Когда, оказываясь в Калининграде, я хочу показать гостям из Москвы свой родной город, я показываю им, как положено, могилу Канта, а потом веду в район довоенных немецких промзон — к вагоностроительному и мукомольному заводам, к стоящим на берегу морского канала кирпичным цехам, больше похожим на старинные крепости. От них, если встать лицом к каналу, открывается совершенно викторианский, какого, может быть, и в самом Манчестере уже не найдешь, вид на два столетних немецких элеватора, торчащих на другом берегу. Москвичи восхищаются (надеюсь, что искренне), я горжусь, потому что это моя родина.
Губернатор Боос, конечно, не имеет к этим видам никакого отношения; старинные заводы и элеваторы стояли до Бооса и, Бог даст, будут стоять и после, а сам он, когда уедет из Калининграда на обещанную ему федеральную должность, может быть, и не вспомнит никогда, какие красивые места есть в городе, в котором ему пришлось губернаторствовать пять лет. Что он не вернется в Калининград, в этом я не сомневаюсь, делать ему там скоро станет совсем нечего, преданных друзей не нажил, серьезного (пусть даже записанного на кого-то из родственников) бизнеса не построил, да и вообще как был с самого начала чужим в этих краях, так, кажется, и остался. Есть такая легенда про Брежнева: якобы на XIX съезде партии большевиков после праздничного концерта Сталин сказал незнакомому брюнету с большими бровями, приняв его за молдаванина, хорошо, мол, твой молдавский танцевальный ансамбль выступил. Брежнев смутился, к Молдавии он не имел никакого отношения, но Сталин ошибок не признавал, и чуть ли не на следующий день новый первый секретарь товарищ Брежнев поехал принимать дела в Кишинев. Почему-то кажется, что Бооса в Калининград назначали так же — бывшая Восточная Пруссия, а тут подвернулся единоросс с какой-то очень похожей на немецкую фамилией. Надо будет дождаться мемуаров — наверняка всплывет какая-нибудь в таком духе история, и я с удовольствием стану рассказывать ее новым московским гостям.
Кстати, совпадение это или нет, но все москвичи, которых я водил по Калининграду, ездили туда со мной уже при Боосе — при нем бывшее захолустье, всегда безнадежно проигрывавшее «настоящей» Прибалтике, вдруг вошло в моду у россиян, которым по каким-то причинам не хватало сил, времени или денег на настоящую Европу. «Хоть похоже на Россию, только все же не Россия», — когда-то этот город путали с нынешним подмосковным Королевом, до 1996 года называвшимся так же — Калининград, — а потом произошло всеобщее открытие: надо же, и у нас есть своя Северная Европа. Холодное море с дюнами и соснами, старинные замки и хутора, да и люди какие-то не вполне «дорогие россияне» — есть в них что-то европейское. Когда я там жил, меня это злило, ничего европейского я в себе не видел, но, может быть, сознание определяет бытие, и сейчас я тоже вижу: они ведь там не такие, как в Твери или Челябинске. Может быть, действительно, пенсионеры с «шенгеном» и подростки, гуляющие по выходным в европейских столицах, стали каким-то новым субэтносом, черт его знает.
На то, что Калининград — это Европа, приезжий обращает внимание сразу по дороге из аэропорта, когда едет по главному материальному достижению губернатора Бооса — не до конца достроенному, но все равно впечатляющему (не факт, что в России есть еще хотя бы одна такая дорога) хайвею «Приморское кольцо», соединяющему Калининград с курортами взморья. Калининградец, услышав восторги приезжего, наверняка поморщится и покажет на, пожалуй, действительно слишком часто стоящие вдоль этой дороги фонари с аляповатыми корабликами на макушках — привычки владельца московской «Светотехники» никуда не делись, и понятно, кто в Калининградской области выигрывает тендеры на уличное освещение. Боос обещал построить «Кольцо», но еще он обещал построить трассу для «Формулы-1», металлургический завод и много чего другого. Нереализованные проекты Бооса для калининградского общественного мнения стоят в одном ряду с банкротством «КД-Авиа», невероятно высоким областным транспортным налогом, с протеста против которого и началась калининградская революция этой зимой, и разгромом калининградской медицины. Главу областного минздрава (в Калининграде ее называли «министром смерти») Елену Клюйкову Боос снял весной после митингов, и сейчас Клюйкову, вероятно, вообще посадят в тюрьму, но кто поверит, что Клюйкова ликвидировала больницы по собственной воле, без санкции губернатора? В Европе так не принято, в Европе ценят ответственность, а Калининград — это Европа.
Не факт, что европеизация Калининграда — это заслуга Бооса, но что он от нее в конце концов и пострадал — факт. Массовость двух антигубернаторских митингов в начале года — прямое следствие нетипичных для любого российского региона европейских черт Калининграда. Пять фракций в областном парламенте, массовая и непрепрессируемая оппозиционная пресса (газета «Дворник» призывала горожан на митинг в марте всем своим стотысячным тиражом) — представьте такое в Чечне у Кадырова, в Кузбассе у Тулеева или хотя бы в Москве у Лужкова. Доверие народа, о котором, комментируя невыдвижение Бооса, говорят в Москве единоросс Володин и президент Медведев — конечно-конечно, у нас же все на доверии. Псков, вероятно, безгранично доверяет возникшему из ниоткуда сыну премьерского друга Турчаку, Татарстан — Миниханову, Подмосковье — Борису Громову, но не будем придираться, риторика — она и есть риторика, и совсем не по риторике можно будет (очевидно, после того, как станет ясна дальнейшая судьба уходящего губернатора) понять, почему именно на Боосе дал сбой, кажется, единственный бесспорный принцип кадровой политики Кремля нулевых: никогда не принимать кадровых решений, которые могут выглядеть как уступка оппозиции или общественному мнению. Невыдвижение Бооса пока выглядит именно такой уступкой, и если его действительно не переназначили благодаря тем тысячам митингующих, которые выходили требовать его отставки полгода назад, значит в стране действительно что-то поменялось. Путинские порядки уступили медведевским, что ли?
Автор — корреспондент ИД «Коммерсантъ»