Ключевой вопрос ближайших лет: как и когда государства сократят вмешательство в экономику
Финансовый кризис привел к серьезному расширению государственного вмешательства в экономику во многих странах. То, что в чрезвычайной ситуации правительства расширяют сферу своей ответственности, вполне естественно. Во многих случаях разумной альтернативы просто не было. Более того, несмотря на подъем фондовых рынков, многие страны далеки от экономического выздоровления, что показали проблемы в Дубае и Греции. Поэтому нельзя исключать дальнейшей экспансии государства.
Экономисты и политики оживленно спорят о том, как в конечном счете развернуть этот глобальный тренд вспять, как принять «стратегию выхода» из этих чрезвычайных мер по спасению экономики. Напомню, что выражение «стратегия выхода» (exit strategy) имеет корни в дискуссиях американских военных после поражения во Вьетнаме. В 1980-е американская доктрина предполагала, что любая военная операция за рубежом должна включать в себя план выхода с театра боевых действий. Опасение, что США не смогут выйти из Ирака, стало для президента Джорджа Буша-старшего главным мотивом при принятии решения в 1991 году не захватывать Багдад даже после полного разгрома Саддама Хусейна.
В нынешней ситуации споры о стратегиях выхода концентрируются преимущественно на макроэкономических вопросах — в частности, на фискальных дефицитах и денежной политике. Однако есть и другая самостоятельная и очень важная проблема: что делать с широкими полномочиями в сфере экономики, которые были приобретены правительствами в их легитимном стремлении справиться с чрезвычайными обстоятельствами. Власть не любит, чтобы ее ограничивали, гласит старая аксиома. В Древнем Риме для преодоления кризиса диктаторы получали практически неограниченные полномочия, но лишь на шесть месяцев. Отход от этого правила совпал с концом Римской республики. Финансовые инструменты, широко применявшиеся в ходе нынешнего кризиса, не подразумевают столь же жестких ограничений по срокам действия. В отличие от субординированного долга, который создает стимулы для быстрого погашения, государственные гарантии и национализация являются по существу билетом с открытой датой.
После того как вмешательство в общем и целом достигло своей цели, оказалось, что правительства предпочитают сами выбирать, как и когда расстаться с новообретенным могуществом. Исходные условия в разных странах разные, поскольку настроения в обществе обусловлены историей и институтами. В Соединенных Штатах приверженность свободному предпринимательству весьма глубока, и вмешательство федерального правительства вызывает озабоченность у общества, даже если поначалу оно считало такие действия необходимыми. Во Франции, где, судя по некоторым опросам, доверия к капитализму меньше, чем в любой другой развитой экономике, общество, наоборот, склонно к поддержке правительственных инициатив. В России владельцы частных компаний часто вызываютс неприязнь у граждан, и экспроприация может оказаться весьма популярной. В Британии мы сталкиваемся с неустойчивой комбинацией либеральных традиций и осуждения финансистов, чья беспечность привела к серьезному спаду. В Китае государство присутствует везде, но и создающая добавленную стоимость активность частного сектора тоже всем очевидна.
Во время кризиса было уже достаточно случаев, когда правительства перегибали палку или злоупотребляли своими новыми полномочиями. Во Франции государство, по всей видимости, стремится воспользоваться кризисом, чтобы вернуть себе рычаги управления экономикой, которые были у него несколько десятилетий назад. Среди примеров — и создание «Стратегического инвестиционного фонда», который переводит фондовый рынок под частичный контроль государства, и политическое вмешательство в сделки с активами, вроде пантомимы, устроенной вокруг производителя электроэнергии Areva T&D, который в итоге был продан французскому консорциуму, несмотря на то что предложения от GE и Toshiba были, видимо, лучше. Обмолвившись, что приобретение иностранцами производителя кондитерских изделий Cadbury «столкнется с упорнейшим сопротивлением британского правительства», министр по делам бизнеса Питер Мандельсон нарушил принцип нейтралитета в транснациональных сделках слияния/поглощения. Прежде правительство Великобритании неукоснительно придерживалось этого принципа, за исключением случаев явно стратегического характера, как в знаменитой истории, когда «Газпром» проявил интерес к приобретению компании Centrica. На уровне Евросоюза разрабатывается карательное законодательство в отношении фондов прямых инвестиций и хедж-фондов, несмотря на то что их роль в нынешнем кризисе была совершенно незначительной.
Подобные эксцессы подрывают будущую конкурентоспособность национальных экономик. Кризис не изменил правил игры, которые приводят к экономическому успеху в обычной ситуации. В общем и целом наилучшие темпы роста достигаются благодаря конкуренции и созидательному разрушению, а не правительственному диктату. Эксперименты с «авторитарным капитализмом» в России и других странах имеют сегодня не больше шансов на успех, чем до кризиса. Правительствам необходимо проявлять сдержанность и не поддаваться искушению злоупотреблять своей возросшей властью, если они хотят обеспечить будущее благополучие своим странам.
Существует несколько внешних факторов, побуждающих к дисциплине: сдерживающую роль играют рынки облигаций, а в случае с ЕС имеет место также активная наднациональная конкурентная политика. Но ключевые параметры все же определяются внутри национальных границ. Ирак и Афганистан через несколько десятилетий после Вьетнама еще раз напомнили Соединенным Штатам о том, как важно иметь стратегию выхода. Независимо от дебатов о макроэкономической стратегии ключевым вопросом послекризисного развития становится вопрос о том, как и когда власть государства будет возвращена в привычные рамки, после того как причины для его драматического вмешательства сошли на нет. Ответ на этот вопрос станет самой важной проверкой качества государственного управления на ближайшие годы и будет иметь глубокие экономические и политические последствия.
Автор — сотрудник исследовательского центра Bruegel, приглашенный исследователь Peterson Institute for International Economics