Танго втроем: как стратегии США, Саудовской Аравии и России изменят цены на нефть
Россия, Саудовская Аравия и США — три крупнейших мировых производителя — добывают более трети всей нефти в мире. Стратегии каждой из этих стран, их конкуренция и взаимодействие являются определяющими для динамики мировых цен на нефть.
Мерило глобальной конкурентоспособности нефтяных компаний США — отраслевые затраты. С технологической точки зрения добыча нефти плотных пород в США превратилась в производственный процесс с коротким инвестиционным циклом, в котором включение/выключение добычи, нужное для балансировки, становится простой функцией инвестиций в осуществление необходимых технических мероприятий. В условиях конкурентного рынка в США и при отсутствии принципиальных ограничений по финансированию и наличию оборудования бурение и проведение гидроразрывов, необходимые для поддержания добычи, зависят от текущей экономической рентабельности проектов, поскольку затраты в силу особенностей добычи нефти плотных пород достаточно велики. Оценки диапазона здесь варьируются от $30 до $60 за баррель и сильно зависят от соотношения структурных и циклических факторов в их формировании.
В Саудовской Аравии себестоимость добычи нефти очень низкая, ниже $10 за баррель, но в рамках долгосрочной глобальной конкуренции саудиты вынуждены дополнительно ориентироваться на цены бюджетной безубыточности, которые превысили $100 за баррель в тучные годы высоких нефтяных цен. Столкнувшись с серьезным вызовом своей экономической модели и долгосрочной международной конкурентоспособности, за несколько последних лет королевство сумело добиться снижения цен бюджетной безубыточности с $106 за баррель в 2014 году до $70 за баррель в 2018 году, согласно расчетам МВФ.
Позиция России посередине. Долларовые затраты на добычу российских нефтяных компаний сравнимы с себестоимостью производства на Ближнем Востоке, особенно после масштабной девальвации рубля, а скользящая шкала НДПИ и экспортных пошлин демпфирует налоговую нагрузку при снижении мировой ценовой конъюнктуры. Тем не менее логистические затраты на поставку российской нефти на рынок повышают ее себестоимость, а бюджет страны сильно зависит от цен на нефть — и его сбалансированность в ближайшие годы требует цены на нефть не ниже $55 за баррель.
Необходимость учитывать не только себестоимость добычи, но и цены, требующиеся для балансировки госбюджетов, приводит к выравниванию позиций трех ключевых игроков в борьбе за главный приз — влияние на мировой нефтяной рынок.
При этом в отличие от ручного управления, которое использует Саудовская Аравия и в меньшей степени Россия для устранения дисбалансов на мировом нефтяном рынке, на конкурентном американском рынке процесс балансировки добычи и спроса из-за наличия множества игроков регулируется невидимой рукой рынка. Но если ключ к решению проблемы циклического перепроизводства будет находиться не у ОПЕК+, а у США — крупнейшего мирового производителя нефти, ее крупнейшего потребителя и нетто-импортера, то у Соединенных Штатов появится возможность влиять на цены в интересах американских потребителей и производителей.
Когда в ноябре 2014 года на фоне рекордного роста добычи в США власти Саудовской Аравии решили встряхнуть мировой нефтяной рынок, перестав балансировать предложение нефти, они вряд ли рассчитывали, что своими действиями открывают ящик Пандоры. Делая ставку на то, что рыночные силы сами ликвидируют избыток предложения, картель явно рассчитывал на быструю победу. Низкие цены на нефть должны были привести к кризису и падению добычи в России и замедлению роста добычи сланцевой нефти в США.
Однако ребалансировка мирового нефтяного рынка (устранение профицита предложения и сокращение товарно-складских запасов) затянулась на несколько лет, а траншейная война между производителями нефти плотных пород в Северной Америке, с одной стороны, и ОПЕК во главе с Саудовской Аравией — с другой, заставила обе стороны работать в режиме выживания.
В 2015–2016 годах Саудовская Аравия надеялась на то, что ей удастся перенести бремя балансировки глобального предложения на производителей нефти плотных пород в США, а самой нарастить долю рынка за счет выдавливания с рынка производителей с высокой себестоимостью добычи. Но вскоре стало очевидно, что производители нефти плотных пород в США оказались намного более устойчивы к низким ценам и сумели закрепиться в середине кривой себестоимости предложения.
Отчасти это обусловлено впечатляющим технологическим прорывом, который позволил вести разработку наиболее продуктивных зон месторождений, обеспечивая высокий уровень добычи при меньшем количестве буровых установок. Применение многоствольных скважин усилило этот эффект, так как производители смогли бурить меньше вертикальных скважин, но больше горизонтальных ответвлений от основного ствола. Еще одно объяснение — своего рода симбиоз сланцевой нефтедобычи и финансовой системы США с обширными возможностями по хеджированию цен, доступным финансированием и низкими процентными ставками.
Проблемы Саудовской Аравии, связанные с избыточным предложением и сланцевой нефтедобычей в США, начали решаться под влиянием низких цен. Только в условиях, когда объемы спроса и предложения сблизились в 2017 году и Саудовская Аравия добилась серьезного спада добычи в США, можно было попытаться вновь заняться целенаправленным управлением рынком через сокращение добычи стран ОПЕК, получив эффект гораздо более масштабного изменения цен.
Для успеха этой стратегии ОПЕК критически важно было заручиться поддержкой России. В этом интересы ОПЕК и России совпали, и они сумели согласовать совместное ограничение добычи, убрав с рынка в 2017 году 1,7 млн баррелей в день. В то же самое время низкие цены на нефть повысили эластичность спроса, а рост потребления ускорил ребалансировку рынка. Сделка Саудовской Аравии и России оказалась успешной и привела к существенному росту цен, которые в начале 2018 года превысили $70 за баррель. Это, однако, вызвало вторую волну роста добычи нефти плотных пород в США.
Последние прогнозы международных агентств говорят о резком росте добычи нефти в США в течение следующих нескольких лет, и он может полностью сбалансировать прирост мирового спроса. Реализация такого сценария приведет к превращению США из чистого импортера нефти и нефтепродуктов в чистого экспортера, что станет одной из самых значительных трансформаций для мирового нефтяного рынка.
Но если американские производители не сумеют своевременно компенсировать объемы мирового предложения, выпадающие из мирового нефтяного баланса в результате запланированного сокращения добычи странами ОПЕК, Россией и другими производителями, то на нефтяном рынке вместо профицита, в условиях которого мы жили несколько последних лет, может возникнуть устойчивый дефицит, а ценовые ориентиры резко сместятся с порога краткосрочных маржинальных затрат на порог затрат полного цикла.
В этих условиях могут возникнуть предпосылки для резкого скачка цен, возможно, лишь краткосрочного, но тем не менее весьма чувствительного как для стран-производителей, так и для стран-потребителей.
В результате происходящей на наших глазах перезагрузки «нефтяной матрицы» мы станем свидетелями появления новых победителей и проигравших на мировой нефтяной арене, а также формирования новых правил игры. При этом в зависимости от глубины и продолжительности кризиса трансформация отрасли и адаптация экономик стран-производителей к новым условиям могут пойти как по эволюционному, так и по более радикальному пути.