Климат-контроль: стоит ли российским экспортерам бояться углеродного налога ЕС
14 июля Европейская комиссия представила пакет законопроектов по реализации так называемой «Зеленой сделки» — европейской стратегии, предусматривающей сокращение выбросов в атмосферу парниковых газов (ПГ) к 2030 году на 55% от уровня 1990 года. 15 инициатив затрагивают все аспекты деятельности и сектора экономики ЕС, связанные с выбросами ПГ: энергетику, промышленность, транспорт, ЖКХ, сельское и лесное хозяйство, схему квотирования и торговли выбросами, энергетические налоги, индивидуальные вклады стран в общие усилия по сокращению выбросов и многое другое. По сути, этот пакет представляет собой целостный план трансформации экономики и общества на принципах устойчивого низкоуглеродного развития.
Углеродный ноль: как технологии помогают решить проблему выбросов в атмосферу
Углеродные издержки
Из всего европейского пакета отклик в России вызвал только один документ — о механизме пограничной углеродной корректировки (Carbon border adjustment mechanism или СВАМ), который устанавливает порядок оплаты углеродного следа продукции, ввозимой на территорию Европейской экономической зоны из стран, где выбросы регулируются недостаточно жестко или не регулируются вообще. В нем усмотрели угрозу российскому экспорту и дружно осудили, обвинив Еврокомиссию в протекционизме, нарушении правил ВТО и дискриминации зарубежных поставщиков. Подобную позицию заняли министр экономического развития Максим Решетников, президент РСПП Александр Шохин, ассоциация «Русская сталь» и другие.
Озвучен и потенциальный ущерб от этого механизма для российских компаний. Согласно оценке KPMG, до 2030 года в зависимости от сценария потери могут составить от €6 млрд до €50 млрд. При этом инициативу ЕС у нас называют механизмом трансграничного углеродного регулирования или трансграничным углеродным налогом, как бы намекая на то, что Евросоюз пытается регулировать выбросы ПГ за рамками своей юрисдикции. В РСПП прямо говорят, что «предложенный Еврокомиссией вариант пограничного углеродного сбора во многом дублирует элементы европейской системы торговли квотами, фактически навязывая другим странам регуляторные практики ЕС».
Налог на воздух: как забота об экологии превращается в инструмент торговой войны
Между тем ничего трансграничного, протекционистского или дискриминационного в этом механизме нет, а его воздействие надо оценивать в комплексе с другими климатическими мерами, предложенными Еврокомиссией. Прежде всего, вместе с мерами по ужесточению европейской схемы торговли выбросами (EU Emission Trading Scheme, или ETS), а именно: с постепенным отказом от бесплатного распределения квот (разрешений) на выбросы ПГ в отдельных секторах и планируемым быстрым сокращением (на 4,2% в год против 1,74% в 2013-2020 годах) общей распределяемой квоты на выбросы. Повышается и цена выбросов — за последний год она поднялась с €25 до €57 за тонну СО2-эквивалента (условной единицы, применяемой для расчета выбросов парниковых газов. — Forbes). К 2030 году цена, как ожидается, вырастет до €85-90 за тонну. Все это неизбежно приведет к росту издержек европейских компаний, что опровергает версию о протекционизме Брюсселя.
Цель нового механизма — создать равные условия для европейских производителей и внешних поставщиков из стран, где такого регулирования нет или оно заведомо слабее, и предотвратить перенос в такие юрисдикции действующих в Европе производств и европейских инвестиций.
Для этого импортеров обяжут платить за выбросы ПГ по европейской цене, если в стране происхождения товара нет своей системы, предусматривающей контроль за выбросами и соразмерные выплаты за них. При этом все платежи за выбросы, сделанные производителем у себя в стране, принимаются к вычету. Точно так же принимаются к вычету и не учитываются выбросы, соответствующие бесплатным квотам, выделяемых европейским производителям аналогичной продукции.
«Зеленый» разворот: опасна ли политика Байдена для нефтегазового бизнеса
Механизм будет внедряться постепенно начиная с 2023 года. До конца 2025 года предполагается обкатать систему отчетности и собрать необходимые данные об углеродном следе различных видов импортируемой продукции по разным странам и поставщикам. И лишь с 2026-го импортеры начнут реально платить, причем сначала только за 10% выбросов, связанных с производством продукции, с последующим увеличением оплачиваемой доли соразмерно уменьшению бесплатных квот, выделяемых европейским производителям.
