и отвлекает внимание от основного бизнеса в России. В 90% случаев мы выступали против такой идеи. Но иногда возникает комбинация специфических возможностей.
— Есть ли место для негосударственных игроков на нефтяном рынке в России?
М.К.: Немного, но есть. Даже если на рынке есть доля в 5-10%, которую занимают небольшие частные игроки, то это уже 500-800 компаний. Обычно это предприниматели, которые купили месторождения в надежде его развить на кредитное финансирование. Последнее стало дороже, и им нужен финансовый партнер. У нас много таких проектов. Супердоходных среди них было немного, но большинство давали хорошую прибыль.
— Какой размер Baring Vostok Fund V?
М.К.: $1,2 млрд, еще дополнительный фонд — $350 млн.
— Сколько всего под управлением?
М.К.: Когда считается AUM (asset under management) учитывается стоимость текущего портфеля плюс свободный капитал плановых инвестиций. У нас это около $2,5 млрд.
— Сколько из них проинвестировано?
М.К.: В пятом фонде свободно 50%. Всего свободного капитала у нас немного меньше $1 млрд. Но мы не храним cash и не выполняем роли казначейства. У нас есть жесткие обязательства (commitment) от инвесторов, когда у нас есть идеи для инвестиций, то мы получаем под них капитал.
— Они имеют право отказать?
Е.И.: Нет.
М.К.: Но когда мы выходим из проекта, мы полностью распределяем полученный cash.
— Какая самая лучшая инвестиция Baring Vostok за все время в России?
М.К.: У нас было три проекта, где мы заработали в 20 раз больше, чем наши вложения: СТС, «Яндекс» и Burren Energy. Все они стали публичными компаниями.
— Какая из них самая успешная?
Е.И.: «Яндекс». Инвестиция была больше всего в объеме.
— Цифры по доходности раскроете?
М.К.: Не раскрываем.
— Какие впечатления от сделки Avito с Naspers в прошлом году?
Е.И.: Мы инвестировали в Avito в 2012 году, поверив в бизнес-модель бесплатных объявлений и сильный менеджмент. В этом бизнесе работает модель Winner takes all: если компания достигает лидерства, то забирает весь рынок. После нашей инвестиции Avito поглотила второго и четвертого игрока — Slando и OLX — и стала абсолютным лидером.
Мы ожидали хороших результатов от инвестиции, но не планировали выход из Avito в конце 2015 года. Компания не нанимала инвестбанки для поиска покупателя. Naspers был акционером после слияния с Slando и OLX и сам проявил интерес к покупке контроля, потому что для них этот бизнес, как и российский рынок, стратегически важны. Сделка стала знаковой для российского рынка: в декабре 2015 года на большом негативе во всех отношениях и с ослабевающим в очередной раз рублем стратег купил контроль в российском бизнесе, оценив его в $2.4 миллиарда, заплатив очень высокий мультипликатор по сравнению со сравнимыми компаниями.
— Сколько вы заработали на сделке?
Е.И.: Мы продали половину нашего пакета и многократно вернули наши инвестиции.
— Много неудачных инвестиций?
Е.И.: У нас в каждом фонде бывают неуспешные проекты, на которых мы теряем деньги. Если бы не было потерь, это значило бы, что мы берем на себя недостаточный риск. На неудачном проекте мы можем потерять весь инвестированный капитал, но при этом хорошие инвестиции приносят нам в 5, 10, 15, 20 раз больше.
— Какой обычно у вас процент потерь?
М.К.: Из 70 проектов было где-то 5-6 почти стопроцентных потерь. Еще около 5-10 компаний в какой-то момент были неуспешны и мы должны были что-то радикально менять: стратегию или команду. Из них больше половины мы скорректировали.
— Как вы оцениваете среднюю доходность на инвестиции. Я видел оценки в интервью Baring Vostok, где назывались цифры около 25% в год?
М.К.: У нас есть долгосрочный взгляд, что нет необходимости инвестировать краткосрочно. Мы смотрим на проекты, где в течение пяти лет возможно трехкратное увеличение стоимости бизнеса. Это наша цель.
— И как средний результат?
М.К.: В среднем больше, чем трехкратное увеличение стоимости.
— Какая у вас плата за управление и за superperformance?
М.К.: Договор с нашими инвесторами занимает 150 страниц. Это не такой простой ответ.
— В среднем на рынке стандартная плата 2% за управление и 20% за успех. Хотя бы немного похожие цифры?
М.К.: Да.
— Как вы храните личные сбережения?
М.К.: Как и у других партнеров Baring Vostok, у меня большая часть денег инвестирована в наши фонды. Наряду с моими инвестициями в Baring Vostok и аффилированные фонды, я в основном инвестирую в недвижимость и краткосрочные бумаги.
— Но инвестиции в Baring Vostok это же двойной риск. В случае неудачи вы можете не только остаться без работы, но еще и потерять весь капитал?
М.К.: С другой стороны, лучше инвестировать в активы или бизнесы, которые ты понимаешь. Мне комфортно, когда я получаю доход от инвестиций в Baring Vostok, где я знаю, куда инвестирован каждый рубль.