Владимир Мединский: пять лет скандалов и борьбы за эффективную культуру
Брать интервью у министра культуры Владимира Мединского можно практически в любой момент, поскольку недостатка в поводах не ощущается. Профессиональный пиарщик, он неплохо умеет работать с информационной повесткой так, чтобы одни негодовали, другие аплодировали, а остальным было нескучно за этим наблюдать. Главный редактор Forbes Николай Усков предпочел обсудить реальные результаты деятельности министра за пять лет, прошедших с его назначения.
Владимир Ростиславович, интервью с вами принято начинать с язвительного наезда.
И заканчивать им же.
Я решил немного отступить от этой почтенной традиции. Несмотря на то, что многие вещи, которые вы говорите, вызывают у меня шок и трепет, как и у многих, я вижу, что кое-что сделано. Третьяковка, Пушкинский и Эрмитаж вышли на качественно новый уровень. Куда-то улетучился весь позорный скандал вокруг Большого театра. Цискаридзе в Вагановском училище счастлив и доволен.
Да, и дети счастливы. Конкурс увеличился в несколько раз.
Придется вам сейчас хвалиться по пунктам.
Ну, хвалиться-то можно бесконечно…
В основном вы с кем-то ругаетесь, а хвалитесь редко. Насаждаете, говорят, идеологию…
Да, у меня есть сформировавшиеся взгляды, назовите их идеологическими. Но стараюсь максимально отделять идеологию от понятия эффективности. Потому что идеология – вещь сложная, убедить человека в своей точке зрения можно, но нельзя заставить думать, как ты. К тому же мы сами можем заблуждаться. Именно поэтому основным параметром оценки является для нас не идеология, а эффективность. Ее несложно посчитать, особенно когда говоришь с читателем Forbes: все понятно. Например, выставка. Все требования к контенту сводятся только к тому, чтобы содержание не противоречило Основам государственной культурной политики, которая, кстати, крайне взвешенный, гуманистический документ. Всё! В остальном обеспечьте нам, пожалуйста, чтобы стояли очереди, чтобы об этом говорили и писали в СМИ, чтобы люди хотели попасть на эту выставку.
Мы сами собой подошли к назначению Зельфиры Трегуловой директором Третьяковки. Ведь именно на ее выставки стоят самые длинные очереди.
Очень сложно меняли руководителя Третьяковки. Не было каких-то личных претензий к Лебедевой, три года она продолжала работать, а я всячески пытался привить ей понятие эффективности. Прихожу на Крымский Вал, говорю: «Послушайте, у вас же нет людей, вообще! А такая прекрасная экспозиция». Она мне: «Люди не знают, что здесь Третьяковка, они думают, что здесь ЦДХ». «Так давайте что-то делать!» «Ну, мы стараемся…».
Поверьте, сам лично карандашом и кисточкой рисовал фасадные экраны со сменяющимися картинами и писал: «Третьяковская галерея». Говорю: «Сделайте так и так». «Ой, какая прекрасная идея, как здорово!». Продолжаю дальше: «И картины из вашей экспозиции «в ЦДХ» на экранах должны меняться». «Ой, как чудесно! Но вы знаете, это дорого, у нас нет денег на эту конструкцию».
Нашел деньги, заказали…Не монтируется. «Но вы знаете, нам не дают разрешение», спрашиваю: «Кто не дает?» «Это длится уже год – и те, и эти запрещают, потому что это реклама». Начинаю звонить, убеждать: это не рекламная конструкция, и город не должен брать за ее размещение деньги.
Потом снова здорово: «У вас нет внутри ни кафе, ни магазина. сделайте хоть что-то...» «Мы не можем, у нас БТИ, у нас красные линии, у нас конкурс, у нас 44-й ФЗ, я вела переговоры с «Кофеманией», но она не хочет!» Возражаю: «Но ведь список кофеен «Кофеманией» не исчерпывается, объявите открытый конкурс, давайте приведем сюда десять кофеен». «Ой, не знаю, с чего начать…»
Занялся кофейней, но когда осознал, что мне придется ещё заняться и сувенирным магазином, понял – всё! Больше не могу! Надо менять менеджмент.
