Читаю в солидном американском издании: «Россия станет главным бенефициаром санкций против Ирана. Российские нефтяные компании забирают себе традиционных покупателей иранской нефти». Прочитав, спохватываюсь, потому что невольно, имея за плечами четверть века анализа нефтегазовой отрасли, пытаюсь тут же понять, о каких покупателях и каких объемах нефти может идти речь. И что-то не вытанцовывается…
Для начала стоит вспомнить, что у России два рынка сырой нефти, где она продает два очень разных по физическим характеристикам сорта нефти. На запад через Черное море, Балтику и по трубопроводной системе «Дружба» идет традиционная смесь Urals, а в восточном направлении — смесь ESPO, более легкая и менее сернистая, чем Urals.
Это, кстати, очень чувствительный момент для нашей нефтяной торговли, поскольку уход легких малосернистых сортов на восток лишает нефтепроводную монополию «Транснефть» возможности поддерживать стандартные характеристики Urals путем подмешивания легкой нефти к тяжелой, в основном поступающей из Поволжья. На ухудшающееся качество западной экспортной смеси уже жалуются покупатели в Европе.
Начнем с востока, где главным покупателем российской нефти выступает Китай. Вроде бы отказ китайцев от импорта иранской нефти должен благоприятно сказаться на России, которая могла бы увеличить поставки, но этому мешает ряд обстоятельств. Разберемся в них подробнее (простите за обилие цифр).
Объем поставок нефти из России в Иран действительно растет. За десять лет он увеличился с 11,6 млн т до 57,9 млн т в прошлом году, а в нынешнем году может достигнуть 66,3 млн т. Российская нефть добирается до китайцев по следующим маршрутам: отвод через границу от магистральной трассы «Восточная Сибирь — Тихий океан» (ВСТО), ежегодная пропускная способность которого достигла 30-33 млн т; через конечный пункт ВСТО — дальневосточный порт Козьмино, который с 2020 года сможет отгружать до 36 млн т в год; транзитом через Казахстан, где мощность маршрута Оренбург — Павлодар — Атасу — Алашанькоу должна увеличиться до 18 млн т в год к 2025 году. Помимо основных направлений, до 5 млн т может направляться танкерами через Черное море в принадлежащий китайцам румынский завод в Констанце; еще до 2 млн т в год танкерами с проекта «Сахалин-1»; примерно 1 млн т в год морем из Новороссийска по торговым схемам «замещения» и, наконец, до 2 млн т по железной дороге из Восточной Сибири.
С учетом потребностей российских НПЗ на этих направлениях суммарная мощность маршрутов в Китай ограничена и составляет на практике не 100, а около 75 млн т в год даже после 2025 года. Более того, потенциал нефтедобычи в Восточной Сибири можно оценить примерно в 45 млн т в год, не больше. Иными словами, оперативно заменить иранцев на китайском нефтяном рынке у России не получается и не получится.
При этом надо помнить, что одна из стратегических установок в Китае — максимальная диверсификация источников нефти ради обеспечения национальной энергетической безопасности. России просто не дадут занять господствующее положение в структуре поставщиков, где она отвечает за 14% китайского нефтяного импорта (у Ирана и Ирака до санкций было по 8,2%, у Саудовской Аравии — 13,4%, а у Анголы — 11,5%). Освобождающуюся «нишу» распределят равномерно между другими источниками поставок.
Переместимся на запад. Здесь, помимо неуклонно ухудшающегося качества смеси Urals, уже просматривается тенденция к некоторому сокращению экспорта. Падает добыча в главном источнике российской нефти — Ханты-Мансийском автономном округе — с 277,6 млн т в 2008 году она сократилась до 235,3 млн т в 2017 году и продолжает падать. Действующие промыслы «досасывают» остатки запасов в недрах, крупных открытий не было уже несколько десятилетий, а до 70% оставшихся запасов — это трудноизвлекаемая нефть, которая требует для добычи цены в $80 и более за баррель. Компании бросают все силы и средства на разбуривание месторождений, уже находящихся в эксплуатации, и на ускорение отдачи нефти из старых запасов с низкой себестоимостью, ускоряя их опустошение.
Если верить главе «Росгеологии» Роману Панову, при нынешнем положении отрасли Россия к 2035 году утратит до 40% своего нефтедобычного потенциала. При этом следует отметить, что правительство совершенно не намерено серьезно менять это положение, если не считать невнятных планов налогового «стимулирования» (а когда налоговые правила и правила недропользования меняются по десять раз за год, инвесторы не испытывают желания вкладываться в долгосрочные проекты). Из-за доминирования «Роснефти» с ее гигантоманией и прочих крупных игроков в стране остаются невостребованными сотни мелких месторождений — Соединенные Штаты с их тысячами малых компаний, готовых на инвестиционные риски и инновации, с открытой для всех геологической информацией и ясными правилами бизнеса остаются живым упреком нашей косной и тормозной нефтянке.
Предположения о том, что российские компании могут быстро нарастить добычу — то ли ради того, чтобы заменить иранцев, то ли по воле Минэнерго, которое утверждает, что выполняет солидарную волю ОПЕК+, — не имеют под собой никакой почвы. Добыча нефти в России выходит на пик, после чего уже в будущем году или год спустя начнется ее сокращение по совершенно объективным причинам. Лет через двадцать наша страна может полностью утратить статус экспортера нефти.