События на Ближнем Востоке стали очередным свидетельством того, насколько снизилась способность ведущих западных держав контролировать ситуацию даже в критически важных для них частях мира. Европейский Союз, по идее обладающий экономическим, культурным и политическим влиянием в Северной Африке и постоянно подчеркивающий сопричастность этому региону, даже не пошевелился, пытаясь уловить настроения Вашингтона. Но и Соединенные Штаты пребывали в растерянности. Белый дом разрывался между инстинктом поддержки борьбы за «свободу», лежащим в основе американского мировоззрения, и здравым смыслом, который подсказывал, что более верного союзника, чем Хосни Мубарак, у США никогда не будет.
До начала 2011 года Ближний Восток оставался последним уголком планеты, почти не затронутым политическим смерчем конца XX — начала XXI столетия. Авторитарный дизайн региона не изменился. Соединенные Штаты и Европа всегда предпочитали договороспособных диктаторов и даже с недоговороспособными искали общий язык (обратите внимание на превращение Ливии из «оси зла» в уважаемого партнера). Это неудивительно, ведь всякое проявление «воли народов» только пугало. Достаточно вспомнить иранскую революцию 1979 года, выборы в Алжире в 1991-м, которые закончились победой Исламского фронта спасения и гражданской войной, успех ХАМАС на голосовании в Палестине в 2006 году. Даже в оккупированном Ираке проамериканским партиям не удается победить, а расширение демократического пространства в Турции приводит к тому, что курс Анкары все меньше ориентирован на Запад.
Волнения в Египте и Тунисе открывают новый этап самоопределения Ближнего Востока. Смена власти приведет больших радикалов, но и тем режимам, которые устоят, придется учитывать настроения недовольного электората — как социально-экономические, так и политические, в основном антизападные. А это грозит размыванием фундамента, на котором ныне держится статус-кво в наиболее взрывоопасном и богатом углеводородами регионе планеты.
Чем конкретно чреваты перемены? Во-первых, новым подъемом радикального исламизма, который несколько выдохся к концу 2000-х. Это отзовется и в России. Во-вторых, неопределенностью с энергетической безопасностью. Например, основным направлением диверсификации поставок и снижения зависимости от Москвы Европа видит Ближний и Средний Восток, но стоит ли игра свеч в случае смены там политического вектора? В-третьих, новым переселением народов. Несогласные с изменившимися веяниями в арабском мире устремятся в Европу, ей будет трудно отказать бегущим от исламизации, но еще труднее — согласиться на расширение притока. В-четвертых, укреплением влияния Китая. Пекин никогда не обращает внимания на особенности режима в той или иной стране, главное — гарантии поступления сырья и сбыта китайских товаров. Наконец, Израиль возвращается к ситуации тотально враждебного окружения сорокалетней давности. Но если в ту пору еврейское государство было уверено в стопроцентной поддержке Вашингтона, то теперь неизвестно, как поведут себя Соединенные Штаты. Ведь ставка исключительно на Израиль усугубит отчуждение США от все более самостоятельного арабского сообщества.
Эти события могут иметь еще одно неожиданное последствие. Европейский Союз продемонстрировал, что не способен ни на какую содержательную роль в по-настоящему важных событиях. Отныне вся «мощь» европейской дипломатии будет направлена на Белоруссию и Молдавию, последние точки на карте, где ЕС рассчитывает продемонстрировать влияние. А из-за этого могут вновь усилиться трения с Россией.