Меняли как всегда — со страшным скандалом. Уходить руководители старой закваски не хотят никогда. Предложения на «перевод по горизонтали и чуть, может, вниз» – чтобы продолжить работать в системе, использовать опыт – некоторые воспринимают не просто как личное оскорбление – как вызов! Запираются в кабинете, ложатся на больничный, собирают коллективные письма пока еще подчиненных. Вызывают скорую помощь, пишут в правительство, пишут в администрацию, кто может — пытается добежать и до руководства страны. Это общая практика, к этому привыкнуть надо. Но я ещё и ещё раз говорю: ничего личного, это лишь вопрос вашей эффективности на данном конкретном месте.
И вот на примере Третьяковки мы видим, как билет на «Сокровища Ватикана» с рук стоит чуть не десять тысяч рублей (что, в общем, нехорошо, мы бы хотели, чтобы все могли покупать по пятьсот, но есть понятие «дефицит» и «ограничений площадью выставки»). А вспомните, какие многочасовые очереди были на предыдущие выставки в тот же ЦДХ! В общем, система заработала.
Почему вы решили, что Зельфира справится?
Зельфира долгое время была замдиректора в Музеях Кремля, ну, скучала немного, до этого работала у Антоновой в Пушкинском. Поэтому думали даже, не назначить ли её в Пушкинский, но у них с Ириной Александровной сложились непростые отношения. Решил не создавать проблему там, где ее можно избежать, и попробовать ее в РОСИЗО.
Была у нас такая потенциально продуктивная история: выставочный центр, являющийся ещё и музеем, с собственной коллекцией. Но основная функция РОСИЗО заключалась в «изопропаганде» — организации международных и российских выставок. Зельфира быстро реализовала там несколько очень успешных проектов, наиболее известный из них – т.н. «Выставка космонавтов в Лондоне». И я понял, что она не просто известный искусствовед, но и хороший управленец, а главное – умеет подбирать команду. Трегулова не сама создает ажиотаж вокруг выставок: она находит толковых ребят, которые это делают. Мы даже три кино-лекционных зала открываем в Третьяковке, причем на этот проект Зельфира нашла человека, которого доброхоты называли просто «Болотной площадью». Когда его взяли на работу, на меня сразу же накатали бумагу: дескать, Мединский набирает чуть ли не «активистов оппозиции».
Какой оппозиции?
Да никакой. Якобы он когда-то ругал кого-то в Фейсбуке. Сам с ним встретился, посмотрел... Глаза горят… Дайте ему дело – он про жалобы в Фейсбуке на скучную жизнь навсегда забудет.
Третьяковка стала стоить государству дороже?
Дешевле. В 2014 году, который президент объявил Годом культуры, у Министерства было максимальное финансирование в истории России. Нам дали дополнительно более 3 млрд рублей – для культуры деньги колоссальные. На тот момент $100 млн. Мы, кстати, все эти деньги отправили в регионы, которые получили гранты на обновление музейных экспозиций, закупку экспонатов, ремонт библиотек и прочее. Потом кризис, и каждый год бюджеты всех федеральных ведомств проходили процесс, скажем так, привыкания к работе в условиях оптимизации. Сохранялись деньги на зарплату сотрудников, более того – она даже росла. Но деньги «на содержание» резались. И несмотря на это, мы всем нашим учреждениям – и музеям, и библиотекам, и театрам – оставили совокупное финансирование, как в 2014 году. Да, Третьяковка сейчас стоит государству в рублях ровно столько, сколько стоила 3-4 года назад. Но у неё внебюджетные доходы выросли за это время процентов на сорок.
Это спонсорские?
Нет, билеты. Большие регулярные спонсорские фонды, вопреки мифам, только у Большого и Мариинского театров, у остальных – копейки. Увы.
Но ведь выставка, особенно привезенная из-за рубежа, стоит очень дорого.
