Импорт знаний: как российские врачи с зарубежным опытом развивают медицину
Владимир Носов: «Мы можем многое сделать для женщин с онкозаболеваниями для сохранения репродуктивной функции»
Алексей Кривошапкин: «Перестанешь учиться — наступит конец»
Наталья Ривкина: «Психиатрия — это точная наука»
Андрей Королев: «Мне повезло с учителями»
Евгений Либсон «Первое, что я требую от врачей – выучить английский язык»
Владимир Носов
Руководитель Клиники гинекологии и онкогинекологии ЕМС, кандидат медицинских наук рассказал о том, почему в американской резидентуре с первых дней молодых врачей отправляют делать кесарево сечение, почему в госучреждениях отказывают онкобольным с ВИЧ и почему экспертное мнение ЕМС ценится во всем мире.
О зарубежном опыте
Мой зарубежный опыт – это как конструктор с уникальными запчастями, которые не выдают в российских медицинских институтах. Сразу после учебы в Медицинской Академии им. И.М. Сеченова я поступил в резидентуру госпиталя Йельского университета (Yale-New Haven Medical Center), где прошел полную клиническую и хирургическую подготовку по акушерству и гинекологии. Все, что я знаю и умею, я получил благодаря 9-летнему опыту работы в США.
На второй день резидентуры мне дали скальпель и отправили на кесарево сечение. В операционной вместе со мной была медсестра и коллега, который учился на 4 курсе резидентуры. Такое погружение в процесс – оно очень быстрое, но контролируемое. Человека не просто забрасывают в открытое плавание, а дают понять, что пока он плавает, его могут выловить в любой момент и направить в нужное русло. Чем дольше ты учишься в резидентуре, тем меньше контроля требуется. Через 3-4 года уже ты стоишь напротив начинающего интерна и помогаешь ему делать первое в жизни кесарево сечение.
О разнице между российским и американским образованием
В резидентуре в США учатся 4-5 лет. За это время в тебя закладывают колоссальный фундамент: от базовой терапии с азами биохимии, фармакологии и других фундаментальных дисциплин, до схем лечения онкологических пациентов и сложнейших операционных техник. Ты должен не только знать алгоритм лечения заболевания, но и понимать, к примеру, особенности лечения диабетиков, которым рекомендована химиотерапия. Резидентура дает хорошую базу, после которой можно выбрать узкую специализацию. Это еще три года. В рамках нашей специальности четыре направления: онкогинекология, урогинекология, акушерство повышенного риска и репродуктивная хирургия. Я прошел клиническую программу по онкогинекологии Калифорнийского университета (UCLA-Cedars Sinai Medical Center). После обучения я опять сдавал сертификационные экзамены, что позволяет мне заниматься онкогинекологией в США и Европе.
Аналог резидентуры в России – ординатура. Она длится два года. Традиционно один год посвящен акушерству, а второй – гинекологии. Многие ординаторы рано решают, чем будут заниматься в будущем, например, только акушерством и, чтобы получить больше опыта за эти короткие два года, иногда договариваются с кураторами, что оба года они посвятят акушерству и «проскочат» гинекологию. В итоге все выпускники ординатуры получают сертификат акушера-гинеколога, при этом некоторые из них ни разу не были в гинекологической операционной, а другие могли за два года ординатуры не сделать ни одного кесарева или ни разу не принять роды. В Штатах это просто невозможно.
[[{"fid":"215693","view_mode":"default","fields":{"format":"default","field_file_image_alt_text[und][0][value]":"Сегодня пациенты с онкогинекологией могут сохранить репродуктивные функции.","field_file_image_title_text[und][0][value]":"Фото: Максим Новиков"},"type":"media","field_deltas":{"1":{"format":"default","field_file_image_alt_text[und][0][value]":"Сегодня пациенты с онкогинекологией могут сохранить репродуктивные функции.","field_file_image_title_text[und][0][value]":"Фото: Максим Новиков"}},"attributes":{"alt":"Сегодня пациенты с онкогинекологией могут сохранить репродуктивные функции.","title":"Фото: Максим Новиков","height":"1005","width":"1200","style":"font-size: 13.008px; width: 1200px; height: 1005px;","class":"media-element file-default","data-delta":"1"}}]]
О плохих новостях
В России только сейчас появились программы обучения тому, как нужно сообщать плохие новости онкобольным. А ведь нам приходится это делать регулярно: говорить пациентам, что они неизлечимы или что у них не будет детей. В США мы проходили тренинги с психологами, слушали, как опытные врачи разговаривали с реальными больными о неизлечимом диагнозе.
В российских клиниках пациентам могут сообщить о страшном диагнозе, ни разу не посмотрев им в глаза. Поэтому пациенты часто приходят в ЕМС за объяснениями, за тем, чтобы узнать о вариантах лечения. Не все могут себе позволить лечиться у нас, но многие приходят хотя бы для того, чтобы привести в порядок мысли и понять, в каком направлении двигаться дальше.
О родах после онкологии
Сегодня многие женщины с онкогинекологическими заболеваниями могут сохранить репродуктивную функцию. Понятно, что неэтично и неправильно предлагать это неизлечимой пациентке, чтобы в будущем оставить ребенка сиротой. Но на ранних стадиях вполне реально. Наша задача объяснить, что после лечения женщина часто имеет шанс родить. Многие боятся гневить бога, прося слишком многого. Но со временем они жалеют, что не заморозили яйцеклетки до того, как начали химиотерапию.
Мы можем многое сделать для женщин с гинекологическими онкозаболеваниями для сохранения репродуктивной функции. Но это нелегко. Часто мы прикладываем героические усилия, чтобы дать женщинам возможность забеременеть. Но по статистике лишь 30% людей во всем мире пользуются этой возможностью. А остальные говорят, что не готовы родить или предпочитают усыновить ребенка.
