Опубликовано в журнале «Русский Newsweek» № 21 (289) за 2010 год
Многие горнорабочие с шахты «Распадская» даже не знают, что их гендиректор Геннадий Козовой входит в золотую сотню журнала Forbes. Он занимает 68-ю строчку с состоянием $950 млн, а его компаньон Александр Вагин даже выше — на 64-м месте. Оба начинали работать в забое. Во время приватизации стали капиталистами. Их шахта славилась не только тем, что она самая большая в стране, у нее была репутация самой безопасной.
Вернее, так: все шахты, где добывается коксующийся уголь, гораздо опаснее тех, где добывают обычный, ведь из каждой добытой тонны угля выделяется 22 кубометра взрывоопасного метана. Чтобы шахтеры не гибли, надо вкладывать большие деньги в вентиляцию подземного пространства через вертикальные стволы, а также в разные системы контроля. И тот же Forbes писал, что на это компаньоны потратили $1,2 млрд, а Козовой регулярно надевает портянки, сапоги и спускается с инспекцией в горные выработки.
За это его и ценили как менеджера. Компания «Евраз», которой принадлежат 40% ЗАО «Распадская угольная компания», пригласила его консультантом на шахту «Ульяновская», где три года назад от взрыва метана погибли 110 шахтеров. Это была самая страшная шахтерская трагедия в новейшей истории. Миллиардер Козовой в интервью рассказывал, как сделать так, чтобы трагедия не повторилась.
Она повторилась на его собственной шахте в Междуреченске — в ночь на 9 мая на глубине шахты «Распадская» прогремел сначала один, а потом второй взрыв, причем второй был такой сокрушительный, что ученые не могут объяснить, как это могло случиться. Зато простым шахтерам и их женам все ясно: виноваты капиталисты. Они не верят, что в их безопасность вложены большие средства — наоборот, считают, что все сделано так, чтобы были нарушения правил безопасности. Они сами их нарушают и понимают, что могут погибнуть, но деваться некуда — иначе денег не заработаешь.
Как только поисковые работы на шахте закончились и надежд не осталось, шахтеры и родственники погибших взбунтовались. В ночь на субботу жители Междуреченска перекрыли железную дорогу и дали ОМОНу настоящий бой.
«КУРСК», ЧЕРНОБЫЛЬ
Катастрофа в Кемеровской области сразу напомнила о других трагедиях. Во-первых, о подлодке «Курск» — потому что несколько дней родственники шахтеров тешили себя надеждой, что хоть кого-то еще удастся оттуда вытащить. Во-вторых, о Саяно-Шушенской ГЭС, где в воздух взлетел полуторатысячетонный гидроагрегат: специалисты точно так же затрудняются объяснить, откуда такая мощь, если от взрыва на глубине полкилометра снесло четырехэтажное здание над одним из стволов шахты. Еще из-за майских праздников возникают ассоциации с Чернобылем. Утром даже не успели отменить парад в Междуреченске.
Когда родственники приехали на шахту, расположенную в получасе езды от города, им не сразу сказали, что после второго взрыва спасательные работы прекращены. Эту страшную новость им сообщил губернатор Аман Тулеев. «Что, посылать на смерть?» — сказал Тулеев. Днем к родственникам приходил командир горноспасателей. «Живых там, скорее всего, нет. Скажите нам правду!» — кричали родственники. Но спасатель не торопился выносить им приговор, хотя в Кузбассе все сразу поняли, что надо будет рыть почти сто могил.
Под землей тогда оставались 64 шахтера из третьей смены и 20 горноспасателей, которые приехали после первого взрыва. Чуда не случилось — никого живым не достали. Еще шестеро погибли в обрушившемся здании. Жертв было бы в четыре раза больше, если бы второй взрыв случился сразу, а не спустя четыре часа. Правда, по Междуреченску тут же поползи слухи, что власти скрывают реальное число жертв. И этим слухам верили.
КОШЕЛЕК ИЛИ ЖИЗНЬ
Вечером на вертолете прилетел глава МЧС Сергей Шойгу. Он пошел к родственникам, которые пытали его так же, как вдовы подводников «Курска». «Я напомню вам случай. Это было в Ростовской области, там мы достали живых на седьмые сутки», — питал их надежды Шойгу. «Когда пойдут людей спасать?!» — кричали женщины. «Как только позволит обстановка по загазованности шахты», — говорил Шойгу и объяснял, что нужно восстановить вентиляцию. Женщины шумели: почему так медленно? «Я могу повторить», — терял терпение Шойгу. «Повторите», — не отступали женщины. «У нас осталось вентиляции примерно 18% от необходимого, — едва сдерживал себя Шойгу. — Рисковать жизнью людей — мне такого права никто не давал». «А наши люди?» — кричали ему в ответ.
