Под влиянием корпоративных конфликтов многие отечественные и не совсем отечественные предприятия успели неоднократно сменить своих хозяев. Бизнесы расцветали, разрывались на части и возрождались вновь. Менялись методы ведения конфликтов, социальный состав их участников и предельные формы допустимых действий сторон. 25 лет — достаточный срок для анализа динамики явления, сравнения и оценки отличий каждого из этапов его развития.
Этап первый: первобытно-общинный
С середины 90-х годов прошлого века сам термин «корпоративный конфликт» в России уже существовал, но в качестве деликатного именования более знакомого тогда понятия — рейдерства. В лексике зарождающегося класса корпоративных пиратов или попросту рейдеров отъем у акционеров или участников компаний их активов тогда обозначался знакомым всем глаголом «отжать». И как бы далеко это грубое «отжать» ни находилось от современного состояния корпоративных споров, от самой истории их возникновения и трансформации не отмахнуться.
Тогда основными целями «корпоративных» атак становились крупные и средние по размеру советские предприятия, прошедшие или проходящие процесс приватизации. В них участвовали бывшие члены рабочего коллектива во главе с так называемым «красным директором». В его руках оказывался основной пакет акций или долей и само управление активом. Остальные располагали пусть незначительным, но достаточным пакетом для агрессивной атаки со стороны криминальных группировок.
Простые работяги за бесценок продавали бандитам свои доли и дольки. Так открывался путь к незаконным манипуляциям и контролю над предприятием. Рядовые участники коллектива отказывались от своих пакетов в пользу рейдеров из-за мизерных или вовсе отсутствующих дивидендов. Когда корпоративные права переходили к захватчиками, в ход шли уже сфальсифицированные протоколы собраний, альтернативные реестры акционеров, фантазийные «обеспечительные меры» арбитражных и федеральных судов, открывающие ворота на предприятия новым руководителям от конкурентов или криминалитета. Далее происходил силовой захват при содействии широкоплечих «представителей по доверенности» в спортивных костюмах.
Порой акционерам удавалось противостоять захватам путем активного юридического сопротивления и широкого освещения криминальных аспектов конфликта в СМИ. Реального же содействия и защиты правоохранительных органов владельцы бизнеса почти не встречали. Напротив, именно правоохранителей наряду с криминалитетом зачастую привлекали сами захватчики — как основные силы давления на особо упорных собственников. Наскоро верстались уголовные дела, хоть как-то применимые к ситуации. О сложных экономических составах речи тогда еще не было.
Преуспев в корпоративном захвате, новоиспеченные собственники за редким исключением не задумывались над развитием бизнеса, не планировали инвестиций и не строили экономических моделей. Их основной целью было забрать предприятие, обескровить его, выжать из бизнеса все до последнего, продать ликвидные активы, а далее искать уже новую жертву.
Таким образом, «первоначальное накопление капитала» в корпоративных конфликтах было основано на манипуляциях с документами, угрозах и запугивании, противоправном использовании судов и правоохранительных органов, силовых захватах и стрельбе.
Такой период «диких» корпоративных войн длился более 10 лет и прекратился 2004 году, совпав с окончанием вошедшей в учебники 600-дневной «лесной войны» между структурами Олега Дерипаски и группой «Илим». Размах военных действий характеризует простой пример: для проведения своего альтернативного собрания акционеров «Базэл» арендует помещение в Центральном парке культуры и отдыха, а «Илим» в ответ (чтобы сорвать его проведение) арендует весь Елагин остров, закрывая на это время целый городской парк, и утверждает впоследствии, что никакого собрания акционеров на острове быть не могло.
В сферу интересов государственной политики проблема «отжима» бизнеса тогда не попадала. Наверное, были проблемы поважнее, например «дело ЮКОСа». Поэтому конфликты медленно перетекают во второй этап.
Этап второй: беспредел
Санкт-Петербург поистине можно назвать своеобразной Меккой этого периода. Именно здесь с 2004 по 2009 год зародился, расцвел и затем резко оборвался период наиболее оголтелого рейдерства.
В то время собственник магазина на Невском проспекте, отворяя дверь почтальону и расписываясь в получении заказного письма, не мог представить, что псевдопочтальон звонил в дверь с одной целью — получить образцы подписи. Специально заламинированная часть почтового реестра впоследствии снималась путем нехитрых манипуляций, а живая подпись единственного владельца нежилого помещения на самом дорогом проспекте города чудесным образом оставалась на пустом листе. И был тот лист пустым недолго.