Скорее всего, европейский рынок отреагирует на эти меры ростом цен, что благотворно скажется и на российских поставщиках. С другой стороны, обязанность импортеров платить за углеродный след обернется для них дополнительными издержками, которые они постараются переложить на поставщиков, требуя скидки и уменьшая закупки у тех производителей, чьи выбросы ПГ выше европейских бенчмарков (эталонов). Впрочем, какая-то часть углеродных издержек импортеров также, вероятно, перейдет в цену продукции.
Таким образом будут те, кто выиграет от предложенных мер, и те, кто проиграет. И как это скажется на России в целом, еще вопрос. Все будет зависеть от российских компаний, у которых есть три года, чтобы адаптироваться к новым европейским правилам и научиться извлекать из них выгоду. И от российского правительства, у которого тоже есть время подумать и предложить собственную систему регулирования выбросов ПГ для обеспечения низкоуглеродной трансформации экономики и повышения ее конкурентоспособности в условиях все более жестких климатических ограничений.
Три удара по ископаемому топливу
И эта задача куда важнее. В конце концов, не так опасен для российского экспорта механизм СВАМ, как меры по сокращению выбросов, прописанные в новом климатическом пакете ЕС. Помимо пересмотра схемы торговли выбросами, эти меры включают в себя:
- повышение доли возобновляемых источников энергии (ВИЭ) в конечном потреблении энергии к 2030 году вдвое — до 40%,
- общее снижение энергопотребления к 2030 году на 36%, в том числе за счет массовой энергоэффективной реновации жилых и административных зданий,
- повышение доли зеленого топлива в общем объеме топлива, используемого для заправки автомобилей, авиационных и морских судов,
- развитие сети электрических зарядных станций и сервисов по замене водородных топливных элементов для электромобилей,
- фактическое введение с 2035 года запрета на продажи новых автомобилей с ДВС.
Каждая из этих мер и все они, вместе взятые, означают ускоренное снижение потребления ископаемого органического топлива, а значит, и его импорта. Двукратное повышение доли ВИЭ в электроэнергетике — это мощный удар по углю; общее снижение энергопотребления и реновация 35 млн зданий — по природному газу, который главным образом используется в Европе для отопления, а не для выработки электроэнергии; новации в сфере транспорта — прямой вызов нефтяникам, поскольку означает снижение спроса на нефтепродукты.
Однако эта новая реальность в России еще в полной мере не осознана. Пока только совладелец «Лукойла» Леонид Федун внятно сформулировал последствия, к которым надо готовиться: «Через 10 лет европейский энергетический рынок в том виде, в котором он существует сейчас, начнет исчезать. Поставленные задачи выйти к 2035 году на нулевые выбросы СО2 от автотранспорта, резко сократить выбросы на самолетах и судах приведут к тому, что Европа не будет импортировать то количество нефти, дизельного топлива и бензина, которое она в настоящий момент импортирует».
Точнее не скажешь. Осталось выяснить, что «Лукойл» и другие российские нефтегазовые компании намерены делать. Ясности пока нет. И правительство не очень понимает, как поступить. Пока в качестве мер по декарбонизации экономики предложено создание системы учета выбросов ПГ предприятиями, разработка промышленной продукции для производства и применения водорода, строительство полигонов для водородной энергетики, в том числе в арктической зоне, и мероприятия в сфере новой атомной энергетики (ввод четырех малых плавучих атомных энергоблоков и пилотных малых наземных АЭС), которые, как заявил премьер-министр Михаил Мишустин, «позволят обеспечить гарантированное снабжение изолированных регионов низкоуглеродной энергией».
Не густо, прямо скажем. Компенсировать таким образом выпадающие доходы от экспорта угля, нефти и природного газа вряд ли получится. И перебросить экспортные потоки угля, нефти и газа в восточном направлении на Китай тоже не удастся. Китай использует зеленую, в том числе климатическую, повестку как шанс для переустройства экономики на новой технологической основе и обеспечения своего экономического лидерства. Чего стоят хотя бы планы производства в Китае как минимум 8 млн электромобилей в год. Значит, диверсификация должна быть не географическая, а преимущественно технологическая. И заниматься ею надо уже сейчас.
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора