Двигать мир вперед: Никас Сафронов о новом стиле, патриотизме и вечном

— Насколько сейчас открыт мир для российского художника?

— Вопрос о том, открыт ли мир для современного российского художника, имеет несколько измерений. Одно из них —  возможность показать свое творчество в других странах. Если брать Европу и Америку, то в этом плане возможности сократились. Но открываются другие двери. Существует БРИКС, куда входили пять стран, а с 1 января 2024 года их будет 11 и еще около 20 государств готово присоединиться. Это мир, который открыт и где очень интересуются русским  искусством.

Но и Европа тоже не полностью закрылась. Я готовлю выставку в Швейцарии, вот уже скоро будет напечатан для нее каталог. Конечно, все это сейчас непросто. Например, недавно я летал в Женеву, чтобы обсудить детали выставки, хотел встретиться с Софи Лорен, с которой давно дружен. Вез ей в подарок наше совместное фото, которое побывало в космосе и ее портрет. Но на таможне произошло недоразумение, сотрудники решили что это контрабанда – хотели конфисковать картины. Пришлось поволноваться, предоставить много дополнительных документов, к счатью, потом мне все вернули. На этой выставке я хочу представить Европе свой новый стиль Dream Vision, который я открыл как направление в искусстве, предварительно изучив все мировые техники живописи. Это техника многослойная, непростая, как бы скрытая легкой дымкой, это живопись с глубоким содержанием. Основа Dream Vision — это изначально с большим количеством лессировок классическое искусство и еще много дополнительных моментов. Этот стиль интересен для простого зрителя и для людей, искушенных в искусстве.

Другое измерение вопроса об открытости-закрытости мира для русского художника — это человеческие отношения. Мы дружим с Софи Лорен с 88 года, у нее около 20 моих работ — это ее портреты, выполненные в разные годы,. Часть из них она любезно дает для экспозиции на моей предстоящей выставке в Швейцарии. Софи также написала несколько милых слов в поддержку выставки, и они обязательно войдут в каталог. Это особенно приятно сейчас, когда на Западе повсеместно идет отмена русской культуры. Не так давно в Москву прилетала Орнелла Мутти. Мы знакомы много лет, я писал ее портреты. Орнелла имеет русские корни, хотела получить российское гражданство, и я помогал в этом. Передал ей портрет ее любимого кота, которого уже нет в живых, и ей было очень приятно получить его. Никакие санкции не могут отменить чувства людей друг к другу. Искусство не только вечно, но и экстерриториально, то есть не подчиняется никаким законам, кроме общечеловеческим и преодолевает любые границы — времени, пространства, политики.

— Почему вы считаете необходимым показать свое творчество именно в Европе?

— Там есть огромное количество россиян, которые должны видеть и знать, что Россия живет, что художник в ней работает. И потом эта выставка уже давно готовилась. Искусствоведы из Франции и Великобритании взялись за тексты для каталога, ведущие аукционы интересовались возможностью получить мои работы для торгов. Каталог предполагали печатать в известном немецком издательстве Taschen. Но потом отношение к России изменилось и все как-то пошли на попятную. И все равно нашлись искусствоведы в Италии и Бразилии, в Пушкинском и Русском музеях, которые написали статьи. В каталог также войдут отзывы звезд, с которыми я когда-либо работал, от Паваротти и Мадонны до Роберта Де Ниро и папы римского. Со сложностями, с проблемами, но жизнь прекрасна, когда в ней есть преграды, их преодолеваешь и идешь дальше.

— У вас репутация художника и светского, и модного, и обласканного. Она работает на известность, но не создает ли сложности в общении с художественными кругами?

— Как вы сказали, я самый известный художник в этой стране. Это подтверждают официальные социологические опросы ведущих исследовательских институтов. Я для этого очень много работал. Провел тысячи выставок.  Около 60 государственных музеев, в том числе Эрмитаж, Третьяковка, Русский, которые имеют и хранят мои работы. 

Я встречался по работе с папой римским и президентами множества стран, я их всех рисовал, написал несколько официальных портретов короля Бахрейна по его заказу. Я участвую в мировых творческих процессах и в то же время люблю свою малую родину. Я родился в Ульяновске и курирую там школу, носящую сегодня мое имя, а лучшие студенты Ульяновского государтсвенного университета, кстати, я там декан, получают от меня именнюу стипендию, как и студенты художественного училища им. Грекова в Ростове-на-Дону, где я сам когда-то учился. В Москве преподаю живопись в академии им. Косыгина. Я в первую очередь патриот своей страны, живу здесь и не собираюсь отсюда уезжать. Я долгие годы делаю по всей стране выставки, и не только в крупных городах, но и в маленьких. На них приходят десятки тысяч человек. Одно могу сказать точно: я никогда не хотел быть известным, я хотел быть профессиональным и знать свою работу досконально. И это дало мне возможность стать известным. В России на сегодняшний день, я читал где-то статистику, 275 000 художников. Я мало кого знаю из них, но они все меня знают.