Конкретные выставки часто полностью делаются за деньги меценатов. Вопрос в том, сможет ли музей на этой выставке заработать. Лебедева ведь тоже – хороший искусствовед, она и до Трегуловой делала хорошие выставки, но хуже продавала, не умела их сделать модными, не понимала, что есть Фейсбук, есть Твиттер, есть Инстаграм, что надо увлечь людей, и пусть будет модно делать селфи не на фоне пивного ларька, а на фоне Рафаэля.
Не могли бы вы все-таки сориентировать в цифрах.
Сама выставка может стоить от 10 млн. Это как раз спонсорские деньги – крупных компаний, как Роснефть, ВТБ, Лукойл, структур А.Ананьева, А.Усманова, А.Козицына. А весь доход от продажи билетов поступает в распоряжение музея. Средний доход выставки уровня Айвазовского, Серова – это 200-250 млн рублей. Для музея – очень большие деньги. Для понимания: весь госбюджет музея Пушкина «Болдино» составляет миллионов, наверное, 35.
Перейдем к Пушкинскому. Там как-то тоже стало поживее.
С Пушкинским была иная ситуация. Ирине Александровне Антоновой в начале 2012-го исполнилось 90 лет, её в Минкультуры собрались провожать на пенсию, решение об этом было принято. Даже были подготовлены соответствующие бумаги, мне оставалось только самой Антоновой объявить. Могу понять мудрого, интеллигентного министра А.А.Авдеева: не хотел он второпях брать грех на душу, тяжелое это было бы решение. Вот и я решил не торопиться, потому что понимал: Ирина Александровна – не просто уникальный специалист, музей – вся ее жизнь. Хотя, признаюсь, на её место просилось много сильных людей, включая двух замминистров из команды Авдеева. Помнится, хотел уйти в Пушкинский даже один большой чиновник из Белого дома, а сколько иных – и не перечесть! Музей знаковый плюс стройка на много миллиардов рублей, Музейный квартал в центре столицы. Перспектива. Подождал два года, и вдруг Антонова сама пришла и сказала: «Я устала, хочу отойти от текучки». Отвечаю: «Вы незаменимы. Но если настаиваете — предложите сами достойного преемника, посмотрим».
Ну, это случилось как-то сразу после её инициативы создать музей Щукина-Морозова?
Никакой связи, никакой. Ирина Александровна всегда, и до, и после выступала с идеей объединить коллекции импрессионистов. Мы, кстати, эту идею осуществили в виде виртуального музея.
Кого же предложила Антонова?
Дала список из фамилий шести-семи. Обзвонил с дюжину «лидеров мнений», выстроил рейтинг, посмотрел успехи кандидатов на текущей работе. Выбрали Марину Лошак – на тот момент директора московского «Манежа».
Сейчас мы подходим к кадровым вопросам системно: создали кадровый резерв управленцев в сфере культуры со всей страны. 300 кандидатов. Проводим тестирование. Переманили на работу HRщика из Сколково.
Вы вообще заказываете, ну, например, в Сколково программы для подготовки менеджеров культуры?
Как-то попытались сделать курс в отличном учебном центре Сбербанка, провести там, ну, может, 1-2-недельный семинар для руководителей наших вузов в сфере культуры. Поговорил тогда с Ливановым: «Как считаешь? Давай вместе программу разработаем». Ливанов говорит: «А ты кого хочешь учить?» Говорю: «Ну, как кого, начнем с ректоров». «Ректоров учить бесполезно – смеется Ливанов, — учить надо проректоров. Ибо ректор обладает абсолютным знанием обо всём. Запомни, ректор – это Будда, его на модных тренингах учить не нужно и даже вредно». Однако сейчас мы обязательно отладим эту систему, и всё-таки и ректоров, и директоров – учить будем.
На самом деле культура – это очень большой бизнес, так было всегда. Она соединяла гениев, большие деньги и власть. Соответственно, тут есть что менеджерить и есть с чем работать: с меценатами, с друзьями, так называемыми, как работать с директорами, чтобы они были эффективны, как взаимодействовать с художниками. То есть тут, как мне кажется, есть некоторый резерв.