О сложных случаях
В нашем отделении выполняются операции любой сложности. Как операции при доброкачественных заболеваниях, так и хирургическое лечение рака яичников, рака шейки матки и др. К нам не часто обращаются пациенты с простыми диагнозами. В основном это люди, которые прошли через многие онкологические учреждения или получили отказ в других клиниках. Недавно мы оперировали 80-летнюю женщину. Ей везде отказали в лечении. Она обратилась в ЕМС. Мы ее обследовали, обсудили ее диагноз с нашими радиологами и химиотерапевтами на консилиуме и взялись оперировать. Мы вырезали огромную рецидивную опухоль длиной 25 см. В итоге пациентка выписалась на четвертый день после операции. Ушла на своих ногах.
Врачи, которые проходят практику в нашем отделении, поначалу ошибочно полагают, что в частной клинике работать легко. Но после недели-другой они понимают, с какими непростыми пациентами мы имеем дело. Многие говорят, что с такими сложными случаями они еще не сталкивались.
[[{"fid":"216919","view_mode":"default","fields":{"format":"default","field_file_image_alt_text[und][0][value]":"Я хочу, чтобы люди, которые хотят лечиться за границей, оставались у нас. Потому что в каждом отделении ЕМС есть пионер с зарубежным опытом работы.","field_file_image_title_text[und][0][value]":"Фото: Максим Новиков"},"type":"media","field_deltas":{"2":{"format":"default","field_file_image_alt_text[und][0][value]":"Я хочу, чтобы люди, которые хотят лечиться за границей, оставались у нас. Потому что в каждом отделении ЕМС есть пионер с зарубежным опытом работы.","field_file_image_title_text[und][0][value]":"Фото: Максим Новиков"}},"attributes":{"alt":"Я хочу, чтобы люди, которые хотят лечиться за границей, оставались у нас. Потому что в каждом отделении ЕМС есть пионер с зарубежным опытом работы.","title":"Фото: Максим Новиков","height":"804","width":"1200","style":"width: 1200px; height: 804px;","class":"media-element file-default","data-delta":"2"}}]]
О пациентах с ВИЧ
Недавно мы оперировали ВИЧ-инфицированную пациентку, которая обратилась к нам с опухолью шейки матки. Ей отказали во многих центрах из-за диагноза. Я предложил пациентке с помощью лапароскопии вынести яичники из поля будущего облучения, а после лучевой и химиотерапии заняться восстановлением репродуктивной функции. Пациенты с ВИЧ могут не только победить онкологию, но и родить после курса лечения. На самом деле операция простая, но для человека с ВИЧ многие двери де-факто закрыты. Я уже не говорю о беременных пациентах с онкологией и ВИЧ. Госучреждения не всегда заинтересованы в таких пациентах, поэтому они приходят к нам. Такие случаи очень печальны.
В России почему-то к ВИЧ-инфекции относятся, как к чуме. В США перед операцией или госпитализацией пациентов не тестируют на ВИЧ-инфекцию. Каждый человек с отрицательным анализом может находиться в так называемом серологическом окне, то есть уже быть инфицированным, но при этом тест все еще показывает, что он здоров. Поэтому, когда мы видим отрицательный результат, мы до конца не уверены, так ли это на самом деле. Поэтому в США к каждому пациенту относятся, как к потенциально ВИЧ-инфицированному. Для всех больных существует универсальная профилактика: двойные перчатки, особая техника обращения с острыми инструментами, маски с экраном, позволяющие избежать попадания крови на слизистые.
О бесплатной консультации в ЕМС
Пациент, которому рекомендовали операцию в любой другой клинике, может проконсультироваться в ЕМС бесплатно. А если решит лечиться у нас, получает скидку в размере 20% на все услуги. К нам обращаются многие люди, для которых дорого лечиться в ЕМС. Но они могут получить второе мнение специалиста по поводу диагноза: стоит ли делать операцию, есть ли более щадящие варианты хирургического вмешательства.
Бывает, к нам приходят пожилые пациентки, которые не могут себе позволить наши услуги. А потом через несколько часов после консультации звонят и говорят, что будут оперироваться у нас, потому что на этом настаивают их дети.
О преимуществах ЕМС
Когда меня позвали в ЕМС пять лет назад развивать отделение гинекологии и онкогинекологии, мне разрешили сделать центр со своей философией. Она заключается в том, чтобы человек получал мнение специалистов, признаваемое во всем мире. Часто наши пациенты обращаются за консультацией в израильские, немецкие или американские клиники. Приятно, что там хвалят наши рекомендации. Наша медицинская экспертиза признается во всем мире. Это как с долларом – он ценится во всем мире. В то время как с рублем можно пойти только в российские магазины. Я хочу, чтобы люди, которые хотят лечиться за границей, оставались у нас. Потому что в каждом отделении ЕМС есть пионер с зарубежным опытом работы. Если честно, если моим родственникам потребуется помощь, я посоветую им лечиться у нас, потому что знаю, какие врачи здесь работают. Я знаю, какие в клинике возможности реабилитации — не в чужой стране, не в отеле, а дома под присмотром наших врачей. Вот за этим высоким экспертным мнением и за нормальным человеческим подходом пациентам стоит обращаться в ЕМС.
Справка:
Сертифицирован по онкогинекологии, а также по акушерству и гинекологии в США и в России.
2000 — 2005 гг. – резидентура госпиталя Йельского университета (Yale-New Haven Medical Center), клиническая и хирургическая подготовка по акушерству и гинекологии.
В 2005 году на конкурсной основе поступил в клиническую программу по онкогинекологии (Gynecologic Oncology Fellowship) Калифорнийского университета UCLA-Cedars Sinai Medical Center, которую с отличием закончил в 2008 году, выполнив более 900 онкологических операций различными доступами. Одновременно с прохождением программы работал акушером-гинекологом в крупнейшем госпитале Калифорнии Kaiser Permanente.
