События последнего времени — распространение коронавируса COVID-19 и обвальное падение цен на энергоносители — нанесли жестокий удар по российской экономике. Сегодня он еще не слишком заметен: эпидемия пришла к нам позже, чем в большинство развитых стран, а катастрофу на сырьевых рынках мы пока не успели почувствовать. Хотя курс рубля и биржевые котировки уже пережили первый шок, бюджет, который для Кремля выступает чуть ли не главным индикатором положения дел, в первом квартале исполнен в полном соответствии с планом (и даже показал профицит), а Фонд национального благосостояния вырос до очередного рекордного значения. Между тем не приходится сомневаться, что в ближайшее время ситуация резко ухудшится: самые пессимистичные прогнозы говорят о том, что российская экономика в текущем году может сократиться на 10,2%, а реальные доходы населения — на 6,5%. Поэтому задача выработки программы поддержки граждан и бизнесов стоит сегодня крайне остро.
Несколько дней назад группа отечественных экономистов, в работе которой автору удалось поучаствовать, предложила комплекс мер реагирования на кризисную ситуацию. Я согласен с основными его элементами, но хотел бы изложить свое видение путей решения проблемы, не пытаясь претендовать на то, чтобы выступать от имени всего нашего коллектива.
Подсчет потерь
Начну с очень приблизительной оценки предполагаемого ущерба. Он, на мой взгляд, обусловлен тремя факторами. Первый — снижение цен на основные товары российского экспорта. Исходя из среднегодовой цены на нефть марки Urals в 2019 году в $63,6/баррель и стоимостного объема экспорта энергоносителей в $262 млрд, можно предположить, что при цене в $35/баррель (что пока выглядит очень неплохим сценарием) и снижении объема добычи на 12-15% (чего требует соглашение ОПЕК+ с учетом того, что оно не будет действовать на протяжении всего года) экспортная выручка сократится на $130 млрд (9,5 трлн рублей, то есть 9,1% ВВП). Частично это выразится в недополучении налогов (4-5 трлн рублей), а частично в сокращении выручки поставщиков энергоносителей и их смежников.
Второй фактор — остановка предприятий и «закрытие» целых отраслей в связи с распространяющейся эпидемией. Сегодня стоит предположить, что этот режим продлится с конца марта по середину мая. По косвенным данным можно судить, что экономическая активность в данный период сократится на 40-60% — значит, в лучшем сценарии ВВП сократится на 5-6%.
Третий фактор — это влияние первого и второго факторов на относительно незатронутые отрасли, то есть своего рода эффект шокового мультипликатора. Оценим его ориентировочно в 3-4% ВВП. Иначе говоря, масштаб «двойного удара» по экономике страны таков, что если не предпринимать никаких мер реагирования, то снижение ВВП на 18-20% выглядит вполне реалистичным.
Каким может и должен быть ответ властей на происходящее? Опыт как западных стран, так и России, столкнувшейся с кризисом 2008-2009 годов, говорит в пользу масштабного вбрасывания денег в экономику. Как только первые признаки экономического кризиса стали заметны в США и Европе, эти страны одобрили программы стимулирования, объемы которых составляют от 8 до 12% ВВП — причем деньги уже стали поступать в экономику. Данная реакция ориентирована на то, чтобы «залить» кризис деньгами, компенсировав потери хозяйствующих субъектов на 100% и более. Так, выделенные на апрель (мы исходим из озвученного намерения властей «открыть» экономику в начале мая) в CША $2,2 трлн превышают месячный ВВП Соединенных Штатов приблизительно на 20%.
Россия вряд ли сможет себе такое позволить, но если власти не смогут компенсировать хотя бы половину потерь населения и предпринимателей, кризис может оказаться крайне затяжным и существенного восстановления экономики не случится ни в 2021-м, ни даже в 2022 году. Поэтому при разработке реалистической программы стимулирования следует исходить из необходимости мобилизации не менее 10-12 трлн рублей.