Мы и сегодня регулярно собираем руководителей наших учреждений: первого, второго и даже третьего уровня, например, руководителей IT-департаментов всех федеральных учреждений культуры – около 250 музеев, театров, библиотек. И для них регулярно проводят тренинги по техническим вопросам, как сделать хороший сайт, как наладить систему продажи билетов. Собираем библиотекарей, в том числе не только из России, но и из стран СНГ, из-за рубежа. Каждый год проходит такая конференция в Крыму. Кстати, библиотекари из Европы и Америки с удовольствием приезжают в Крым.
Добрались до Большого театра. Как удалось потушить разгоревшийся пожар?
Мы пошли по принципу нескольких одновременно быстрых и жестких решений. Первое – по Иксанову. Ему трудно предъявить претензии, он просто оказался заложником ситуации, как генерал Павлов, командующий Западным фронтом, в 1941 году. Того-то расстреляли, хотя он ни в чем не был виноват, воевал, как учили.
Ещё чуть-чуть, и Иксанова тоже бы…
Ну, тогда получается, мы его спасли. Он, кстати, очень достойно себя повел, спокойно ушел, по-мужски. Урин – отличный профессионал, важно – не связанный обязательствами. Результат такой: продажи билетов растут, сборы растут, спонсорские фонды выросли существенно. Стройки мы завершили в этом году, наконец, освободили здание для будущих апартаментов Большого театра, в самом центре, там сидела строительная дирекция министерства. И параллельно надо было урегулировать вопрос с Цискаридзе. Талантливый же человек, надо было не бороться с ним, а дать применение его способностям.
Он сразу согласился?
Да, ему это было интересно. Хотя, конечно, назначение в Вагановке было для меня сильным ударом… по печени… Бутылка коньяка на двоих с прежним ректором, в девять утра в понедельник…Тяжело вспоминать.. Дама была решительная, крепкая хозяйственница, надо сказать. Обидчивая. Мне прямо в лоб сказала: «Цискаридзе? Вместо меня? Выведу детей на улицу!» Так что конфликт пришлось улаживать ценой собственного здоровья.
А какие аргументы, что она услышала в конечном итоге?
Цискаридзе и сам очень хорошо, грамотно говорит, он убедителен, у него есть юридическое образование. Не знаю, сможет ли работать адвокатом на судебном процессе, но точно может изучить документ и найти в нем ошибку, что немаловажно, не будет подписывать всякую ерунду.
Тем не менее, все назначения, о которых мы говорим, воспринимались в штыки, особенно, конечно, Цискаридзе. Тут такие силы были задействованы. Как вам удавалось переубеждать правительство, Голодец, Медведева, Путина, наконец.
Ольгу Юрьевну (Голодец), слава Богу, переубеждать в чем-то приходится крайне редко: она прекрасно владеет вопросами культуры, ключевые кадровые вопросы мы всегда согласовываем. Очень любит музыку, балет, разбирается в этом куда лучше, чем я. Все вообще убеждены, что она профессионально танцевала в молодости. При необходимости кадровые решения предварительно докладываются и премьеру, хотя стиль Дмитрия Анатольевича – дать полномочия и спросить о результате, «отраслевым микроменеджментом» он никогда не занимается. Что в общем управленчески безупречно: у тебя не появляется соблазн переложить груз проблем на начальство, понимаешь, что отвечать за все придется тебе лично. По назначению Цискаридзе – помню, редкий случай, Дмитрий Анатольевич сам по факту позвонил: «Цискаридзе? Вы уверены?» Говорю: «Готов ответить». Через полгода Цискаридзе набрал на выборах ректора 90% голосов профессуры, в училище существенно вырос конкурс, улучшились все показатели. Когда «звезда» еще и менеджер – это большое конкурентное преимущество по сравнению с просто хорошим менеджером. Ладно, хватит о Цискаридзе, сглазим!