Владеет полным спектром хирургических вмешательств по поводу онкогинекологических заболеваний как открытым, так и лапароскопическим доступом.
Выполняет органосохраняющие операции у молодых женщин с раком шейки матки и некоторыми опухолями яичников.
Алексей Кривошапкин
Заведующий отделением нейрохирургии Европейского медицинского центра (ЕМС), профессор и доктор медицинских наук в перерыве между операциями рассказал о том, почему у него не бывает простых случаев, почему врачам нужно учиться за рубежом, а пациентам стоит лечиться в России.
О сложностях работы
Я работаю нейрохирургом 40 лет, и за это время не было одинаковых пациентов. Есть похожие диагнозы. Но каждый новый пациент имеет свои, уникальные проблемы. Поэтому в нашей профессии нет простых операций. Именно так мы относимся к своей работе. Стоит расслабиться – обязательно возникнут сложности.
Работа в ЕМС – это особая работа. Как правило, к нам обращаются люди, которые либо уже где-то прошли хирургическое лечение, либо те, кто ищет второе, третье, десятое мнение. Поэтому наши пациенты – сложные. Часто это люди с возникшими осложнениями, в том числе после лечения в зарубежных центрах.
В клиниках Германии, Израиля, Швейцарии и США медицина высокотехнологичная. Но она разная. Часто люди думают, что за рубежом они получат стопроцентную гарантию, но на самом деле это не так. Никто в этом мире не может гарантировать успех, потому что каждый пациент индивидуален. Можно подумать, что сделав тысячу похожих операций, ты достиг технического совершенства. Но даже на 1001 операции нужно быть готовым к осложнениям.
Об образовании
Учеба и работа за границей – очень важный этап в моей жизни. Я учился в Германии и США, работал в Медицинском Центре Королевы в Ноттингеме (Queen's Medical Centre). В Великобританию я уехал достаточно грамотным нейрохирургом, но мне пришлось сесть за книги и практически заново переучиваться. Связано это с тем, что на Западе очень жесткая подготовка специалистов. К примеру, сейчас в Великобритании нейрохирургов готовят восемь лет. После чего нужно сдать сложные 2-дневные национальные экзамены – устные, письменные и клинические. Одним из моих экзаменаторов был британский профессор сэр Тиздейл (Graham Teasdale), автор Шкалы ком Глазго (шкала для оценки степени нарушения сознания). Он особое внимание уделял тому, как я осматривал пациента и задавал ему вопросы!
Если говорить об отечественном образовании, у нас готовят нейрохирургов за два года. Это просто поразительно! Наверное, мы самые талантливые в этом мире. Меня, как заведующего кафедрой нейрохирургии, такое положение вещей сильно тревожит. Недавно я рецензировал китайскую статью, в которой Россию благодарили за то, что в советское время мы помогли развивать нейрохирургию в КНР. Но в прошлом году китайцы решили отказаться от нашего подхода в пользу американской системы подготовки, которая длится семь лет и предполагает национальные экзамены. Собственно, как это принято во всем разумном мире. А мы все никак не можем решить эту проблему и продолжаем готовить скороспелых нейрохирургов, как будто бы на фронт. И это одна из причин, почему россияне бегут лечиться за границу.
Я был участником прошедшего Петербургского международного экономического форума, где выступал на сессии «Цифровая революция в здравоохранении: достижения и вызовы». В рамках сессии состоялась дискуссия с участием министра здравоохранения РФ Вероники Игоревны Скворцовой. Она отметила, что решением проблемы обучения специалистов сложных медицинских специальностей, в том числе нейрохирургов, сейчас активно занимаются в министерстве и планируют переводить их на пятилетнее обучение. Кроме того, в планах поменять статус обучающихся в ординатуре.
О деньгах
В России человек, который идет в ординатуру, фактически работает на жалкую стипендию, на которую нельзя прожить. Неужели молодого врача и его семью должны содержать родители весь период обучения? Во многих странах мира нейрохирурги получают достойную зарплату, обучаясь и работая в ординатуре. Знаете, почему в США их называют резидентами? Потому что они действительно живут в госпитале. Для того, чтобы стать специалистом, надо много и интенсивно работать. По моему контракту в Великобритании я работал 83 часа в неделю. За такой труд люди должны получать соответствующую зарплату. У нас этот вопрос только начинает решаться.
О преимуществах работы в ЕМС
Что мне нравится в ЕМС, где я работаю уже 2,5 года, так это то, что клиника технически хорошо оснащена. Здесь есть все современное оборудование, которое позволяет выполнять хирургическое вмешательство на самом высоком уровне. Можно проводить не только лечебную работу в полном объёме, но и заниматься научными исследованиями, что мы и делаем совместно с нашими иностранными коллегами. Кроме того, в ЕМС работает школа последипломного образования, где можно обучать специалистов и делиться своим опытом с врачами из других клиник и регионов России.
Сейчас мы развиваем лечение пациентов с сосудистыми патологиями головного мозга. У нас есть возможность оперировать сложных пациентов, от которых отказываются в зарубежных клиниках. Мы лечим детей от трех лет с онкологическими заболеваниями головного мозга, с серьезными травмами головы, с врожденными патологиями. В скором времени появится возможность лечить детей и более раннего возраста.
Об альтернативе лечения за границей
ЕМС — это многофункциональный и многодисциплинарный центр со специалистами на все случаи жизни. А так как нейрохирургическая патология – это, как правило, болезнь, затрагивающая весь организм, для ее лечения нужно привлекать врачей из различных областей.
Нейрохирургическое отделение ЕМС предоставляет альтернативу лечения за границей. Цены у нас ниже европейских или израильских. Кроме того, поездка в другую страну для выполнения сложной нейрохирургической операции – это стресс. В случае осложнений люди не знают, что делать дальше. А осложнения вполне реальны даже в самых оснащенных клиниках.