— Что вы думаете о современном искусстве?

— Современное искусство работает с идеями больше, чем с самим искусством. Оно строится на вызове искусству классическому, маркетинге и часто финансовых вложениях. Именно так были раскручены NFT — цифровое искусство – разновидность криптоваллюты. За цифровые носители выкладывали миллионы долларов, которые сейчас превратились в пшик. Я был удивлен, когда в 2022 году на ПМЭФ на аукционе были выставлены NFT картин Малевича (ушла за 200 000 рублей), и Кандинского (300 000 рублей) и моя. К моей, правда, прилагалась и живая картина «Зимняя Москва в год Тигра», которая к тому же около года летала в космосе. Так вот, моя работа была продана за 5 млн рублей. Все-таки люди хотят реальное. 

NFT, инсталляции, перформансы — это все, конечно, временное, от лукавого. Поддержать к ним интерес коллекционеров могут только серьезные финансовые вложения галеристов и арт-институций. Херст, Кунс, Уорхол — это все художники скандала. Акула в формальдегиде, раскрашенные принты, стеклянные собачки — все это для скандала, возможность заработать денег. Но поднятая ими волна хайпа сбивает с толку других художников, им кажется, что они что-то не так делают, не так работают. И поднимаются вторая, третья и так далее волны современного, так сказать, искусства. Обыватель иногда и не понимает, что это чистая профанация и никак не связана с истинным искусством. Как, скажем, «Черный квадрат» Малевича, который к искусству не имеет никакого отношения, — это манифест, чистая концепция.

Любопытно, что современное искусство при удобном стечении обстоятельств дает до 20% годовых роста цен. А старые мастера только 13%. Но когда в мире неспокойно, то цена на современное падает до 5%, а старые мастера только до 8%. Знаете, мне нравится лозунг: «Покупайте землю, она больше не производится». То же самое и в искусстве. Оно уникально.

— Современное искусство вы все-таки недолюбливаете?

— Все прекрасно, если сделано в высоком профессиональном цензе. Я работал и в кубизме, и в абстракции, у меня были многие опыты за долгую творческую жизнь. Но я ко всему относился профессионально, учитывая мировой художественный опыт. А еще важно, чтобы любая работа была выполнена в срок — это дисциплина, нужно давать интервью, делать выставки. Мои выставки в первую очередь для людей. Они уважают и любят мой труд и я отвечаю им тем же – любовью и пониманием. Вообще быть художником в наше время это огромный труд. Я устаю от важных встреч, недосыпов, перелетов, при этом у меня нет подмастерьев, я пишу картины сам. Хотя раньше у всех известных художников, например, у Леонардо, Веласкеса, Брейгеля были ученики. Я поощряю студентов повышенной стипендией, чтобы они продолжали работать в классическом искусстве. Как говорил Дали, «научитесь рисовать как Веласкес, а потом делайте что хотите».

— Должен ли художник опираться на власть и деньги или исключить эту концепцию и служить чистому искусству? 

— Всегда художники так или иначе служили государству и сильным мира сего. Это делали и Леонардо да Винчи, и Микеланджело, и Рафаэль. Художник Жан Луи Давид работал при дворе Наполеона, выполняя его заказы, прославляя его власть, но при этом оставался гениальным живописцем — это не взаимоисключающие вещи. Скульптура «Давид» Микеланджело — это тоже заказ власть имущих, при этом является патриотической скульптурой и актуальным произведением искусства, как впрочем и опера «Аида» Верди. Я думаю, тут нет противоречий.

— Задумывались ли вы о своем наследии?

—  Наследие в первую очередь это твой труд, твое искусство, которое ты оставляешь детям. Правильное воспитание детей — привить им любовь к своей стране, чтобы мы ни делали, наши дети должны иметь свою землю, которую они будут называть обетованной. 

Я купил в Ульяновской области около 50 гектаров земли с лесом, где когда-то была вотчина моего деда-священника, чтобы сохранить  для будущих поколений память о наших предках. 

— Сложно ли заниматься искусством именно сейчас, когда мир, кажется, волнуют совсем не диалоги муз?

— Я скажу так: времена не выбирают, в них живут и умирают. Сложно было писать Шостаковичу во время войны свою «Героическую симфонию», но он это делал. Пикассо в тяжелые времена создал свою великую картину «Герника». Мне кажется преступлением, когда художник перестает заниматься своей профессией. Что бы ни происходило в мировом пространстве, истинное искусство останется несмотря ни на что. Будут ли запреты, не будет их — останется и Чайковский, и Репин, и Айвазовский, и Достоевский, и Толстой. Во все времена миром двигали искусство и культура — так было и так будет всегда. Я счастлив, что являюсь частью этой культуры. Мне хочется, чтобы весь мир видел, что в России живут талантливые творческие люди, которые могут удивлять и радовать. Я тоже делаю все, чтобы внести свою лепту в этот мир. И мой индивидуальный стиль Dream Vision тоже, надеюсь, подтвержает это.