Пора и нам перестать лукавить. И начать называть вещи своими именами. В московской политической и журналистской тусовке премьера Владимира Путина давно и повсеместно называют просто — «царь». Его соправитель президент Дмитрий Медведев имеет несколько различных прозвищ, а вот Путин почти всегда, в любой компании и за любым столом «царь». И всем всегда понятно, о ком именно идет речь.
В этом смысле ежегодная «прямая линия» с Путиным — отличный полигон, на котором главный герой может вволю поразвлечься, утверждая раз за разом себя именно в этом качестве. То есть доказывая, если выражаться научным языком, внеинституциональную природу собственной легитимности. Ну а если говорить попроще, демонстрируя всем, кто в стране главный и единственный начальник. Который один может напрямую говорить с народом, не нуждаясь для этого ни в посредниках, ни в Твиттере.
Прямая линия этого года никаких сюрпризов по поводу «царской» природы власти Путина не принесла. Путин еще раз доказал, что может позволить себе не пиарить свою партию, «Единую Россию», потому что она к его легитимности и популярности не имеет отношения. Показал, что, если надо для дела, может и президенту поставить оценку (речь про Белоруссию). Не побоялся прямо и недвусмысленно встать над законом, то есть, не дожидаясь решения суда, вынести приговор по второму делу Михаила Ходорковского. И сделал все это не ради каких-то унизительных для монарха «сигналов» в чью-то сторону. А просто чтобы показать — я это могу. А все остальные, от президента до дворника, не могут.
Попутно «царь» выдал нам несколько закулисных секретов, вроде откровения про нежданные визиты в регионы, невнесенную кандидатуру какого-то губернатора и щенка Баффи, который загадил премьерский дом. Неосознанно, видимо, приоткрыл завесу тайны над своими разговорами с другом Никитой Михалковым о высоком: идея про близость православия и ислама высказывалась именно им еще несколько лет назад. Поделился и совсем сокровенным: премьер не в шутку, а всерьез размышляет над проблемой связи роста бюджетных расходов и инфляции. И даже объяснил свою позицию относительно этой ключевой для посткризисного мира дилеммы: правительство не может сократить расходы, потому что иначе упадут доходы простых людей, у которых нет собственных сбережений.
Но все это — и инфляция, и религиоведение, и довольно жесткие наезды на недавно объединившихся несистемных оппозиционеров, — в общем, мелочи. Хотя, например, отсутствие в списке «Немцов, Рыжков, Милов» Михаила Касьянова позволяет предположить, что его-то Путин пока еще считает приличным человеком. Главное здесь совершенно в другом.
Линия условной атаки на Путина, которая разворачивалась весь последний год, причем разворачивалась не в соответствии с коварным планом бородатых либералов, а в прямой связи с происходящими в стране гадостями, начиналась и заканчивалась в одной точке. И справа, и слева умные люди утверждали: легитимность Путина архаична, да и сам Путин тоже архаичен. Потому что в политической практике он полностью игнорирует роль и место институтов, ставя на первое место в политической системе себя как институт.
То есть архаичен не потому, что прижал оппозицию, телевидение, Ходорковского. Все это, разумеется, следствия. Архаичен потому, что не хочет жить и быть легитимен в рамках нормальных политических институтов (пусть даже и собственной партии), а каждый раз выдумает для себя и окружающих новые правила игры. Архаичен потому, что готов пренебречь институтами и, следовательно, ставит личную власть на первое место. А все остальное — на второе и последующие. Если еще проще и короче, то получается так. Путин — главный в стране не потому, что он а) лидер правящей партии, б) премьер, в) национальный лидер. А потому что он — Путин. И в костылях, какие бы они ни были, он не нуждается. Был бы, как говорится, я. А как называется мое место в строю — не очень важно. Главное, что оно — первое.
Критика и критики, особенно те, которые надеялись на возможные политические или атмосферные перемены, не уставали на разные лады все это повторять. А также утверждали, что рост количества вызовов и иное качество медведевской легитимности, которая как раз проистекает из того, что Медведев — президент, а не из того, что он — Медведев, сделают путинский архаизм наглядным. Свяжут ему руки. Заставят задумываться над тем, как обставить свое возвращение в Кремль, если оно уже запланировано. Или вообще отвратят от этой идеи в связи с ростом количества разнообразных ограничений вроде рейтинга «Единой России», слабо прогнозируемых результатов выборов 2011 года или чего-то еще.
Не судьба. Для Путина состояние развязанных рук в политике — норма, а не исключение. И связывать их себе сам он не намерен. Получит «Единая Россия» в 2011 году 60% или 70% — не важно. Желания Медведева тоже ни при чем. Царю негоже отвлекаться на такие мелочи. Он царь, и доказать это можно только одним способом. Ведя себя по-царски. Что Путин, судя по 270 минутам прямого эфира, и собирается делать.
Так что надежды на перемены стоит отложить в долгий ящик. Вспомнить довольно популярную идею 2009 года, суть которой заключалась в том, что второй или десятый срок Медведева ничего не изменят. И верить в то, что удача не покинет Путина еще хотя бы лет пять. «Вы правда такой фартовый? — Да». Дай-то Бог. Мы ведь теперь все в каком-то смысле заложники этой удачи. Если же вдруг она повернется к венценосцу тылом, то мы ни при чем. Шапка Мономаха — тяжелая штука.