Согласно жестким условиям задачи нужно было выбрать 1 (одну) игрушку. Но мой 4-летний сын впервые видел их в таком количестве. Глаза разбегались. Спасибо терпению сотрудников магазина — прежде чем мы остановились на необычайной длины автобусе, пришлось перетрогать все. Психологически задача оказалась очень сложной: ребенок физически ощущал, что, говоря «да» одной игрушке, он отказывает всем остальным. А ведь они так просились в руки. По магазину мы ходили около часа.
Правительству выбор инструментов экономической политики дается с еще большим трудом.
В начале 2000-х годов, на переходе от экономического либерализма к госкапитализму, было много дискуссий: нужна ли промышленная политика и если да, то какая. Постепенно дискуссии почти прекратились, самой же промышленной политики стало очень много. Но она непоследовательна — государство, что твой ребенок, поочередно хватается за все. Совершенно не оценивая, чего удалось достичь на предыдущем этапе, а чего — нет. Как будто каждый новый день начинается с чистого листа, без памяти о предыдущем. Вот что в результате получается.
Инвестфонд
Накануне 5-летнего юбилея этот потенциально интересный инструмент находится в жалком состоянии. Новые федеральные проекты не одобряются с 2008 года. Фонд финансирует 14 федеральных проектов стоимостью более 1 трлн рублей. Более трети средств на них должен выделить бюджет, остальное — частные инвесторы. Ровно на порядок меньше стоят 23 региональных проекта, на которые переориентировался фонд с началом кризиса, когда доходы бюджета упали, а кураторство фондом было передано Минрегиону. Финансирование проектов было сокращено почти наполовину.
Создание инвестфонда было первой, еще робкой и стыдливой попыткой государства заняться промышленной политикой. Возникни фонд не в 2005-м, а парой лет позже — быть бы ему госкорпорацией с самыми дорогими приватизаторами или экс-министрами во главе. Но в 2005 году опыта было меньше, а скромности больше. Инвестфонд так и не стал «корпоративным телом», не получил даже постоянных управляющих и независимых директоров. А межведомственная и правительственная комиссии в нашем бюджетном торге — слишком слабая заинтересованная сторона, чтобы деньги шли постоянным потоком.
Большинство проектов инвестфонда перешли к Внешэкономбанку. Но тот в них и так участвовал: проекты, финансируемые инвестфондом, государство поддерживает и за счет других инструментов — в частности, льготных кредитов госбанков. Кризис помешал и началу регулярной работы региональных инвестфондов — они должны были отбирать для софинансирования небольшие местные проекты, получая софинансирование из федерального фонда.
В момент создания инвестфонда аббревиатура РРР (private-public partnership, частно-государственное партнерство) была еще плохо известна широкой публике. По сути же фонд занялся именно этим. Только механизм отбора проектов был крайне субъективен, а у частных партнеров не было никаких гарантий выполнения государством своих обязательств (и действительно, при первой возможности финансирование было срезано). Однако работа инвестфонда никоим образом не подвигла чиновников к разработке нормативной базы для проектов РРР и их внедрения в наиболее подходящих для этого сферах — строительстве и управлении больницами, ремонте и управлении коммунальной инфраструктурой и т. д.
Кое-что, впрочем, инвестфонд сделать успел. Это за его счет вырубают Химкинский лес. Но дорога, строительство которой финансируется фондом, очень плохо спланирована, а заинтересованы в ней больше всего девелоперы, желающие освоить прилегающие территории. Те, собственно, где сейчас лес.
Внешэкономбанк
Подхватил было выпавшее из рук инвестфонда знамя госучастия в инвестиционных проектах, но не вполне успешно. С началом кризиса ВЭБ, так и не ставший Банком развития, был вынужден переориентироваться на выполнение сложных поручений правительства. Спасать российский фондовый рынок (это получилось лучше всего), санировать Связь-банк и «Глобэкс», выдавать банкам кредиты за счет фонда благосостояния, рефинансировать иностранный долг крупнейших компаний. Потом было IPO UC Rusal, кредит ему же, участие в трудной судьбе АвтоВАЗа… Странно, что ВЭБу еще не поручили заняться Межпромбанком. Тем более что на его балансе кредиты стратегически важной отрасли — судостроения.