Вот, например, Могучий в БДТ – тоже тяжелое было решение. Лично меня как зрителя настораживают многие отзывы на его спектакли. Сам, правда, видел только «Пьяных» — кстати, фаворит «Золотой маски-2016». Скажу честно – не мое. Ну, совсем не мое. Но у Могучего опять же – очень хорошие показатели, аншлаги, зарплаты в театре растут, билеты не достать, он модный режиссёр, это и есть эффективная работа.
А что вы думаете про Богомолова?
Богомолов не относится к федеральным театрам.
Ну, тем не менее.
Хотите обсудить конкретный спектакль Богомолова? Смотрел несколько: некоторые кажутся прикольными, некоторые нет. Отдельные его перфомансы, например, когда он вручал премию, прикрыв одно место листом с «Основами госполитики в культуре», мягко скажем, не достойны художника.
То есть вы бы его не назначили директором?
Как мне кажется, при слове «кипиай» Богомолов сразу убежит сам. Недавно встречался с руководителем одного крупного театра, большим артистом, патриотом – но в театре у него нет полных залов... Вот сидели и думали, в чем причина – в том, что театр исторически недофинансировали? И поэтому там проблемы с буфетами, не знаю, туалетами, обстановкой? Этот театр действительно всегда получал заниженную дотацию, и сам тоже зарабатывает меньше, чем иные заведения, которые, конечно, пользовались раньше особым расположением предыдущих руководителей министерства. И потом, как считать количество зрителей? Мы считаем в абсолютных цифрах или в процентах от зала? Знаете, заполнить зал, как у Женовача, на 250 мест – это наш новый федеральный театр, пришлось буквально спасать его от ликвидации, и зал на 1500 – две абсолютно разные задачи. «Либеральные» журналисты считают, что мы тут сидим и занимаемся одной идеологией. На самом деле, цифры сравниваем, смотрим, унифицировать их нельзя – очень бы хотелось, конечно, но нельзя.
Перейдем к кино. Оно обходится, наверное, дороже театров?
Нет. У нас господдержка федеральных театров существенно больше, чем поддержка кино.
Как вы оцениваете, насколько удачны эти расходы?
Опять же удачный-не удачный – понятие относительное. Одним нравится фильм «Викинг», другим не нравится. Но «Викинг» 1,6 млрд собрал.
Особо озабоченные деятели сразу обратили внимание на «недостаточную идеологическую выверенность» «Викинга»: мол, это 100% официальное признание норманнской теории. Мол, Минкульт извиняет только то, что проект был утвержден в таком виде и в основном профинансирован еще до 2012года.
Что ответить?
Ну, как говорится, кабы я был не министром, а цензором, как Тютчев, сценарий «Викинга» был бы мной отправлен на кардинальную переработку. Но это – дело вкуса, зато давайте все же признаемся: с точки зрения продакшн фильм сделан очень качественно, с точки зрения маркетинга – «продан» великолепно. Зритель пошел на большое русское кино. И это хорошо.
У вас есть ощущение, что сейчас меняется направление ветра из Кремля? Некоторые говорят про Кириенковскую оттепель.
Считаю, будет неправильным мне говорить о «новостях из Кремля».
Не означает ли это, что государство чуть спокойнее будет относиться к идеологическому заказу, формулировать его немножко по-другому?
Что вы выдумываете? Да никогда никакого «идеологического давления из Кремля» на ведомство культуры не было.
Тем не менее, вы всегда подчеркивали, что создаете некую государственную идеологию, являетесь её активным проводником.
Кто создает? Я создаю? Вы серьезно?
Я просто говорю то, что думаю. Иногда, наверно, для чиновника – излишне. Ну, можете называть это идеологией. А что плохого в идеологии?
Конституция запрещает иметь идеологию.
Идеологии могут быть разные. Есть идеология индивидуализма, меркантилизма, есть идеология консюмеризма, например. Многим нравится: ходят на шопинг с утра до вечера. Есть идеология гуманизма, есть идеология капитализма, социализма...
А у вас какая?
Идеология здравого смысла.
С вами, наверняка, многие не согласятся. В 2017 году мы отмечаем столетие революции. У меня сложилось впечатление, будто государство избегает какой-либо негативной оценки советского периода.
