Принято считать, что приобретение у России Аляски — очень выгодная для США сделка. Экономист Дэвид Баркер из университета Айовы позволил себе в этом усомниться.
Аляска была продана царским правительством в 1867 году за смешную по нынешним временам сумму $7,2 млн. Это 4,74 цента за гектар. Если перевести первую цифру в сегодняшние деньги, используя американскую потребительскую инфляцию за почти полтора века, получится, по базе данных ФРБ Сент-Луиса, $125 млн (по оценке Баркера — $144 млн). Но нужно учитывать еще и разницу тогдашнего и сегодняшнего размера экономики США. Тогда эта сумма эквивалентна $16,5 млрд.
Сделку ругали с обеих сторон. Русские оппозиционеры обвиняли царский режим: стратегическая территория отдана почти даром. Американские газеты недоумевали, зачем платить деньги за «кусок льда». Только на проценты с положенных в то время на депозит $7,2 млн можно было платить жалованье 2000 учителей. России даже пришлось потратить 6,1% выручки на лоббирование одобрения сделки Конгрессом.
Вырученная сумма (около 11 млн рублей) не сильно помогла императорской казне. Российский бюджет (тогда — секретный документ) превышал 400 млн рублей. Его дефицит был примерно на порядок выше платы за Аляску. Госдолг еще в 1861 году достиг 1,26 млрд рублей.
Кажется, Россия сильно продешевила. На Аляске стали добывать золото, серебро, медь, древесину, а потом и нефть. Российские историки объясняют нерасчетливую сделку желанием царской семьи сделать Америку союзником на фоне многолетнего противостояния с Англией. Или, например, тем, что отдаленную собственность было бы слишком трудно защищать.
А американцы не знают, чем объяснить удачную покупку — прозорливостью или удачным стечением обстоятельств. В американских учебниках и исторических исследованиях говорится, что Штаты окупили приобретение за 20 лет.
Но Баркер доказывает иное: уплаченная за Русскую Америку цена выше чистой приведенной стоимости (NPV) доходов американского бюджета, полученных от Аляски за 1867-2007 годы.
NPV доходов, которые должны быть получены в весьма отдаленном будущем, в принципе очень мал. Нефтедоллары, которые могут быть извлечены из недр Аляски в XXI веке, нужно сильно дисконтировать, чтобы определить их ценность в 1867 году. К тому же, пишет Баркер, покупка Аляски была рискованной инвестицией: перспективы ее экономики в то время были весьма непонятны.
Хотя ВВП Аляски, как и ее резервный фонд, превышают $40 млрд, эти доходы в основном остаются на территории, а покупатель — американское государство — получил от Аляски не слишком много. Было бы неправильно считать размер экономики Аляски доходом, оправдывающим ее приобретение, уверен Баркер, ведь это доход местных жителей, а не американцев в целом.
Америка в любом случае получала бы нефть с Аляски, кому бы та ни досталась — России, Британии или Канаде. Разница лишь в том, что в этом случае аляскинские золотопромышленники и рыболовы платили бы налог в бюджет другой страны. То же касается и туризма.
С точки зрения теоретических финансов (не беря в расчет геополитику) Америка, рассматривая в 1867 году целесообразность сделки, должна была сравнить запрошенную русскими цену с NPV чистого дохода от Аляски. Этот доход — разница между деньгами, полученными бюджетом от территории в виде налогов, и суммой, затраченной на ее содержание.
За бортом остаются геополитика и вопросы национальной безопасности, трудно выразимые в терминах финансов. Но, рассчитывая чистый доход, полученный государством США от Аляски, Баркер вычел из бюджетных расходов на содержание территории военные: выгодоприобретатель этих трат — все американцы, а не жители Аляски. Зато Баркер не учитывал, что Аляска для США — еще и своего рода опцион, возможность получить от территории много больший доход при возникновении в стране чрезвычайных обстоятельств. Доходы, получаемые от Аляски на протяжении 140 лет, он считал максимальной суммой, которую можно извлечь из территории.
Конечно, правительство США не коммерческое предприятие, и рассчитывать NPV его проектов — интеллектуальная забава, поскольку эти проекты необязательно должны приносить налогоплательщикам доход. Это сравнение лишь должно подчеркнуть, что в покупке Аляски не превалировали финансовые мотивы.
Доходы правительства США от Аляски были совсем малы до 1941 года, затем начали постепенно расти и существенно прибавили только в 1970-1980-е, с ростом нефтяных цен. В первые годы они не превышали $318 000 — суммы, недостаточной даже для уплаты процентов с $7,2 млн. Основная часть налогов шла в Фонд Аляски, деньги которого тратились на развитие территории. 90% доходов от добычи нефти в штате остается ему. Другая пропорция распределения доходов только у нефти, добытой в море у берегов Аляски.
Из-за удаленности Аляска оказалась дорогой в управлении территорией. Только железная дорога, построенная на деньги федерального бюджета, обошлась в 1915-1924 годы в $53 млн и еще 14 лет приносила ему убыток. Недешево обошлись казне строительство дорог, жилья и экспериментальные аграрные станции.
Чтобы купить Аляску, США занимали деньги. Бюджет был в долгах после гражданской войны, займы стоили 6-7,3% в год. Чтобы окупать проценты, Аляска должна была приносить больше $700 000 в год.
В итоге у Баркера получилось, что вплоть до 2008 года Аляска имела отрицательный cash-flow. В 1891 году внутренняя доходность проекта была отрицательной (-6%), к 1985 году выросла до +5,3%, превысив долгосрочную стоимость долга (4,6%). За все 140 лет NPV оказался отрицательным и составил $5,2 млрд. При этом не учтены будущие доходы Аляски и стоимость запасов нефти ($850 млрд в ценах 2009 года).
Зато покупка Аляски имела смысл в качестве хеджа: ее доходы растут с повышением цены нефти, когда доходы Америки в целом падают. Современные теории предписывают инвесторам держать в портфеле такие инструменты, замечает Баркер: покупка Аляски снижает волатильность совокупного потребления США. Но и с учетом этого NPV остается отрицательным. NPV ушел бы в плюс, если бы США заплатили бы в 1867 году за Аляску менее $4,3 млн.
Ученые Аляски выводами Баркера, разумеется, недовольны. Профессор Университета Анкориджа Терренс Коул пишет, что NPV любого штата США оказался бы отрицательным, если рассчитывать его таким способом. Баркер ответил, посчитав NPV других приобретений США в XIX веке: у одних он оказался положительным (Гавайи), у других — отрицательным (Виргинские острова).
Другой местный профессор, Скот Голдсмит, уверен, что неправильно учитывать только доходы бюджета США: покупка Аляски привела к увеличению валового дохода страны. Жители Аляски очень нервно воспринимают разговоры о своей зависимости от федерального бюджета, резюмировал эту дискуссию местный историк Стив Хэвкокс: их идентичность основана на ценностях индивидуализма и свободы. А ценность территории дисконтированием финансовых потоков не измеришь.