О самообразовании
Для того чтобы стать специалистом, нужно много учиться. Практически всю жизнь. Стоит остановиться – это конец. Наши знания меняются очень быстро! Когда я только начинал работу в нейрохирургии, не существовало методов компьютерной диагностики. Не было КТ и МРТ. Мы делали ошибки, которые сейчас бы не совершили. Пациенты со сложной нейрохирургической патологией, которых я лечил в молодости, сегодня имели бы гораздо больше шансов прожить долгую жизнь.
Сейчас с развитием компьютерных технологий возникает другая проблема – мы стали ближе к мозгу, но отдалились от больного, как однажды заметил академик А.Н. Коновалов. Важно понимать, что мы лечим не томограммы, не компьютерные изображения, а пациента, больного человека, страдающего тяжелым недугом.
Справка:
1993 г. — усовершенствование в частной нейрохирургической клинике г. Талсы (США).
1994 г. — курс повышения квалификации по ультразвуковым методам исследования мозгового кровообращения в г. Мюнстер (Германия).
1995 — 1997 гг. — старший ординатор-нейрохирург отдела Нейронаук Медицинского Центра Королевы, Ноттингем (Англия).
1997 г. — курс усовершенствования по нейрохирургии в Лондонском Королевском госпитале.
1-2 сентября 1997 года в Бирмингеме успешно сдал Межколлегиальный экзамен по специальности нейрохирургия (экзамен высшей ступени) и был признан четырьмя королевскими колледжами Объединенного королевства Великобритании специалистом-нейрохирургом.
Внесен Генеральным медицинским советом в Регистр специалистов Великобритании. В 1998 году был избран членом Королевского Колледжа Хирургов Англии.
Оказывает нейрохирургическую помощь взрослым и детям с нейроонкологией и со сложной врожденной патологией сосудов головного мозга. Занимается хирургическим лечением цереброваскулярных заболеваний, микрохирургией дегенеративных поражений позвоночника.
Имеет 14 патентов на изобретения, создал 5 медицинских технологий.
Наталья Ривкина
Руководитель Клиники психиатрии и психотерапии ЕМС рассказала о стереотипах, связанных с ее работой, о конфликте между психиатрами и психологами и о том, почему необходимо оказывать психологическую поддержку врачам.
Об «открытом» стационаре
Наша клиника начала функционировать в ЕМС как отдельное подразделение в 2010 году. С самого начала у нас была идея создать клинику, где будут решаться не только традиционные проблемы, но и оказываться помощь пациентам, испытывающим психоэмоциональные сложности в связи с тяжелым соматическим заболеванием. Мы помогаем и пациентам с психическими расстройствами, например с расстройствами шизофренического спектра, и людям с онкологией или сахарным диабетом.
Нам удалось создать полноценную клинику с собственным психиатрическим стационаром в многопрофильном госпитале. Это редкость для частной медицины в России. Главное преимущество для пациентов — возможность лечиться не в закрытом учреждении с табличкой «психиатрическая больница», а в рамках полифункциональной клиники, где они находятся вместе с другими пациентами. Их болезнь воспринимается как любая другая болезнь, они не относят себя к людям с особыми потребностями. К сожалению, существует много мифов о том, что люди с психическими расстройствами непредсказуемы и опасны. Из-за этих стереотипов им сложно адаптироваться в обществе, они становятся изгоями. Поэтому сам факт, что такие пациенты, особенно молодые люди, впервые столкнувшиеся с психическим расстройством, оказываются не в изоляции, дает им дополнительную поддержку и уверенность в том, что они продолжают жить полноценной жизнью.
О предрассудках
Из-за недостатка информации вокруг психиатрии в обществе складывается множество мифов, например, о том, что отсутствуют точные инструменты диагностики и лечения, что лекарства имеют много побочных эффектов и меняют личность пациента. Это неверно. К сожалению, даже у врачей есть подобные заблуждения, потому что курс психиатрии в медицинских вузах длится всего две недели. Многие врачи не знают, как рекомендовать пациенту консультацию психиатра, не вызвав у него раздражения или гнева. Даже если врач знает о психических проблемах больного, он не всегда решится направить его к специалисту.
Когда я начинала работать в ЕМС, на моей визитке было написано, что я «психолог». Клиника опасалась, что пациенты будут отказываться от консультации психиатра. Сейчас у нас в команде 25 психиатров. Пациенты открыто заходят к нам. Мы с командой проводим для врачей ЕМС тренинги, на которых обучаем специальным скринингам, которые помогают с помощью 4-5 вопросов определить, нужна ли пациенту помощь психиатра или психотерапевта. Зачастую врачи боятся спрашивать пациента, есть ли у него суицидальные мысли. Но это очень важный вопрос, который нередко помогает спасти человеку жизнь.
В нашей специальности есть определенные правила оказания помощи. Психиатрия – точная наука. Если врач хочет быть эффективным для пациента, он должен следовать определенному протоколу. Четкие инструменты диагностики и терапии гарантируют безопасность и эффективность лечения пациентов.
О современном подходе
Современный «золотой стандарт» лечения психических расстройств – совмещение лекарственной терапии и психотерапии. Только при их сочетании возможен наилучший терапевтический эффект и скорейшее социальное восстановление. Каждый из этих методов имеет и преимущества, и недостатки. Понимание специалистами всех слабых и сильных сторон каждого метода помогает подобрать оптимальную комбинацию для лучшего результата.
Мы смотрим на пациента как на личность – со своими потребностями, жизненными целями и задачами, а не как на набор симптомов или «диагноз». Поэтому, следуя протоколам, мы для каждого пациента создаем индивидуальную программу лечения, которая сочетает и психотерапию, и фармакотерапию.