Вскоре готовый пройти любую почерковедческую экспертизу договор о купле-продаже долей в ООО, владеющем дорогостоящим магазином, попадал в «прикормленную» налоговую инспекцию. Оттуда генеральный директор, назначенный новым собственником, в сопровождении силовой поддержки и оправлялся якобы в свой новый магазин.
Десятки самых привлекательных торговых и промышленных предприятий Петербурга в тот период через такие подделки поменяли своих хозяев. Роль почтальона в получении подписи нередко исполняли и правоохранители, но суть от этого не менялась.
Рейдерам, дефилирующим по городу с кортежами сопровождения, порой достаточно было лениво указать пальцем на любой приглянувшийся им объект, и через какие-то недели он уже переходил в их собственность при практически однозначной негативной судебной перспективе для реальных собственников.
С таким оголтелым рейдерством в Петербурге, да и по всей России было покончено исключительно волевым решением сначала губернатора Валентины Матвиенко, а затем и высших должностных лиц государства. Наиболее активные участники силовых мошеннических захватов оказались за решеткой, с государственной службы уволили их пособников, иные просто растворились в отечественной экономике, иногда сохранив за собой прихваченные активы, избрав менее рисковые формы заработка.
Завершившийся этап рейдерства запоздало ознаменовал целый пакет так называемых «медведевских антирейдерских поправок», который был уже и не к месту, и не ко времени, оставшись законодательным памятником эпохе. Как всегда, верх взяли воля и проверенные статьи Уголовного кодекса.
Этап третий: тучные годы
«Тучные годы» середины нулевых обеспечили российскому бизнесу первые относительно легальные миллионы. Росла цена на нефть, а за ней и вся экономика, возникала необходимость вкладывать заработанное. Иностранные и российские инвесторы активно присматривались к быстрорастущему рынку с целью вложить, развить и преумножить свои капиталы. IPO уже воспринималось всерьез.
Инвестиции в бизнес уже не имели единственной целью получение абсолютного мажоритарного контроля, пакеты покупались крупные, но ставку делали и на профессиональный менеджмент, о котором партнеры по бизнесу на старте договаривались полюбовно. В моду входят лондонские суды — по меркам и пониманию тех лет наивысшая мера процессуальной справедливости, позволяющая пусть небыстро, но по духу закона разрешать корпоративные разногласия.
Основной причиной корпоративных конфликтов тех лет становится расхождение во взглядах участников, как правило, на управление и стратегию расширения бизнеса. Начинаясь за столом переговоров, споры все еще развиваются по-разному. Невзирая на внешний аристократический лоск лондонской подсудности у многих отечественных участников рынка сдают нервы, и в ход возвращаются методы 90-х.
Не снискав успеха в помпезных переговорных, российский бизнес в параллель английскому правосудию ворошит и достает из пыльного сундука ржавые околоюридические инструменты былой боевой славы. Неугодных директоров выволакивают из кабинетов не просто спортсмены, а сотрудники ЧОПов, а новые топ-менеджеры садятся в их кресла, размахивая свежими выписками из ЕГРЮЛ, предприятия осаждают сотрудники МВД — утверждается новая власть. Наработавшие квалификацию аппараты БЭП и ПК подкрепляют амбиции нападающей стороны претензиями, проверками и уголовным преследованием. Буквально так и начинался, например, известный корпоративный конфликт «тучных лет» в торговой сети «Лента». Он завершился спустя несколько лет крупнейшей в России многомиллиардной сделкой в ретейл-сегменте.
Роль судов, тиражировавших бесчисленные «обеспечительные меры», в этот период существенно снижается. Уже с осторожностью выдаются исполнительные листы «о нечинении препятствий» новоявленному директорату, прежде позволявшие беспрепятственно выламывать двери любых предприятий. Одновременно растет роль юридических команд и фирм, способных грамотно выстраивать масштабные стратегии защиты как в России и в Англии, так и на островах, где в то время преимущественно и был прописан отечественный бизнес. Неся в себе налет 1990-х, споры начала 2000-х уже перетекают в длительные и относительно справедливые судебные разбирательства.