Проще всего раздавать негативные оценки. Полезнее разобраться в причинах-следствиях и сделать из этого выводы. Раздача негативных оценок – столь же бессмысленное и вредное занятие, как и создание культов. Вот что толку, если мы ещё раз дадим 150 негативных оценок Сталину? Он умер. Давно.
Ну а если позитивные?
Давайте разберемся: если мы говорим о революции, то там негативные оценки – кому? Ленину? Позитивные – Николаю II? От этого что, Российская Империя возродится? Вот сейчас мы объявили конкурс на установку «Памятника Примирения» в Крыму около Керченского моста, на возвышенности, как раз на том месте, откуда отплывали последние корабли с врангелевцами и членами их семей. И мне все время говорят: это же, мол, памятник примирения между красными и белыми. А я говорю: нет, это не памятник примирения между красными и белыми, красных и белых примирить мы уже не сможем, они сами между собой разобрались 100 лет назад, без нас, поэтому проекты «красноармеец пожимает руку поручику Голицыну» не рассматриваются. Это памятник примирения внутри нашей собственной головы, нашего собственного сердца. Чтобы мы примирились с той историей, которая у нас есть. Она невероятно тяжелая. В семье каждого из нас, если поковыряться, можно найти наверняка и красных, и белых... Кого там только нет. Вопрос в том, как жить дальше, как извлечь уроки и как не допустить гражданской войны в будущем! Главный урок революции – никогда не допускать социальных потрясений, хаоса, разрушения государства!
Кого в идеологическом плане вы считаете своим учителем? В кулуарах вас называют «человеком Михалкова».
А еще «человеком Суркова, Грызлова, Володина»… Выше уже страшно представить. Как-то уже отвечал на похожий вопрос – рекомендацией каждого из вышеперечисленных я бы только гордился.
По «учителям в идеологическом плане» скажу так. Когда прочитаешь сильную книгу, научно-историческое исследование, посмотришь яркий фильм, спектакль – всегда попадаешь под обаяние этой логики, этой мысли. Прочитаешь Ильина, Шмелева, Бунина – и попадаешь под обаяние «белогвардейской» доктрины: интеллигенция, антибольшевизм и так далее. Почитаешь потом их оппонентов – ну да, это они сами во всем виноваты. Да будь чуть побольше у правящего класса Российской империи решительности, меньше пренебрежения реальными проблемами народа, меньше спеси, чуть-чуть бы вернулись они в реальную жизнь, – и 1917-го бы не было…
Мне кажется, в вопросах идеологической доктрины надо опираться не на книжные абстракции, а на здравый смысл, на понимание выгоды для своей страны. Для своей страны, своего народа, а не для какого-то абстрактного общечеловеческого «вообще». То есть — следовать — как это ни пафосно, звучит, национальным интересам России. Смотреть на все через призму: мы, страна, от этого приобретаем – или теряем?
Что сейчас хорошо для России? Каковы идеологические ориентиры?
Интересы человека, семьи, детей. Вот и все, очень просто. Вообще, критерием эффективности государства можно отчасти считать, как растет население – и качественно, и даже количественно. Прирост населения, уровень образования, уровень жизни. То же и Крым, если взять актуальный пример: хорошо или плохо? В краткосрочной перспективе есть некоторые проблемы, в долгосрочной перспективе – это очень хорошо. Это правильно, и исключительно соответствует национальным интересам России.
Мы как-то не упомянули вашу диссертацию.
Это называется банальным понятием «оплаченная политическая кампания». Какой-то безработный из интернета, сам не защитившийся в России, филолог. Ну и два, так сказать, примкнувших к нему оппозиционно настроенных историка. Единственная претензия – «неправильная» научная трактовка событий. Это даже не анекдот. Им, видите ли, подходы и выводы не нравятся.
Говорят, вы оказывали давление на ученое сообщество?