О равноправии в команде
Во всем мире, особенно в России, существует конфронтация между психологами и психиатрами. Психиатр часто недооценивает работу психолога, а психолог, в свою очередь, обесценивает помощь психиатра. В России принято считать квалификацию психиатра значительно более высокой, чем, например, нейропсихолога, специалиста по социальной работе или логопеда. Хотя на самом деле каждый специалист играет одинаково важную роль в процессе лечения.
Я хотела создать команду, в которой ценно мнение каждого специалиста. Нам пришлось работать по новым правилам, полностью менять подход к пациентам. Как только ты начинаешь учитывать разные, порой противоположные, взгляды – это сильно обогащает, дает мощный импульс для роста каждого специалиста. Для пациентов это тоже плюс, мы можем предложить им наилучшее лечение благодаря объединению нескольких профессиональных точек зрения.
Об учебе за границей
Выстроить такую систему получилось, в первую очередь, благодаря опыту клиник Германии, Израиля и США. Помню, как во время первой стажировки в реабилитационном центре Левинштайн в Израиле я присутствовала на консилиуме. Около двадцати докторов – от психиатра и психотерапевта до семейного психолога и специалиста по социальной работе – обсуждали одного пациента. Окончательное решение принимал психиатр, но он принял во внимание мнение каждого специалиста. Такой подход, который строится на уважении и доверии, я применила в ЕМС.
Самым большим карьерным толчком для меня стала стажировка в американской клинике Memorial Sloan Kettering Cancer Center (Нью-Йорк). Это крупнейший онкологический центр, где было создано первое в мире отделение психиатрии. Я прошла специализацию по оказанию помощи пациентам с онкологическими заболеваниями. Именно там я увидела, как разные точки зрения обогащают друг друга, а не вступают в конфронтацию.
О психоонкологии
В российской системе образования не существует такого направления, как психоонкология. Оно впервые появилось в 1950-е годы в Sloan Kettering благодаря американскому психиатру Джимми Холланд. Она жена одного из создателей химиотерапии, отсюда ее интерес к работе с онкологическими больными. Доктор Холланд создала главный в мире исследовательский и образовательный центр психоонкологии.
Сегодня с развитием технологий все больше молодых людей побеждают рак и возвращаются к жизни. После лечения у них накапливается груз проблем, о которых мало кто говорит. Например, после лучевой терапии и химиотерапии могут возникать проблемы с памятью и концентрацией внимания. Рак репродуктивной системы у мужчин и женщин приводит к нарушениям сексуального характера. Я видела много молодых пациентов с раком простаты, которым никто не говорил, что они могут решить супружеские проблемы, пройдя курс лечения у психиатра.
У большого процента пациентов после лечения онкологического заболевания развиваются тревожные расстройства. В связи с этим возникает огромный комплекс проблем. А ведь много людей, которые находятся в ремиссии, могут прожить долгую счастливую жизнь.
О поддержке паллиативных пациентов
Важное направление в поддержке паллиативных пациентов – правильное общение и умение сообщать тяжелую информацию. Врач иногда не решается сказать, что пациент умирает, поэтому между ними возникает недопонимание и разобщение. Это тяжелое время становится для больного и его семьи еще более сложным. Правильная поддержка пациента специалистом сильно меняет качество жизни человека в его последние дни – самые тяжелые для родных и близких. Люди, которые не получают необходимой врачебной поддержки, могут многие годы нести бремя невысказанных слов, чувства вины или обиды, что может сильно повлиять на их жизнь.
О психологической помощи для врачей
Поэтому еще одна неотъемлемая часть нашей работы – обучение врачей общению с пациентами на острые темы. Как сообщать диагноз или прогноз, как совместно с пациентом принимать окончательное решение о лечении. Известно, что врач испытывает максимальный стресс в момент сообщения пациенту о его болезни, а пациент испытывает самые сильные переживания только через несколько часов. Оба стресса по уровню эмоций сопоставимы. Врачи регулярно сталкиваются с такими ситуациями, поэтому поддержка психиатров просто необходима.
Программы обучения врачей, в том числе врачей паллиативной помощи, эффективному общению с пациентами многое дают для системы в целом. Благодаря активной поддержке Департамента здравоохранения Москвы за три года мы смогли провести тренинги по данному направлению для 600 онкологов, психиатров и психологов со всей страны. Пока этому не обучают в российских университетах, поэтому сам факт того, что программа эффективного общения с пациентами теперь доступна на уровне постдипломного образования – наш вклад в улучшение системы здравоохранения в России. Нам важно, что наши знания и опыт приносят пользу не только пациентам, но и докторам по всей стране.
Справка:
2009 г. — обучение по программе «Новые подходы терапии травмы» Justice Resource Institute (Бостон, США).
2010 – 2013 гг. — постдипломная специализация по «психоoнкологии» в Memorial Sloan Kettering Cancer Center (Нью-Йорк, США).
2001 — 2011 гг. — старший преподаватель кафедры «Психологической реабилитации» Московского городского психолого-педагогического университета.
2007 — 2013 гг. — сотрудник отдела «Внебольничной психиатрии и организации психиатрической помощи» Московского НИИ Психиатрии.
Работает в ЕМС с 2009 года.
Направления работы: лечение постстрессовых расстройств и кризисных состояний, психосоциальная терапия и реабилитация пациентов с психическими расстройствами, сопровождение пациентов с тяжелыми, в том числе угрожающими жизни, соматическими заболеваниями.
Андрей Королев
Главный врач и медицинский директор ECSTO (Европейская клиника спортивной травматологии и ортопедии — входит в состав Европейского медицинского центра), хирург-ортопед-травматолог, профессор и доктор медицинских наук рассказал о том, почему не стал космонавтом, почему не остался в Германии и почему не берет в клинику врачей, которые не занимаются спортом.
О выборе профессии
Я с детства хотел стать космонавтом. Я ведь рос в среде, которая была тесно связана с космосом. У нас дома постоянно были инженеры-конструкторы, которые работали с моим дедушкой, Сергеем Павловичем Королевым (главный конструктор ракетно-космических систем СССР. — Прим. ред.). Космонавты, в том числе и первого отряда, были близкими друзьями семьи. Я планировал учиться в Московском авиационном институте. Но в те времена, когда решался вопрос о моей профессии, я не подходил по росту. В космонавты брали людей не выше 172 сантиметров — исходя из размера кресла в спускаемом аппарате. А мой рост уже тогда был 187 сантиметров.
Мои мама, бабушка и прабабушка были врачами. Но меня не готовили к этой профессии. Все произошло случайно. В девятом классе у меня развился острый аппендицит. В больнице я понял, что космос — не для меня, я хочу быть хирургом.
Об учителях
Мне очень повезло с наставниками. Моим непосредственным учителем был академик Михаил Израилевич Перельман — выдающийся советский хирург. Чем старше я становлюсь, тем больше понимаю, насколько блестящим врачом он был. Михаил Израилевич говорил на нескольких языках, что встречалось довольно редко в советские времена. Он был одним из немногих ученых, которых приглашали читать лекции на европейских конгрессах.
В Германии, где я работал несколько лет, мне тоже повезло с учителем. Моим наставником был профессор Леонард Швайберер, выдающийся специалист из плеяды хирургов старой школы. Он блестяще выполнял и общехирургические, и травматологические операции. К слову, позже я узнал, что он не брал в клинику врачей, которые не умели кататься на горных лыжах. Сам профессор был в сборной ФРГ по горнолыжному спорту. Наука наукой, но, если ты не катался на горных лыжах, шансов попасть в клинику к Швайбереру не было никаких.
Об обучении и работе в Германии
В 1992 году меня пригласили прочесть лекции для хирургов в трех европейских городах: Мюнхене (Германия), Базеле и Куре (Швейцария). После этого мне поступило предложение пройти стажировку в Германии. Я согласился и начал работать под руководством профессора Швайберера в одной из ведущих хирургических клиник Европы – клинике Инненштадт Мюнхенского университета Людвига-Максимилиана.
Немецкий подход в сфере травматологии и ортопедии существенно отличался от российского. Зарубежные коллеги были на несколько шагов впереди. В Германии в то время активно развивалась артроскопическая хирургия. Это мини-инвазивный метод, без которого в настоящее время не мыслима ни одна адекватная хирургическая практика.
Я работал в Мюнхене несколько лет. Там же выучил немецкий язык в Гете-институте — занимался пять дней в неделю по пять часов, причем одновременно с работой в клинике. Через два месяца я свободно общался с немецкими коллегами, а через четыре — с ужасом увидел свою фамилию в списке преподавателей по медицине в Университете Мюнхена.
Когда я только оказался в Германии, я подумал, что никогда отсюда не уеду. Но прошло несколько месяцев, и я передумал. В России я бы мог принести большую пользу, применяя на практике все полученные навыки. Я вернулся и сразу получил предложение от Российской Медицинской Академии Последипломного образования. Я преподавал, оперировал и вел прием пациентов. Позже меня пригласили на должность профессора на кафедру травматологии и ортопедии РУДН, где я работаю до сих пор.
О сложностях работы в частной клинике
Когда я только планировал создать частную клинику, мне казалось, что ко мне будут приходить состоятельные пациенты с самыми простыми проблемами. Но оказалось, что в частную клинику обычно обращаются люди, которые не получили адекватного лечения или которым отказали в других медицинских учреждениях. У нас в ECSTO много таких пациентов. Помню, как отцу одного из наших близких друзей, пожилому человеку, трижды отказали в госпитализации. Фактически для него это был смертный приговор. А мы его вылечили. Сейчас этому пациенту 90 лет, и он ходит на своих ногах.
В частной медицине высокие требования к врачам и персоналу. Это касается не только России, но и всей мировой медицины. Наши пациенты, как правило, состоятельные люди, которые понимают, что время — это деньги. И они хотят получить адекватное лечение и быстрый результат.
Работа в сфере частной медицины сопряжена с большой ответственностью. Мне нравится, что у нас есть возможность принимать серьезные решения. В нашей клинике работают высококлассные специалисты: кардиологи, анестезиологи, травматологи, неврологи, терапевты и реабилитологи. Все они находятся в одном здании, что удобно — при необходимости мы собираем консилиум в течение пяти минут. Мы проводим осмотр пациента, изучаем результаты обследований и принимаем решение, как наиболее эффективно ему помочь. Для этого у нас есть все необходимое оборудование: и диагностическое, и операционное, и реабилитационное. Опыт моих коллег вместе с техническим оснащением клиники помогают поставить на ноги многих пациентов, в том числе пожилых людей. В общем, к нам лучше не попадать, но если уж попадать — то только к нам!
О самообразовании
Сегодня в ECSTO работают 3 профессора, 3 доктора медицинских наук, 17 кандидатов медицинских наук. Большинство из них мои ученики. В штате клиники около 20 врачей-реабилитологов. Все наши сотрудники говорят как минимум на английском языке. Всех профессоров, которые работают в ECSTO, включая меня, регулярно приглашают выступить с лекциями на крупных международных конгрессах. Наши врачи проходят стажировки в ведущих зарубежных клиниках, посещают медицинские конференции, публикуют научные работы. Мне особенно приятно, когда мои ученики выступают с докладами.
Врачи ECSTO не просто хорошо осведомлены о последних мировых достижениях в своей области – они постоянно используют эти знания на практике, благо технические возможности это позволяют.