Основными потребителями услуг ВЭБа могут стать компании Олега Дерипаски. Банк профинансирует еще и многолетнее строительство Богучанской ГЭС (50 млрд рублей). Это очень крупное размещение средств, даже по меркам ВЭБа, уже одобренное его наблюдательным советом (его возглавляет премьер). В начале 2000-х Дерипаска был одним из основных сторонников промышленной политики, а сейчас он — один из основных ее потребителей. При этом ему неизменно удается получить одобрение всех возможных институтов развития. Недавно президентская модернизационная комиссия одобрила два проекта UC Rusal (1,4 млрд рублей от государства) — сверхмощный электролизер и производство алюминия с использованием инертных катодов. Проекты должны дать компаниям «Русала» большую экономию, а не финансируются коммерческими банками, по-видимому, только в силу большого долга заемщика.
Еще одним крупнейшим «клиентом» ВЭБа станет олимпийское строительство. Да и создание Почтового банка, если оно состоится, — проект, способный поглотить бесконечное количество сил и ресурсов. В целом деятельность ВЭБа больше похожа не на работу института развития, а на деятельность банка по особым поручениям — запасного кармана правительства, госагентства, через которое удобно выделять деньги при нехватке средств в бюджете.
ОЭЗ
Этот инструмент находится в довольно печальном состоянии. Большинство созданных промышленных, туристических, портовых и инновационных зон живы, но не слишком активны. Пожалуй, в лучшем состоянии — промышленные зоны в Татарии (Алабуга) и Липецке: там с самого начала были понятные инвесторы и коммерчески перспективные проекты. В то же время, например, в Калуге без статуса зоны, без федеральных льгот удалось создать сильный промышленный кластер. Этот опыт не проанализирован и особо не тиражируется — как, впрочем, и опыт особых зон. По сути еще одной большой турзоной стали с проведением Олимпиады-2014 Сочи.
Особняком стоят игорные зоны. С самого начала было понятно, что в «Азов-сити» никто не поедет. Теперь чиновники думают о ее закрытии. Компенсировать затраты инвесторам надо будет, вероятно, за счет бюджета. Кто будет за это отвечать? Идея была обречена изначально, тем более в ситуации, когда запрет на игорную деятельность в крупных городах оказался мнимым — залов меньше не стало, они только называются по-другому.
Госгарантии и прочее
Этим, разумеется, институты развития не исчерпываются. Есть еще экспортные кредиты, субсидирование процентных ставок, госгарантии. Последнее — головная боль Минфина. На недавнем совещании глава Дагестана Магомедов выпросил у президента Медведева поручение для Минфина: за неделю просчитать возможность госгарантий. Проблема в том, что достойных предметов залога в Дагестане нет, говорил там же полпред Хлопонин. Та же проблема и с Чечней — предлагают в залог только 50 000 га минных полей. Медведева, однако, это не смутило: риски надо считать не по тем же критериям, как в Московской области, посоветовал он Минфину, а земля «во всем мире единственная ценность, которая берется в залог». Еще Дагестан хочет стать ОЭЗ. Очевидно, что на таких госгарантиях бюджет быстро вылетит в трубу.
Структур, занимающихся от имени государства промышленной политикой, стало так много, что они вынуждены партнерствовать друг с другом. Это российское ноу-хау — прочесть РРР как государственно-государственное партнерство, public-public partnership. ВЭБ и Российская венчурная компания на паях создают фонд, инвестирующий в биотехнологические инновации. Роснано ведет проекты в Сколково, а ВЭБу надо будет их финансировать. Инновациями занимаются в особых зонах, Роснано, РВК, в ВЭБе, Ростехнологиях, на одноименных президентской и правительственной комиссиях. Ну прямо как дети.
Автор — экономический обозреватель