Биоэкономика или фантастика: почему в России низкое экологическое самосознание
Я живу в подмосковном Пушкино. Не знаю почему, но в нем не налажен раздельный сбор мусора. В прилегающих Ивантеевке и Мытищах соответствующие контейнеры на свалках есть, а у нас — нет. Поэтому мне приходится забирать раздельно собранный мусор с собой, когда еду на машине в Москву навестить родителей. Так вот, недавно после очередных праздников, когда коммунальные службы не работали, мне с трудом удалось найти на целой улице не забитый отсортированным мусором контейнер, чтобы пристроить свой.
Совсем недавно мало кто верил, что реально добиться от людей сортировки мусора. Многочисленные эксперты на разные лады говорили о том, насколько низко у нашего обывателя экологическое самосознание, и увлеченно спорили друг с другом, сколько именно десятилетий и миллионов долларов потребуется для его взращивания. Не сказать, что взрастить идею раздельного сбора мусора у москвичей было простым делом, однако забитые до отказа контейнеры с тщательно отсортированным мусором — это весомый во всех смыслах аргумент, подтверждающий, что идея овладела массами.
Что потребителям мешает пойти чуть дальше отделения стеклянных бутылок от пластиковых и сдачи использованных батареек перед входом в супермаркет и сделать первый шаг к биоэкономике, то есть экономике, при которой приоритет отдается производству экологичной продукции? При каждой покупке задумываться, что производство и потребление покупаемой вещи означает для нашей планеты, для близкого будущего, для нас самих и наших детей?
Во-первых, это отсутствие понимания, что экологичность — это не только про отсутствие пестицидов в картофеле или фенолов в комнате после смены напольного покрытия или мебели. Экологичность — это еще понимание того, сколько энергии ушло на производство той или иной продукции, сколько и какие опасные химические вещества попали при производстве в воду и воздух и сколько их еще попадет после окончания срока службы изделия, когда оно окажется на помойке. Помню, как меня развеселила наклейка на стуле одного известного производителя деревянной мебели, что после окончания срока службы данный стул можно утилизировать путем сжигания в печке или камине на даче. Однако, когда проезжаешь свалки около коттеджных поселков и видишь там горы пластикового мусора, понимаешь, что еще один пластиковый сломанный стул там точно не нужен.
Во-вторых, это понимание отсутствует не только у рядового потребителя, но и у потребителя корпоративного, и, что еще хуже, у законодателя, который пишет законы, регулирующие выбор закупщиков для государственных и муниципальных нужд. К сожалению, робкие попытки правительства Москвы внести поправки в законодательство о закупках для государственных и муниципальных нужд в виде возможности (даже не требования, а возможности!) включения дополнительных экологических критериев при выборе поставщика остановились пока на уровне идеи. Таким образом, выбор при госзакупках делается только по двум критериям — цена и качество.
В-третьих, вопрос качества. Информация о том, что продукция с такими же, а иногда и более высокими потребительскими свойствами, но сделанная не из опасных для природы пластмасс, а из возобновляемых и биоразлагаемых ресурсов (в том числе из древесины) есть на рынке, остается просто неизвестной. Много ли потребителей и законодателей в России знают, что в Евросоюзе на государственном уровне поддерживается не только переход от использования угля, нефти и газа для отопления и замены этих видов ископаемого топлива на древесные отходы, но и проекты по разработке таких, казалось бы, предметов из фантастического мира, как рамы для спортивных велосипедов из композитных материалов на основе дерева?
Как насчет биоэтанола второго поколения для заправки автомобилей? Напольных покрытий из переработанных семечек лесных ягод, оставшихся от производства соков? Автомобильных покрышек из сока одуванчика? Кофейных пар из отходов из кофемашин, наконец? Когда при поддержке инноваций — индивидуальным ли потребителем на кассе в магазине, или менеджерами при принятии решений о политике закупок корпорации — делается выбор не только на основе дешевизны, но и экологичности покупаемой продукции, тогда можно говорить о том, что данное общество начинает разворачиваться в сторону биоэкономики.
В-четвертых, о государственной поддержке. На волне рыночных реформ у многих сформировалось мнение, что рынок должен все отрегулировать и все проблемы решатся сами собой. Наверное, это правильно, но не в тех отраслях, в которых от момента вложения средств до возврата инвестиций проходят не годы, а десятилетия. Хороший пример из сферы биоэкономики — лесной сектор. Сейчас предприятия лесного сектора России большей частью используют сырье — древесину, — выращенное природой, без участия человека. Таким образом методично трансформируя природные, дикие леса в площади, покрытые малоценной «древесно-кустарниковой растительностью» с бедным биоразнообразием.
Это происходит не из-за того, что руководители этих предприятий неумные и жадные — просто для грамотного выращивания леса нужны инвестиции, которые окупятся, когда посаженные елочки и сосенки вырастут, но это будет совсем не скоро и при самом крепком здоровье нынешнее поколение менеджеров и инвесторов возврата этих инвестиций не увидит. Соответственно, нужны меры государственной поддержки интенсивного лесовыращивания. Причем они могут не только сводиться к прямому финансовому стимулированию, как в Финляндии, но и к гибкому подходу, например при налогообложении, определении разрешенного объема пользования лесными ресурсами и установлении размеров арендных платежей.
Кто-то скажет, что биоэкономике нужно быть экономной. Рассчитывать только на ресурсы инвесторов. На быструю и большую прибыль. Быть простой и понятной потребителям. Но по этим рекомендациям у нас пока развивается только экономика нефти, газа и водки. Тем временем второй планеты — запасного варианта на случай, когда мы уничтожим природу этой, — у нас пока нет. Так что не стоит забывать, что деньги нельзя есть и ими нельзя дышать.