Хотя судам приличествуют рассудительность и беспристрастность (от которых не так далеко и до бесстрастности), Конституционный суд России вновь оказался в центре нешуточных политических страстей. Причиной стало дело Маркина — военнослужащего, которому российскими судами, включая и сам КС, было отказано в праве на отпуск по уходу за ребенком вместо матери. Маркин, однако, успешно оспорил эти решения в Европейском суде по правам человека (ЕСПЧ, именуемом также Страсбургским судом). ЕСПЧ указал на несоответствие российского закона положениям Европейской конвенции по защите прав человека и основных свобод. Россия, как известно, в 1998 году присоединилась к Европейской конвенции и признала основанную на ней юрисдикцию ЕСПЧ — следовательно, обязана выполнить его решение по Маркину. Однако это значило бы пойти вразрез с Конституционным судом, который вынес по его делу противоположное решение. Таким образом, возник вопрос о том, что должно иметь приоритет — Конституция России или Европейская конвенция — в случае расхождения между ними (или, точнее, между толкованиями их норм в решениях, соответственно, КС РФ и ЕСПЧ).
В ситуацию немедленно вмешались высокопоставленные лица и органы: еще в октябре 2010 года по свежим следам дела Маркина председатель КС Валерий Зорькин выступил в «Российской газете» с темпераментной статьей «Предел уступчивости», высказался об этом и российский президент. А на днях сделал свой вклад и Совет Федерации, в недрах которого были спешно рождены два законопроекта. В них устанавливается, что «суд при рассмотрении дела в любой инстанции, придя к выводу о несоответствии Конституции Российской Федерации закона, подлежащего применению в указанном деле, в том числе в связи с принятием межгосударственным органом по защите прав и свобод человека решения, в котором установлено нарушение положений международного договора российской Федерации, связанное с применением закона, не соответствующего положениям международного договора Российской Федерации, обращается в Конституционный суд Российской Федерации с запросом о проверке данного закона». Из этой корявой и невразумительной формулировки можно понять только одно: последнее слово в случае спора с ЕСПЧ должно оставаться за КС.
Легче всего увидеть за инициативами Совфеда зловещую тень «суверенной демократии», но дело в том, что проблема, с которой сталкиваются российские власти, ничуть не уникальна. Не уникальна и реакция на нее. В других ведущих юрисдикциях Европы законодатели и высшие суды столь же ревнивы к своим полномочиям, и в отношении претензий ЕСПЧ на верховенство обуреваемы примерно теми же чувствами, что и российский КС. Британский парламент сделал все возможное, чтобы отстоять свое исключительное право на изменение законов Соединенного королевства, признанных ЕСПЧ не соответствующими Конвенции в деле Hirst v the United Kingdom (2005). Аналогичным образом в ответ на решение ЕСПЧ по делу Gorgulu v. Germany (2004) Конституционный суд ФРГ подчеркнул примат германской конституции в случае ее конфликта с конвенцией. И т. д. и т. п.
Другой вопрос, что решение проблемы может быть изящным или не очень. В этом смысле совфедовские законопроекты далеки от стандартов elegantia juris. В частности, в них делается попытка решить пресловутый вопрос об исчерпании национальных (внутригосударственных) средств судебной защиты, который издавна был камнем преткновения в отношениях российских властей и ЕСПЧ. Согласно конвенции, иски в Европейский суд можно подавать только в случае, если эти средства исчерпаны и в отношении заявителей из России ЕСПЧ установил, что они исчерпаны, если пройдена кассационная инстанция. Рассмотрение же в процедуре надзора — например, в Верховном суде РФ — необходимым условием для обращения ЕСПЧ не признавал. Это делало порог для права на обращение в ЕСПЧ довольно низким и являлось одной из причин наплыва российских дел в Страсбург. Поэтому законопроект Совфеда устанавливает, что «внутригосударственные средства правовой защиты считаются исчерпанными, если по заявлению заинтересованного лица имеется вступивший в законную силу судебный акт» надзорной инстанции. Подобное изменение выглядит довольно скандально: выходит, что российский законодатель пытается решить за ЕСПЧ, в каких случаях российские граждане вправе или не вправе туда обращаться! Доселе было принято считать, что решить это может только сам Страсбургский суд.
Другой пример законотворческой неуклюжести: предполагается установить, что недопустим пересмотр российским судом дела, в котором ЕСПЧ нашел нарушение конвенции, если примененный в этом деле федеральный закон «не признан не соответствующим Конституции Российской Федерации». Это крайне двусмысленная формулировка: ведь в разряд таких законов попадают все, которые еще не рассматривались КС, а таких явное большинство. Таким способом механизм пересмотра дел на основе решений ЕСПЧ можно практически полностью блокировать. Трудно сказать, была ли эта формулировка выбрана сознательно или по недоразумению. Куда сообразнее было бы написать: если закон был признан Конституционным судом соответствующим Конституции РФ.
Пояснительные записки к законопроектам прямо упоминают дело Маркина как повод для данной законотворческой инициативы и выражают опасение, что «не исключено также вынесение Европейским судом и других постановлений, в которых может быть дана критическая оценка решениям Конституционного суда Российской Федерации». Однако по большому счету в деле Маркина и других подобных делах вполне возможна компромиссная конструкция. Ведь решение КС в пользу закона не обязывает законодателя сохранять данный закон в силе — оно всего лишь говорит о том, что этот закон не противоречит Конституции. Однако и противоположный по смыслу закон, предполагающий равенство мужчин и женщин в вопросе об отпуске по уходу за ребенком, тоже не противоречил бы Конституции — следовательно, российский законодатель вправе выполнить решение ЕСПЧ, не нарушая при этом решения КС. Иными словами, вполне возможно решение, которое одновременно было бы конституционным «по-российски» и при этом конвенционным «по-европейски» — так сказать, «национальное по форме, социалистическое по содержанию», как гласила старая советская формула. С практической и юридической точек зрения это был бы нормальный выход, но, вероятно, идеологически он все равно воспринимался бы как победа «чужого» ЕСПЧ над «своим» КС. В результате вопрос оказывается загнан в тупик, из которого уже нет элегантного выхода. По крайней мере при существующем политическом раскладе.
Автор — доктор права (Университет Эссекса, Великобритания)
Фото: ИТАР-ТАСС