Сланцевая индустрия в США уже несколько лет играет роль game сhanger в мировой нефтяной индустрии. Штаты за короткий срок сумели почти вдвое нарастить добычу, и это не могло не сказаться на мировом нефтяном балансе. Если основной «бензобак» мира наращивает импортозамещение нефти, это плохие новости для традиционных поставщиков. И прежде всего для Саудовской Аравии. Отсюда и то колоссальное внимание, которое приковывают к с ебе сланцевые проекты в Северной Америке.
Сразу надо оговориться, что слово «сланец» часто используется как синоним словосочетания «нетрадиционная нефть». Хотя с геологической точки зрения это неверно. Нетрадиционная нефть — более широкое понятие, оно включает в себя ряд других видов нефти, прежде всего tight oil — нефть низкопроницаемых коллекторов. В классическом понимании сланцы (shale rock) — породы с чрезвычайно низкой проницаемостью (до 100 нано-Дарси) и пористостью (от 3% до 10%). Слабопроницаемые (tight rock) — это породы, в основном песчаники, с крайне низкой проницаемостью — до 0,1 милли-Дарси и пористостью уже до 12%. Поэтому, говоря о сланце, на самом деле анализируют более широкую категорию нефтяных проектов.
Их роль велика не только с точки зрения переформатирования рынка. Сланец действительно дал новое рождение всей нефтяной индустрии, продлил век нефти. Совсем недавно доминировали теории об ограниченности и конечности нефтяных запасов, сеявшие панику среди западных обывателей и ставшие страшилкой в руках теоретиков альтернативной энергетики. Cланец же показал, что запасы нефти еще велики и, что не менее важно, они есть и у стран политического Запада.
Взгляды Трампа на энергетику — в чистом виде продукт именно сланцевой революции. Не будь ее, он бы не смог так лихо отмахиваться от зеленой энергетики, считая ее чепухой.
Кроме того, сланец показал, что современная нефтянка — это высокотехнологичная индустрия. Это как раз и есть та современная экономика, которую мы с лупой ищем у себя в стране. Это в чистом виде цифровая индустрия: добыча сланцевой нефти была бы невозможна без математического моделирования пластов. Технология требует постоянного бурения, и принципиально важно повысить продуктивность этого бурения, для чего и используется big data.
Это хороший кейс для российских любителей противопоставить сырьевой комплекс и цифровую экономику, почему-то рисуемую через отрицание добычной индустрии. А ведь понятия эти на самом деле не взаимоисключающие, а взаимодополняющие.
В 2017 году добыча нефти в Соединенных Штатах составила в среднем 8,9 млн баррелей в сутки, что побило прежний рекорд 2015 года. Добыча нетрадиционной нефти США в последние годы росла двузначными цифрами, за исключением 2016 года. При этом разработка месторождений Аляски и шельфовая добыча идут на убыль. Согласно отчету Фонда национальной энергетической безопасности о сланцевых проектах в США, доля добычи нетрадиционной нефти в 2017 году достигла 50% против 15% в 2010 году. Колоссальный рывок!
Главный вопрос, связанный со сланцевыми проектами, — себестоимость. Добыча традиционной нефти в Персидском заливе или Западной Сибири существенно дешевле, чем сланцевой. В сланцевых проектах весьма высокие операционные затраты: в среднем от 30% до 40% — это расходы на бурение, включая аренду буровых, закупку труб, буровые растворы, и это без учета заканчивания скважин. А вот капитальные затраты по сравнению с традиционными проектами относительно низкие. Именно поэтому сланцевое производство очень волатильно к ценам на нефть. Если цена оказывается выше себестоимости — моментально идут инвестиции и добыча растет. Ну а если ниже — сокращается. При этом рост добычи тут же оказывает давление на мировые цены — они постепенно начинают снижаться. И в свою очередь тут же влиять на уровень инвестиций в сланцевую индустрию.
При этом уровень безубыточности производства на различных формациях сильно различается. Многие американские, да и российские коллеги «забывают» об этом, довольствуясь указанием какой-то одной цифры, характерной лишь для конкретной формации, пусть даже и ведущей, то есть той, которая дает наибольший вклад в сланцевую добычу нефти или газа.
Самыми низкими показателями себестоимости могут похвастаться субформации нефтяной формации Permian в США: в среднем по трем основным формациям себестоимость добычи одного барреля нефти составила около $37, но разброс очень велик — от $23 до $58 за баррель. Себестоимость добычи нефти на Eagle Ford также различна в зависимости от участка: от $22 за баррель на DeWitt до $58 на Dimmit. Субформации Bakken отличаются хорошими геологическими характеристиками: скважины дают хороший начальный дебит, «живут» дольше остальных. Себестоимость с такими характеристиками в целом близка к Eagle Ford: в среднем составляет порядка $40–40,5 за баррель, хотя весь диапазон в зависимости от субформаций находится между $22 и $56,5 за баррель в зависимости от того, насколько хорошо или плохо «ведут себя» скважины на участке.
Наши расчеты показывают, что для поддержания добычи нетрадиционной нефти на уровне не менее 4 млн баррелей в сутки необходима цена на нефть в пределах $40–45 за баррель сорта WTI. Но надо понимать, что существуют очень разные оценки извлекаемых ресурсов месторождений, которые к тому же постоянно меняются. И это тоже сказывается на себестоимости. Да и для расширения ресурсной базы необходимо и далее изучать новые участки. Однако цена для сланца $50–55 все же выглядит относительно комфортной. Цены сейчас выше, а значит, рост добычи в Северной Америке будет продолжен. И игнорировать это обстоятельство было бы наивно.