О пациентах
В ECSTO проводится около двух тысяч операций в год. Порядка 20% наших пациентов — профессиональные спортсмены. 30 % — это люди, которые интенсивно занимаются спортом. Остальные пациенты попадают к нам по разным причинам: совершают неосторожные движения, оступаются, падают. Наши пациенты — не только жители Москвы и Санкт-Петербурга. К нам приезжают лечиться люди из самых отдаленных уголков страны. И, на мой взгляд, правильно делают. Я всегда провожу аналогию с Mercedes-Benz. Гипотетически, если бюджет позволяет, можно перевезти машину на самолете в Германию и пройти там техобслуживание. Но логичнее отдать машину на ближайшую авторизованную станцию. Ровно такая же ситуация и с медициной. Зачем ехать за границу, если в Москве есть клиника, которая работает на высоком мировом уровне? Где есть хорошие врачи, инструменты и оборудование, а лечение проводится согласно международным стандартам.
Более того, такой «гастролирующий» пациент — находка для любой клиники. Он не владеет языком, оставляет 20 тысяч евро, улетает, и больше его никто никогда не увидит. А что делать, когда что-то заболит или что-то не так будет работать? Хирургия не ограничивается операцией. Это комплексная история. Пациенту нужно грамотное послеоперационное наблюдение и реабилитация под контролем хирурга.
О спорте
У нас не работают люди, которые не занимаются спортом. Мои сотрудники — хорошие спортсмены. Среди них есть даже мастера спорта. Потому что, на мой взгляд, человек, занимающийся спортом, заведомо занимает активную жизненную позицию.
Мы регулярно проводим внутриклинические спортивные мероприятия: в прошлом году, например, около ста сотрудников приняли участие в велопробеге ECSTO 4 Sport в национальном парке Завидово. Дистанция составила 40 километров.
Лично я регулярно играю в теннис, люблю хоккей, получаю огромное удовольствие от велосипедных поездок и пеших прогулок в горах. Когда-то играл в сборной института по волейболу. Также мы всей семьей записались в школу гольфа. Но мой самый любимый вид спорта — горные лыжи, на которых я катаюсь с четырех лет.
Справка:
1992 — 1995 гг. стажировка по хирургии и ортопедии-травматологии в клинике Инненштадт Мюнхенского университета Людвига-Максимилиана.
1995 — 2001 гг. работал на кафедре травматологии и ортопедии Российской медицинской академии последипломного образования.
В 2001 году перешел на кафедру травматологии и ортопедии Российского университета дружбы народов, где работает по сей день.
В 2004 году защитил докторскую диссертацию на тему «Комплексная реабилитация пациентов с повреждениями коленного сустава».
2001 — 2009 гг. оперировал и преподавал на клинической базе кафедры травматологии и ортопедии РУДН (больница № 31).
С 2009 г.- главный врач и медицинский директор ECSTO
С 2010 г.- президент Ассоциации Спортивных Травматологов, Артроскопических и Ортопедических хирургов, Реабилитологов (АСТАОР)
С 2016 г.- официальный посол Европейского общества спортивной травматологии, артроскопии и хирургии коленного сустава (ESSKA) в России, посол комитета по спортивной медицине ESSKA-ESMA
Профессор Андрей КОРОЛЕВ — один из наиболее авторитетных спортивных травматологов и хирургов-ортопедов в России. Консультирует в области ортопедии и травматологии многие профессиональные спортивные клубы России и других стран.
Направления работы: артроскопическая хирургия суставов, ортопедическая хирургия, спортивная медицина, спортивные травмы, хирургия суставов.
Евгений Либсон
Руководитель лучевой диагностики ЕМС, профессор, специалист по диагностике онкологических заболеваний и пункционным биопсиям под контролем КТ рассказал о том, как предотвратить рак, и почему в России мало врачей его специальности.
О работе
Моя работа делится на три направления. Первое – это лечебная практика. Я выполняю редкую для России процедуру – биопсию под контролем КТ (компьютерной томографии). Она настолько редкая, что в полисе ОМС нет для нее кода. Эта процедура позволяет провести забор материала для исследования из глубоко расположенных и труднодоступных опухолей, которые не видны на УЗИ. Второе направление – образовательная деятельность. По инициативе врачей ЕМС был создан институт постдипломного усовершенствования. Самая активная кафедра – кафедра лучевой диагностики. Мы читаем много лекций, проводим вебинары, разбираем сложные случаи, проводим консилиумы. Я стараюсь обеспечить своих врачей иностранной литературой. Плоды 5-летней работы уже заметны: в нашем отделении работают врачи, которые хотят учиться, развиваться, и не желают стоять на месте. Третий вид моей деятельности – административная. Я курирую работу всех отделений лучевой диагностики в ЕМС.
О проблемах образования
Одна из проблем российской медицины – нежелание совершенствоваться, когда врач добивается определенного карьерного успеха. За границей же люди не перестают учиться. Обучение в ординатуре в России длится 2 года, а на Западе – 5 лет. Там натаскивают людей каждый день, готовят врача-специалиста, который при этом работает и получает зарплату. Сейчас государство работает в этом направлении, в Москве вводится стандарт «Московский врач», который подразумевает повышенные требования к квалификации врача, что повлечет за собой дополнительную мотивацию к постоянному обучению и самосовершенствованию специалистов.
Подобная практика была введена в ЕМС несколько лет назад. Кроме того, каждую неделю мы проводим консилиумы, в которых участвуют врачи разных специальностей: рентгенологи, радиологи, онкологи, гистологи, урологи, хирурги. Мы обсуждаем сложные случаи, делимся опытом, коллективно принимаем решение о том, какое лечение будет наилучшим для пациента.
[[{"fid":"217045","view_mode":"default","fields":{"format":"default","field_file_image_alt_text[und][0][value]":false,"field_file_image_title_text[und][0][value]":"Фото: Максим Новиков"},"type":"media","field_deltas":{"3":{"format":"default","field_file_image_alt_text[und][0][value]":false,"field_file_image_title_text[und][0][value]":"Фото: Максим Новиков"}},"attributes":{"title":"Фото: Максим Новиков","height":"800","width":"1200","class":"media-element file-default","data-delta":"3"}}]]
О медицинской школе ЕМС
Первое, что я требую от врачей — выучить английский язык. В ЕМС есть языковая школа, поэтому язык можно учить на месте. Мои врачи – все понимают и читают на английском.