Банки, в то время уже активно кредитующие российский бизнес, как правило, дистанцируются от конфликта, занимая пассивную роль, свойственную им в те «тучные годы».
Тем самым третий этап развития корпоративных конфликтов в России характеризуется более цивилизованными подходами, где западный юридический элемент спора играет достаточно существенную роль, споры завершаются в судах, мировыми соглашениями — «по бизнесу» почти не стреляют и его стараются сохранить. Несмотря на бесконечные угрозы, мало кто из бизнесменов реально оказывается за решеткой стараниями оппонентов в корпоративном споре.
Этап четвертый: наши дни
Этот этап развития корпоративных конфликтов обусловлен внешнеполитическими факторами. После «крымских событий» на международной арене, санкций и экономических последствий российский рынок столкнулся с острым дефицитом ликвидности. В кризисной ситуации лишь единицы оказались готовы к активному развитию и расширению своего бизнеса — скорее наоборот. На этом фоне корпоративные конфликты все так же возникают вокруг споров о стратегии бизнеса, но в условиях уже очевидной нехватки денежных средств.
На рынке корпоративных конфликтов даже есть профессиональные участники, специализирующиеся на финансировании и разрешении споров — у прежде монопольно доминировавшей в этом деле А1 Михаила Фридмана появились конкуренты. В обмен на финансирование конфликта в российских или зарубежных судах они получают от обратившихся к ним лиц права на участие в компаниях. Противоборство затягивается на годы и стоит дорого, ведь основными юрисдикциями по-прежнему остаются островные государства во главе с Великобританией. Только вот безответная любовь к английскому и иным правосудиям у отечественных бизнесменов в последнее время со всей очевидностью начинает остывать. Как показывает практика, все чаще в последнее время российский бизнес сталкивается с явным непониманием российской ментальности и отечественных экономических реалий в лондонских судах. Срочные, актуальные вопросы — привлечение инвестиций, заемных средств, назначения директората при разногласиях — конфликтующие стороны наивно передают на решение иностранного суда. Но решения нет годами. Сроки судопроизводства островных судов приводят стороны конфликта к справедливому выводу: до финальных слушаний и решений бизнес может просто не дожить.
Еще одна проблема иностранных, в том числе и английских судебных актов заключается для российских сторон в следующем: зачастую единственным способом их применения становится место в рамке под стеклом на стене рабочего кабинета. В силу их неисполнимости. Тезис о неотвратимости английских решений (при неповоротливости и медлительности судов Великобритании и подвижности международной и российской правовых систем) обретает черты юридического мифа. Все больше российских бизнесменов склоняются к разрешению экономических споров в отечественной юрисдикции.
Дефицит ликвидности прямо сказался и на роли банков в конфликтах. В особенности с государственным участием. Если в бизнесе разгорелся конфликт, то банки в последнее время не склонны тратить время на поиск здравых экономических решений, отдавая предпочтение уголовному преследованию бенефициаров и топ-менеджмента заемщика, понуждая их погасить задолженности любыми средствами. За годы развития корпоративных конфликтов российская правоохранительная система так поднаторела в раскрытии экономических составов в части уголовного кодекса, что привлечь заемщика к уголовной ответственности по заявлению крупного государственного банка не составляет особого труда. И не потому, что при невозврате кредита он автоматически становится преступником, а потому, что преступником при определенном подходе в российском бизнесе может стать каждый.
Для новейшей истории корпоративных конфликтов в России типичны споры вокруг развития и перспектив бизнеса. Банки, применяя свои инструменты, все активнее выступают в корпоративных спорах на той или иной стороне. Уголовные дела с заключением бизнесменов под стражу прочно вошли в «обычай делового оборота» конфликтующих сторон. Силовых захватов в их спорах уже практически нет, пальбы и бандитов, прикрывающихся доверенностями и другими легитимными документами, тоже.
На их место пришли профессиональные агрессивные инвесторы-консультанты с большими деньгами и мощным административным ресурсом. Гоп-стоп 1990-х полностью уступил место гоп-стопу юридическому. Пристойность формы пока еще не изменила сути явления. Противостоять явлению может относительно небольшое количество юридических компаний, а у нас их еще пока тысячи.
Посмотрим, что ждет всех нас на новых этапах. Как говорится, продолжение следует.