«Турецкий гамбит» — не меньшее клише, чем одноименные марш и барабан, но в данном случае оно вполне уместно. Руководство Турции, колебавшееся между толерантностью к инфляции в пользу роста и достаточно ортодоксальными рыночными мерами по стабилизации курса и противодействию бегству капитала, выбрало крайне рискованный подход к экономической политике как минимум на ближайшее время.
Практически напрямую руководящий государственными финансами президент Эрдоган, скорее всего, вполне искренне верит, что дешевые деньги, постоянно подъедаемые инфляцией, и увеличение привлекательности экспорта из-за ослабления лиры будут способствовать бурному росту турецкой экономики. С учетом пандемических ограничений и ударов по производственным цепочкам Турция более удобна, чем далекие азиатские производственные площадки для производства товаров. Рост экономики должен будет обеспечить рост зарплат со скоростью, опережающей инфляцию, что снизит недовольство трудящихся масс. Корпоративные долги турецких компаний в основном выпущены по плавающим ставкам или же в валюте, так что владельцы сбережений по факту пострадают в пользу бюджета.
Пока мы наблюдаем вводную часть марлезонского балета: инфляция, и без того высокая, существенно ускорила свой темп после снижения ставок. Инерционный рост экономики продолжается, но летящая камнем вниз лира уже заставила многих производителей перейти на назначение цен в долларах и евро (узнаем родные у.е. из 90-х и 2000-х). Положение усугубляют зависимость Турции от поставок нефти и (пока) газа, а также многих других видов сырья и достаточно высокий уровень закредитованности банков и компаний в иностранной валюте (это уже напоминает наши сюжеты перед 2008 годом). При этом бюджет у страны дефицитный, и перспектив бюджетной консолидации не просматривается — Эрдоган популист и в бюджетной политике.
Даже при росте, а не рецессии цена лиры может оказаться крайне высокой и для граждан, и для государства. Опыт стран Латинской Америки, периодически проводивших такой курс, показывает, что при переходе инфляционных процессов в новое качество кардинально меняется поведение и потребителей, и налогоплательщиков, и бизнеса. Точкой перегиба является инфляция больше 15% на протяжении года или двух (как часто бывает с экономическими показателями, точность очень примерная). При такой инфляции происходит тотальная долларизация экономики (в случае Турции — массированный переход на евро в расчетах и кредитовании), индексация платежей и самовоспроизводимость процесса.
Все требуют индексации, и ослабление валюты — с временными отскоками — становится неизбежной частью ожиданий всех участников процесса. Уплата налогов затягивается до последнего, усугубляя положение бюджета, вынужденного кредитоваться по драконовским ставкам. Происходит то, что называется «эффект Танци» (по фамилии видного деятеля МВФ в 80-е — 2000-е годы), — сокращение государственных доходов во время гиперинфляции из-за потери стоимости налогов. Иностранные инвесторы признают валютный риск нетерпимым, опасаются даже мягких мер валютного контроля, а также требуют расчетов и гарантий в своих валютах. В результате изменения ставки Центральным банком становятся бессмысленными и не влияют на поведение экономических агентов — местные деньги почти полностью замещаются иностранной валютой везде, кроме расчетов бюджета и с бюджетом.
Меры по восстановлению денежного порядка, от которых отказываются только небольшие экономики, переходя на доллар или евро официально, стоят крайне дорого и занимают минимум несколько лет (вспомним российский опыт), а основными страдальцами оказываются получатели пенсий и пособий. Речь идет не о таргетировании инфляции до 4% уровня, а скорее о том, что при инфляции выше 10% сложно добиться минимального доверия к национальной валюте, чтобы в ней хотя бы выставляли ценники и заключали годовые контракты.
Самое лучшее, что может сделать Эрдоган без потери лица, — это свалить вину за финансовый бардак на своих визирей и вернуться к корням. В начале 2000-х его партия AKP пришла к власти, опрокинув предшествующую партийную систему именно на платформе наведения порядка в экономике, в том числе и финансового. Тогда мейнстримность экономической политики примиряла и турецкий бизнес, и иностранных инвесторов с исламистским компонентом ее политической платформы.
Сейчас идеологии все больше, а экономическая политика напоминает подходы южноамериканских каудильо или турецких популистов 70-х годов. В свое время их ограничивала турецкая армия, но сейчас она выдавлена из политики. Таким образом, либо турецкое руководство развернет свой курс, либо новому экономическому или даже политическому руководству придется вести политику стабилизации в крайне сложных условиях.
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора