Год начался с того, что заштормило во всем Магрибе. Арабизированная Северная Африка превратилась в кипящий котел. Сначала авторитарный Судан вдруг согласился провести референдум об отделении своих южных областей, без всякой надежды на благоприятный для северных районов исход. Потом цивилизованно-курортный Тунис, претендующий на то, чтобы считаться «африканской Европой», взял и неожиданно разродился социальным бунтом, да таким, что президент Бен Али, продержавшийся у власти 23 года, едва успел бежать. Теперь вот в Египте.
А ведь недавно казалась, что у Хосни Мубарака ну не так, что вообще нет проблем, но в целом все под контролем. Примерно как в России. Наверное, что-то такое чувствовали многие и в Грузии при позднем Шеварднадзе, и на Украине при позднем Кучме.
События в Тунисе и Египте, в первые моменты воспринимавшиеся как классические оранжевые сценарии — социальные протесты по поводу коррупции, дороговизны, падения уровня жизни, — дальше вдруг начинали развиваться по киргизскому образцу: стрельба, пожары, погромы. Вообще возникает как-то слишком много параллелей между СНГ и Северной Африкой.
Ну, например, в Каире волнения начались под лозунгом «Хлеба и свободы». Хлеб более конкретное понятие, нежели свобода, страны Северной Африки реально страдают от роста цен на продовольствие. У нас, кстати, тоже этот рост не так давно был долгое время в топе новостей. Вся государственная медиаполитика работала тогда, чтобы убедить: Путин с Медведевым лично бросились на борьбу с ростом, и им удалось победить. Но я-то знаю, что плачу за килограмм картошки на рынке 50 рублей, а прошлой зимой платил 20.
Еще интереснее то, что Северной Африке не хватает хлеба, потому что у нас самих с ним проблемы. Мы закупаем элитные твердые сорта зерна в Канаде, а сами производим дешевое зерно, которое экспортируем.
Египет, например, покупает 7 млн т пшеницы в год, главный поставщик — Россия. Но в этом году после летних пожаров возможности подкармливать Африку с выгодой для себя мы лишились.
Но все же в России главной проблемой считается не рост цен, а исламский радикализм на Кавказе. И в Египте главной проблемой режима Хосни Мубарака была исламская оппозиция. «Братья-мусульмане», или, как их еще называют, ихванисты. Несколько лет назад египетские студенты рассказывали мне, что для того чтобы попасть под подозрение, достаточно носить слишком длинную бороду. Примерно такой же рассказ можно было в это время услышать где-нибудь в Дагестане или Чечне.
Строго говоря, классические египетские ихванисты, своего рода аналог христианских демократов, считают правильным бороться за религиозные принципы политическими методами. Но это в теории, а на практике именно отколовшаяся от «Братьев мусульман» группа убила в свое время египетского президента Анвара Садата за произраильский курс. Нынешние ихванисты тоже не слишком довольны тем, что при Мубараке Египет стал главным арабским союзником Израиля.
«Братья мусульмане» вообще считаются в Египте запрещенной экстремистской организацией. Но в Египте есть и, так сказать, либерально-демократическая оппозиция. В прошлом году она занималась примерно тем же, чем обычно заняты наши либералы: в Каире протестовали против «полицейского произвола» — убийства в местном околотке 28-летнего парня Халеда Саида. Полицейские его забили до смерти. Для Мубарака проблемы от демократов в сравнении с проблемами от исламистов — это примерно как для «Путиномедведева» пикет 31 числа на Триумфальной площади по сравнению со взрывом в аэропорту. Но в нынешней ситуации демократы объединились с исламистами в ненависти к режиму и стали одной большой угрозой для него.
Египетские либералы даже выдвинули лидера протеста — бывшего директора Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ) Мохаммеда эль-Барадеи.
На последних парламентских выборах появились фотографии его дочки в купальнике — так выглядит черный пиар в мусульманском Египте — и теперь к прозападному эль-Барадеи консервативные ихванисты относятся примерно так, как Доку Умаров относится, скажем, к Немцову. Но на этот раз они в одной лодке. С другой стороны, разве не Немцов заявил, что Кавказ — наша Палестина, и за этим замаячила стена, переговоры о создании независимого государства. А разве Доку Умаров не хочет того же?
Третьими в этом египетском оппозиционном флаконе оказались местные футбольные фанаты. Они тоже против власти. Не то чтобы в Египте как-то третировали футбол на государственном уровне — ну так и у нас руководство страны футбол обожает. Правда, в декабре наши фанаты доказали, что и они могут считаться оппозиционной политической силой, причем куда серьезнее немцовско-каспаровских либералов.
В Египте произошел стихийный сплав всей неконструктивной оппозиции. Неконструктивная она там по той же причине, что и у нас, — ее отлучили от реальной политики. На парламентских выборах правящая Национал-демократическая партия получила 4/5 всех мандатов, а ихванисты лишились всех 88 одномандатных мест, бывших у них в предыдущем созыве. А демократа эль-Барадеи не пускали в «правильную» политику тоже по вполне знакомой в России схеме — не давали официально зарегистрировать политическую партию.
В Египте только от имени официальной партии можно легально штурмовать главный пост в стране. Там, как и у нас, предпочитают обновление власти по схеме «преемник». Сейчас там обсуждается два варианта. На смену Хосни Мубараку, разменявшему девятый десяток, готовят либо 74-летнего главу египетской разведки Омара Сулеймана, либо 46-летнего сына президента Гамаля Мубарака, коммерсанта с европейским университетским образованием. Как-то это трогательно напоминает долгие колебания по поводу того, кто сменит Путина — Иванов или Медведев.
Но, судя по нынешним событиям, плановая ротация власти в Египте не пройдет так гладко, как в России. Возможно, Хосни Мубарака сменит именно экс-директор МАГАТЭ.
Что можно ожидать от него?
В свое время он выступил против американской республиканской элиты и Джорджа Буша младшего. Эль-Барадеи в марте 2003 года заявил, что международные инспекторы не нашли в Ираке ядерного оружия, а в октябре 2004 года обвинил самих американцев в том, что те потеряли в Ираке сотни тонн взрывчатки.
Проиракская позиция эль-Барадеи не мешала ему поддерживать большинство обвинений против Ирана, словом, его политические пристрастия вполне укладываются в нынешний курс демократов США.
И в этом еще одно сходство Египта с Россией: Медведеву в отличие от Путина приходится иметь дело с демократическим Обамой, а не с республиканским Бушем, и это мгновенно отразилось на нашей внешней политике. Россия присоединилась к санкциям против Ирана, свернув экономическое сотрудничество с ним до минимума, и это, пожалуй, единственное, что у нас сохранится, если очередная ротация власти случится не по плану и на смену тандему придет какой-нибудь условный Немцов.
Можно сказать, после того что произошло в конце этой недели в Египте, эта страна стала не то чтобы ближе, а как-то понятнее. Если отбросить национальный колорит — все как у нас.