Откуда деньги
Далее встает вопрос о том, откуда эти средства должны быть взяты. Я полагаю, что одной из важнейших психологических проблем сегодня является ограниченность резервов ФНБ, которая вызывает у Кремля крайнее сопротивление его использованию. Учитывая это обстоятельство, я предложил бы комплексный ответ на кризис.
Во-первых, он сводится к отказу от любого секвестра бюджета и исполнению его в полном объеме. Все средства для покрытия дефицита (от 4 до 5,5 трлн рублей), образующегося от недобора нефтегазовых доходов и отсрочек по выплате налогов физическими и юридическими лицами, должны финансироваться за счет ежемесячного выпуска ОФЗ, которые приобретались бы коммерческими банками и немедленно закладывались бы ими в Банк России. Этот механизм не породит инфляции, так как: а) кредитование будет осуществляться под рыночный процент, превышающий ключевую ставку ЦБ; и б) в экономику будут поступать лишь те средства, которые должны были прийти из бюджета согласно ранее установленным лимитам.
Вероятно, таким же образом федеральный бюджет должен привлекать средства с целью финансирования трансфертов в пользу дефицитных региональных бюджетов и Пенсионного фонда РФ. Заимствования такого рода не станут критическими для бюджета по двум причинам:. С одной стороны, государственный долг России крайне низок и составляет 14,4 трлн рублей (14,1% ВВП), а потому может быть увеличен довольно значительно. С другой стороны, расходы на его обслуживание воплотятся в прибыли Банка России, которая будет безвозмездно изъята обратно в федеральный бюджет в следующем году. Полное и своевременное исполнение бюджета решит значительную часть проблем — но далеко не все.
Во-вторых, необходима серьезная адресная поддержка граждан и пострадавших отраслей экономики на сумму, которую я бы условно определил как половину месячного ВВП России –— около 4-5 трлн рублей. Эта поддержка могла бы быть реализована по трем направлениям в виде: 1) прямого денежного трансферта в пользу малообеспеченных граждан (с зарплатами до 25 000 рублей) в сумме половины их месячного заработка (на общую сумму в 800-900 млрд рублей); 2) выплаты за счет государства зарплат работникам тех предприятий, которые были остановлены по соображениям безопасности (авиакомпаний, туристических агентств, ресторанов, фитнес-центров, всех остальных бизнесов, деятельность которых запрещена) на общую сумму до 1 трлн рублей и 3) предоставления кредитов и гарантий среднему и малому бизнесу на сумму до 2 трлн рублей под залог их активов или прав собственности на соответствующие бизнесы под ключевую ставку ЦБ РФ +1% на срок не менее года. Оператором такой программы мог бы быть Сбербанк. Эти меры позволили бы поддержать платежеспособный спрос и возобновить работу конкурентного частного бизнеса после окончания карантинных мероприятий.
Помощь — для слабых
Отдельно следует сказать о крупных «системообразующих» компаниях. Уже сейчас говорят о том, что значительную часть куцего триллионного пакета стимулирования экономики власти намерены направить на субсидирование процентных ставок и обеспечение госгарантий компаниям из т. н. «списка 646-ти». Эту меру я считаю ошибочной по ряду причин. С одной стороны, значительная часть компаний-участников списка — это государственные предприятия или исполнители госзаказа. С учетом осуществления всех запланированных расходов бюджетных средств дополнительная помощь им лишена оснований. С другой стороны, более половины компаний из списка ориентированы на потребительский рынок — помощь населению и малым бизнесам является достаточной гарантией сохранения спроса на их продукцию. Некоторая часть компаний, ориентированная прежде всего на удовлетворение инвестиционного спроса, может быть поддержана, но прежде всего через оплату простоя их работников, а не ради производства продукции, на которую отсутствует спрос.
Кроме того, следует учитывать, что большинство компаний из списка «системообразующих» являются первоклассными заемщиками и могут получить кредитные линии в российских банках и без дополнительной помощи властей.