Ко мне, в рамках обучающих программ, обычно приходят молодые врачи после первого года ординатуры. И у меня есть всего год, чтобы сделать из человека профессионала. Это очень короткий срок. Но за это время врачи здесь расцветают, потому что они все ребята талантливые и умные.
Об отношении пациентов
В России пациент приходит и спрашивает, какое у нас оборудование. Этот вопрос мне никогда не задавали ни в Великобритании, ни в Израиле, ни в США. А вот какой лечит врач – в России никто не спрашивает. Хотя проблема с обучением врачей в стране большая. Многие специалисты не знают английского, не читают литературу по специальности, не публикуются. Я сравниваю с тем, что я видел за границей.
О зарубежном и российском подходе
На Западе биопсию под контролем КТ делает рентгенолог. По российскому законодательству ее должен делать врач-хирург. Получается, что вместо того, чтобы сделать получасовую процедуру под местным наркозом, пациенту делают операцию под общей анестезией. В ЕМС биопсия – амбулаторная процедура. Я делаю ее под местным наркозом в присутствии хирурга. Она продолжается примерно 30 минут, и через несколько часов пациент выписывается.
Я больше 30 лет провожу малоинвазивные процедуры, сделал их порядка 10 тысяч. Такого опыта здесь ни у кого нет. Надеюсь, что к концу своей карьеры я подготовлю 4-5 врачей, которые будут развивать это направление.
[[{"fid":"215685","view_mode":"default","fields":{"format":"default","field_file_image_alt_text[und][0][value]":"У нас есть все методы диагностики онкобольных: от простых снимков, УЗИ, МРТ до КТ и ПЭК-КТ.","field_file_image_title_text[und][0][value]":"Фото: Максим Новиков"},"type":"media","field_deltas":{"4":{"format":"default","field_file_image_alt_text[und][0][value]":"У нас есть все методы диагностики онкобольных: от простых снимков, УЗИ, МРТ до КТ и ПЭК-КТ.","field_file_image_title_text[und][0][value]":"Фото: Максим Новиков"}},"attributes":{"alt":"У нас есть все методы диагностики онкобольных: от простых снимков, УЗИ, МРТ до КТ и ПЭК-КТ.","title":"Фото: Максим Новиков","height":"771","width":"1200","style":"width: 1200px; height: 771px;","class":"media-element file-default","data-delta":"4"}}]]
О методах диагностики ЕМС
В ЕМС есть все методы диагностики онкологических заболеваний: от УЗИ, МРТ и КТ до ПЭТ/КТ (позитронно-эмиссионная томография, совмещенная с компьютерной томографией). Для России ПЭК/КТ – относительно новое направление, которое активно развивается последние 3-4 года. На Западе оно существует уже много лет. ПЭТ – незаменимый метод в диагностике онкологических заболеваний, он позволяет определить мельчайшие опухолевые очаги в организме, отследить их динамику и контролировать эффективность лечения.
В ЕМС мы пользуемся всеми методиками. Но важно знать, какая из них подойдет пациенту. Не всегда нужно использовать самые современные и сложные технологии для достижения простых целей.
О профилактике
Приехав в Россию, я думал, что уже все за свою жизнь повидал. Но меня ожидал сюрприз. Москва – гигантский город, куда приезжает лечиться много людей, поэтому количество сложных случаев огромное.
К нам часто обращаются пациенты, которые уже проходили лечение во многих клиниках. Русские люди терпеливые, они не обращаются к врачам до последнего. По этой причине очень много запущенных случаев.
В России, в отличие от Запада, пока не выстроена система ранней диагностики онкологических заболеваний. Спросите знакомых старше 50-ти, когда они в последний раз делали колоноскопию. Рак толстой кишки – одно из самых частных онкологических заболеваний. Но его достаточно просто предупредить. Нужно лишь после 50-ти один раз в пять лет проходить колоноскопию. Рак шейки матки тоже можно предотвратить. Достаточно взять мазок с шейки матки на обследование. Женщины не привыкли проходить скрининг рака молочной железы.
Единственный удачный проект — программа диагностики рака легких, здесь снимаю шляпу перед Департаментом здравоохранения Москвы. В стране, где курят почти поголовно, и где десятки тысяч людей умирают от рака легких, ранняя диагностика может снизить смертность на 20%. Это тысячи спасенных человеческих жизней.
Справка:
Опыт работы: в Израиле, в Великобритании, США.
1972 г. закончил Первый московский государственный медицинский университет им. И.М. Сеченова.
1974 — 1979 гг. прошел ординатуру по радиологической диагностике (Медицинский центр «Шаарей Цедек», Иерусалим, Израиль).
1985 г. был внештатным научным сотрудником госпиталя «Royal Marsden» и Института рака в Саттоне (Англия).
Занимал должность профессора радиологии в больнице «Хадасса». Руководил департаментом радиологической диагностики данной клиники до 2012 года.
1996 — 2006 гг. занимал должность профессора радиологии на кафедре радиологии Университетского госпиталя Томаса Джефферсона (Филадельфия, США).
В 1991 и 1999 годах был отмечен наградой за высокий уровень преподавания Университетским госпиталем Томаса Джефферсона и Университетским госпиталем «Хадасса». В 2002 и 2005 годах награжден Похвальной грамотой за вклад в развитие медицины Израиля (Научный совет медицинской ассоциации Израиля).
2001— 2007 гг. – председатель экзаменационной комиссии по радиологии при Научном совете медицинской ассоциации Израиля