В бесконечных рассуждениях о незадачливости Гордона Брауна, напористости Дэвида Кэмерона и яркости Ника Клегга был явно упущен один важный момент, который, возможно, является наиболее интересным следствием британских парламентских выборов. Победа консерваторов не только сменила власть в Лондоне, но также стала завершающим аккордом в, казалось бы, совершенно невероятном победном марше европейских правых.
Года полтора назад, когда еще только разворачивался мировой экономический кризис, сотни экспертов, перебивая друг друга, твердили о конце эры неолиберализма, об очередном левом повороте, о необходимости расширения мер государственного регулирования экономики и о том, что причиной рецессии является халатность, допущенная правительствами и центробанками в деле контроля за финансовыми рынками. Всемирный хор экспертов был столь напорист, что в какой-то момент показалось, будто в политической сфере нас ждет возрождение социализма, социал-демократизма, лейборизма, коммунизма, хустисиализма, боливаризма и всяких прочих измов, а также непотопляемых идей «чучхе», несущих с собой резкое усиление роли государства в экономике.
Что же получилось на деле?
С одной стороны, если взглянуть лишь на экономическую картину, нарисованную кризисом, то может показаться, будто и впрямь мир резко сдвинулся влево. Заметно увеличились размеры бюджетных дефицитов. Государства Евросоюза отошли от Маастрихтских критериев. Вместо того чтобы жить по средствам, развитые страны все больше влезают в долги. Но с другой стороны, происходящие события пока отнюдь не свидетельствуют о наступлении некой идейной революции. Скорее, налицо временное, конъюнктурное отступление, нежели смена парадигм, сопоставимая с той, которая имела место во времена Великой депрессии начала 1930-х годов. Никто, кроме Чавеса с Моралесом, не говорит о национализации. Никто не говорит о необходимости отказа от открытости национальных экономик. Да и в разработке новой архитектуры финансового регулирования пока больше слов, нежели реальных дел.
Более того, после победы британских консерваторов в пяти из шести крупнейших государств Евросоюза у власти оказались правые. Причем, пожалуй, только в Италии левые борются за власть наравне со своими противниками и имеют шанс в любой момент вновь встать у руля.
В двух из пяти стран, Франции и Германии, левые силы не просто уступают правым, а находятся в серьезном кризисе. А в Британии они вполне могут оказаться в кризисе в обозримом будущем, если, скажем, Кэмерон с Клеггом решат реформировать избирательную систему страны и перейти от мажоритарных округов к партийным спискам, благодаря чему либерал-демократы усилят свои позиции.
Применительно к одной стране — Польше — даже слово «кризис» не вполне отражает всей глубины политических проблем, охвативших левых. На грядущих президентских выборах спорить между собой будут кандидаты от двух правых партий, тогда как левые, похоже, не смогут даже оказать хоть сколько-нибудь существенного воздействия на соревнование влиятельных конкурентов.
Только в Испании из стран «большой европейской шестерки» у власти находятся левые — Социалистическая рабочая партия. Причем надо иметь в виду, что успехом своим она обязана не столько привлекательной для избирателя социально-экономической платформе, сколько близорукой внешней политике конкурента — Народной партии, поучаствовавшей в иракской военной кампании Джорджа Буша и в итоге растерявшей голоса на фоне трагических мадридских терактов.
Я не стремлюсь из всего этого сделать вывод о том, будто правые одержали историческую победу, а левые постепенно сходят с политической сцены. Вполне возможно, что через некоторое время социалисты всех мастей оправятся от поражений, проведут внутрипартийные реформы, найдут новые возможности понравиться избирателям и опять придут к власти в некоторых странах. Для меня сейчас важно другое. Нынешний европейский политический расклад свидетельствует о том, что ни в коей мере нельзя говорить, будто кризис стал причиной левого поворота или же вынужденного отказа от идей неолиберализма. Тезисы полуторагодичной давности не подтверждаются фактами.
Полагаю, что разговоры о господстве либерализма или неолиберализма с самого начала были серьезным преувеличением. Сегодняшний мир не либерален. И настоящие либералы (или либертарианцы, если говорить «по-американски») нигде у власти не стоят. Просто на рубеже 1970–1980-х годов здравый смысл остановил полувековую атаку государства на рынок. И с тех пор «сражение», ведущееся между ними, перешло в стадию «окопного противостояния», при котором ни та ни другая сторона не могут усилить своих позиций.
Нынешний кризис также не изменил ситуацию кардинальным образом. С одной стороны, на фоне падения ВВП и налоговых поступлений правительства не нашли возможности сократить социальные расходы, а потому влезли в долги. С другой же стороны, здравый смысл западного общества сохранил власть в руках правых, которые временами впадают в популизм, но в целом, как правило, осуществляют более ответственную социально-экономическую политику, нежели их конкуренты.