На мой взгляд, важнейшим основанием успеха антикризисной политики может явиться понимание того, что помощь экономике должна начинаться снизу: если в обществе имеется платежеспособный спрос населения и малого бизнеса на продукцию и услуги крупных компаний, последние выживут. Если его нет, то спасать сами крупные компании бессмысленно. Замечу: в компаниях «списка 646-ти» занято гораздо меньше работников, чем в малом и среднем бизнесе, поэтому рассказы о проблеме безработицы, которая может возникнуть из-за банкротства части таких предприятий, лукавы.
В результате предлагаемых мер государственный долг к концу года увеличится до 20-22 трлн рублей, или 20% ВВП, ФНБ сократится на 2-2,5 трлн рублей безвозвратных затрат, а также на 2-3 трлн рублей инвестиционных вложений, и составит на 1 января 2021 года 7 трлн рублей, что представляется вполне достаточным даже на случай, если кризис обретет затяжной характер.
Как делить
Еще одним важным моментом является, на мой взгляд, характер организации принятия решений о выделении поддержки пострадавшим отраслям и гражданам. В США и других странах основные дебаты на эти темы велись в парламентах. Однако в России Государственная Дума не обладает достаточной компетентностью для рассмотрения таких вопросов, и при этом ее депутаты крайне сильно связаны с лоббистскими группами. Поэтому я бы высказался за созыв некоего «круглого стола бизнеса», представляющего основные отраслевые ассоциации. Именно в ходе консультаций между представителями предпринимательского сообщества, профсоюзов и правительства и может появиться оптимальная антикризисная программа действий.
Основными преимуществами подобного алгоритма я бы назвал два момента. С одной стороны, подобного рода открытые и гласные консультации резко повысили бы доверие общества и бизнеса к власти, которое уже сейчас находится на крайне низком уровне и которое не вырастет от того, что деньги бюджета и ФНБ будут в очередной раз келейно распределены среди близких к Кремлю бизнесменов. С другой стороны, нужно понимать, что между отдельными бизнесами существует масса взаимных расчетов — торговцы платят арендаторам, те рассчитываются за услуги коммунальщиков, все платят в бюджет, и т. д. Поэтому создание «круглого стола» могло бы привести к соглашениям о массовых зачетах встречных требований, в результате чего реальный объем требуемой помощи мог быть существенно уменьшен.
Власти могли бы также выпустить разного рода краткосрочные расчетные бумаги, которые, оборачиваясь между предприятиями, фактически сокращали бы потребность в прямом бюджетном финансировании. Наконец, в ходе таких консультаций стала бы более понятной обоснованность требований крупных компаний, так как выявилась бы сравнительная эффективность предоставляемой помощи на фоне того, какие положительные результаты она могла бы принести, будучи направленной на поддержку либо крупного, либо малого и среднего бизнеса.
Перспектива
Россия имеет довольно плохой опыт в организации поддержки своей экономики в период кризиса. Единственный комплексный подсчет суммы средств, которая была использована в период кризиса 2008-2009 годов, произведенный бывшим зампредседателя Счетной палаты В. Гореглядом, определил ее в 13,9% ВВП (см.: В. Горегляд, Мировой кризис и парадигмы государственного финансового регулирования, 2013, с. 206). Это, однако, не помешало российской экономике спикировать в 2009 году на 7,9%, — глубже, чем любой из стран G20.
Сейчас, когда ситуация выглядит еще более сложной, чем двенадцать лет назад, нам нельзя повторить прежних ошибок,. Это означает: помощь не должна финансироваться исключительно из резервных фондов; она должна быть исключительно быстрой, а не растянутой во времени; и наконец, она должна быть адресована скорее населению и частному бизнесу, чем «системообразующим» компаниям.
Конечно, даже если стремиться приблизиться к предложенной схеме, Россия в этом году не избежит кризиса. Но в случае, если правительство продемонстрирует способность к диалогу с обществом и ориентированность на нужды людей, а не государственных олигархов, страна может выйти из кризиса не только с меньшими потерями, но и с новым «договором» между элитами и народом.