Тулеев на встречах с родственниками сразу начал говорить, что за каждого погибшего «Распадская угольная компания» заплатит по миллиону рублей. Плюс годовая зарплата, зарплата за три месяца и компенсация от государства. Но это только возмутило людей. Нет, не потому, что кощунство, а потому, что мало. Здесь логика жестокая: шахтеры понимают, что могут погибнуть, но деньги иначе не заработаешь. Если в этой игре с судьбой семья потеряла кормильца, то и о деньгах думать не стыдно. Говорили о зарплатах и на митинге протеста, который собрался у Мемориала шахтерской славы вечером, пока Шойгу выступал перед родственниками. Оказалось, что почти тысячу человек на улицу вывела женщина, у которой два года назад на другой шахте погиб муж. После его смерти она завела блог, там сейчас все и обсуждали, что произошло и как выражать свое возмущение.
«Девочки, миллион кому-то из вас заменит мужа? — выступала она. — По СМИ разогнана информация — какое счастье, дадут целый миллион». «Мальчики, вы завтра в шахты пойдете. Сколько вы получаете?» — возмущалась вдова. У многих зарплата меньше 20 000 рублей.
САМОСПАСАТЕЛИ ПУТИНА
В городе ждали хороших новостей. На третий день мы слышали, как таксист объявил по рации, что его жене звонили из городской администрации и сообщили о четырех вытащенных живыми. «Слава богу. А фамилии?» — воскликнула диспетчер. Но МЧС ничего не подтверждало.
В Междуреченске очень обиделись на то, что 9 мая о них мало рассказывали в новостях, и сравнивали с тем, как освещались теракты в московском метро. Масштаб у них не меньше. Женщина на митинге возмущалась, почему после пожара в «Хромой лошади» траур объявили по всей России, а сейчас — только по Кузбассу. «Они там развлекались, а наши работали!» — кричала она.
На третий день катастрофы на «Распад» прилетел Путин. К его приезду пожарная машина поливала вертолетную площадку, чтобы было меньше пыли. Из курилки выметали горы окурков. Мыли стекла, как в свое время наводили лоск на разрушенной Саяно-Шушенской ГЭС. В это время в Новокузнецке Путин сделал остановку — навестил в больнице раненых шахтеров и провел встречу с родственниками. Когда он ездил после аварии на ГЭС, родственников в программе вообще не было.
Пока ждали Путина, на «Распаде» пошел снег. Ущелье реки затянуло пеленой. Потом из этой пелены показались три вертолета. Путин пересел на Audi и вместе с Шойгу отправился по дороге, разбитой «Белазами» и «Уралами», на площадку «Глухая», где от второго взрыва снесло дом. Там премьер пробыл считанные минуты, посмотрев на оживленную работу спасателей и раскуроченные конструкции. Одну из панелей дома даже отбросило через забор, а ворота площадки с надписью «Добро пожаловать» лежали в канаве. Потом Путина повезли на следующий ствол, на котором в прошлом году был установлен предмет гордости гендиректора Козового — немецкий вентилятор главного проветривания TLT-Turbo. «Собственники денег не жалели», — рассуждали помощники Тулеева.
В шахтоуправлении Путина уже ждала правительственная комиссия во главе с первым вице-премьером Виктором Зубковым. Табличку с фамилией Козового поставили в конец. Он был не в костюме, а в черной ветровке. Путин тоже был в черной олимпийке, которую надевает, когда посещает места трагедии. Сразу после соболезнований он заговорил о денежных компенсациях. Потом он сказал, что родственники жаловались ему на неработающие самоспасатели — дыхательные аппараты, без которых шахтеров не пускают в забой, — и попросил Следственный комитет не церемониться.
НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ФАКТОР
Глава Следственного комитета Бастрыкин прилетел следующим вертолетом. А на четвертый день в курилке кто-то жаловался: «Я сегодня уже перед прокурором отчитывался. Он говорит, мол, я определенные выводы уже сделал: это человеческий фактор. У трупов нашли сигареты». «Да кто в забое курить будет? Его же свои пришибут», — нервно реагировали шахтеры. К тому же, как говорят шахтеры, угольный комбайн так искрит, что с сигаретой не сравнить. Да и Путин на встрече с делегацией родственников заявлял, что человеческий фактор не мог стать причиной второго взрыва.
Но после вечернего совещания на четвертый день и родственники перестали общаться, а их лица совсем почернели. Им сообщили, что пожары, загазованность усилились и угроза взрыва возросла. Поэтому поисковые работы прекращены и возобновятся только после тушения. Обсуждая эту новость в пивных барах, которых в Междуреченске много, шахтеры говорили: Путин уехал — вот и кончились поиски. Шахтеры смотрели «Камеди клаб», размышляли о погибших, о зарплате и надеялись, что теперь уволят Козового, — не подозревали, что он собственник.
Через день новости стали совсем плохими — на тушение уйдет целых семь дней. А главное, нельзя же тушить, не затапливая участки, где горит. Уголь тушится только водой. Поэтому будут затоплены некоторые пласты. Этого в Междуреченске боялись больше всего, вспоминая, как в 1992 году после взрыва полностью затопили шахту Шевякова. Тогда из-под земли так и не смогли достать 23 горняка. Но, в отличие от той шахты, «Распадскую» нельзя законсервировать. «Она дает каждую пятую тонну кокса для металлургических комбинатов России. Это трагедия российская», — постоянно напоминал губернатор Тулеев.
ЖВАЧКА НА ДАТЧИКАХ
В среду после поминок шахтеры вышли на площадь, где их товарищи давали интервью телевидению. В итоге их собралось человек сто. Приехала милиция, шахтеров попросили не скапливаться. Тут их прорвало. Говорят, испуганный милиционер даже выстрелил в воздух. Двух шахтеров задержали. Остальные обступили начальника милиции. «Мужики, вы что, у нас отцы тоже на шахте работали», — оправдывались милиционеры. Связались по рации — обоих задержанных выпустили. А в пятницу, договорившись по интернету, на площадь перед ДК «Распадская» вышло уже больше тысячи шахтеров с детьми и женами.
У каждого второго в кармане был квиток о зарплате. Они тыкали им в камеры телевидения и требовали показать на всю страну. Сложная там арифметика, но надо смотреть в графу «к выдаче в банке» — там действительно меньше 20 000. «Какие там восемьдесят», — возмущались мужики. Женщины тоже кричали — дескать, за такие деньги он еще и из шахты не вылезает.
Шахтеров настолько прорвало, что все стали признаваться, что они действительно заматывают датчики уровня метана. Иначе план не сделать и денег не заработать, потому что аппаратура чутко и часто реагирует. «Я залепляю датчики. Можно даже жвачкой», — рассказывал проходчик пятого разряда. Он говорит, что выше пятого разряда уже нет, а зарплата у него выше двадцати не поднимается. Об этом и Тулееву говорили на шахте, но он не верил. «Двадцать — это в Прокопьевске, они там лазят, как обезьяны. Там ручной труд», — не верил губернатор. Тогда парень-шатер достал квиток — 17 000 рублей после всех вычетов. «Нужно отдельно разбираться. Сейчас не готов», — признался Тулеев.
Оказалось, что Тулеев и столичные эксперты считали «Распадскую угольную компанию» ответственным собственником, а все, кто там живет и работает, — безответственным и чрезвычайно опасным объектом. Они считают, что собственник мог бы создать людям более щадящие условия труда и не доводить их до греха, чтобы они сами залепляли датчики. Ведь если бы зарплата не зависела от выработки угля, то и безопасности бы стало больше. «Я сам работал в забое и я знаю. Начальник говорит: надо дать миллион [угля по плану], — рассказывал бывший шахтер Александр. — Если не дашь, то зарплата в два раза меньше. И просто идут двенадцать мужиков туда, и кто-нибудь один молча идет и заматывает этот датчик. Все остальные это видят».
БИТВА НА ПЕРЕЕЗДЕ
Люди хотели зайти в ДК и взять микрофон, но здание оказалось закрыто. «Микрофон!» — скандировала толпа. Какая-то бабушка отчаянно колотила в стеклянную дверь. Мужчины говорили, что, конечно, они соболезнуют погибшим, но другого повода выйти на улицу у них не будет.
Ближе к вечеру люди на площади стали требовать главу города. Но он не вышел — тогда один паренек предложил пойти перекрыть железную дорогу. И вся толпа пошла к переезду.
Перекрытие железной дороги переполошило городские власти. Переезд оцепила милиция, потом подъехал глава города Сергей Щербаков. Сначала вежливо, а потом матерно он убеждал митингующих вернуться к ДК — и тогда завтра к ним приедет губернатор Тулеев. И добавил, что начальник железной дороги уже связался с главой МВД Нургалиевым.
— Что же, нас будут расстреливать? — спросили из толпы.
— Я и так уже из-за вас получил от губернатора, — сорвался Щербаков. — Уходите, а то я ни за что не отвечаю.
Через несколько минут к переезду подошел ОМОН. Он попытался вытеснить толпу с рельсов — в его сторону полетели гравий и пустые бутылки. Омоновцы наступали, били пацанов дубинками, в них летели камни, толпа орала. Одному милиционеру пробили голову.
Первый натиск ОМОНа был неудачным. Они, прикрываясь щитами, вернулись за переезд. Попытались второй раз — град камней усиливался.
— Идите домой, — испуганно просил молоденький омоновец, выглядывая из-за щита.
С четвертой попытки толпу оттеснили с переезда на пустырь. Оттуда омоновцы по одному вытащили нескольких протестующих и проволокли по асфальту на другую сторону железной дороги.
— Поднимите, что вы делаете, изверги! — кричали девушки.
Несколько шахтеров-активистов вступили в разговор с милицейским начальством.
— Зачем вы сюда пришли? Вас сюда никто не приглашал, — говорили шахтеры.
— А вас кто звал на рельсы? — спрашивал милиционер.
— Нас сюда позвали умершие.
Милиционер подумал — и посоветовал идти к администрации. Толпа стала редеть.