Это вообще как? Вы преувеличиваете масштаб моей скромной персоны. Позиция МГУ была простая и ясная. Они рассмотрели диссертацию по двум критериям: первый – процедура защиты, никаких вопросов нет, второе — плагиат – отсутствует, ни одной строчки. В этой точке тоже вопросы сняты. Дальше, если они, МГУ, будут рассматривать с позиции «антинаучности» диссертации других вузов, которые приняли на себя ответственность, дали соответствующие оценки, так можно далеко зайти. Завтра студент МГУ, которому профессор поставил двойку, напишет заявление, что докторская профессора лженаучна. Заявление это отправится, допустим, в Ленинградский университет. И понеслось.
В МГУ сказали, что категорически против такого подхода, это первый прецедент в истории, надо менять законодательство. Это ящик Пандоры. Начнется бесконечное сведение личных счетов, вся образовательная государственная машина, которая должна заниматься обучением, будет заниматься выяснением, у кого хуже-лучше диссертация, будут сводиться счеты между группами ученых и т.д. Участвовать в этом фарсе МГУ отказался.
И если уж говорить о давлении, то это ВАК давил на нас: не вступать в публичную полемику в непрофильных СМИ, не устраивать потешные бои на телешоу, воздержитесь от эмоциональных оценок с переходом на личности. Это справедливое требование, и мы старались его придерживаться. Можно сказать, душил в себе все это время публициста.
Недавно мы отмечали юбилей Наины Иосифовны Ельциной, выходят ее мемуары. Как вы относитесь к Ельцинскому центру?
В Ельцинском центре не был, поэтому давать оценку не могу.
На мой взгляд, это лучший и самый современный исторический музей в России. Сделан теми же, кто создал Еврейский музей в Москве.
В Еврейском музее бывал. Это отличное шоу, но к музею не имеет никакого отношения, слово «музей» употреблять в данном случае неправильно: там нет экспонатов, это не является музеем ни в каком виде. Если мы назовем это музеем, то мы должны ежегодную выставку отца Тихона в Манеже тоже назвать музеем. Это красиво, качественно организованное историко-пропагандистское шоу.
Что касается Ельцин-центра, то я прочел выступление Михалкова в Совете Федерации, потом прочел критику Михалкова, понял, что никто не критикует собственно его выступление. Да никто из критиков его и не читал вообще. Я опубликовал некую примирительную заметку на профессиональном сайте www.история.рф. Эта заметка была перепечатана, по-моему, «Комсомолкой». И все.
Центр находится в подчинении Министерства Культуры?
Нет, это частное заведение. В моей заметке нет ни слова против памяти Ельцина. Я сам 1991-м году сидел среди защитников в «Белом доме», ночевал там. В отличие от большинства нынешних либералов, бывших тогда непонятно где.
Невероятно.
Да, работал в газете «Россия», редакция находилась прямо в «Белом доме», в редколлегии стояли автоматы Калашникова. Мы печатали на гипермощном ксероксе листовки, выдумывали всякие фейковые позитивные новости из серии «6-й батальон им.Дзержинского выдвигается и движется к нам по Рязанскому шоссе, через два часа 16 БТР с краповыми беретами встанут на защиту» и т.д. Потом ходил со стопкой этих листовок к митингующим, раздавал, агитировал.
То есть вы уже тогда работали в пиаре.
Не то, что в пиаре, а в самом «черном пиаре», какой только можно себе представить. По производству духоподъемного фэйка))) Как только появлялся хотя бы один танк с бойцами генерала Лебедя, мы сразу писали: вся дивизия встала на защиту Ельцина. Естественно, все эти новости распространялись тут же, в том числе среди солдат. Вести передавались из уст в уста. Так формировался пояс защитников возле «Белого дома».
Так нам нужен центр Ельцина?
Обязательно. Первый президент России имеет полное право на музей. Не уверен, правда, что этот музей понравился бы самому Ельцину. Знаю, он был куда более скромным человеком, чем его себе сегодня представляют. Борис Ельцин является отражением, суммой всех настроений, ошибок, свершений нашей страны и нашего народа в 90-е годы. Он ошибался вместе с нами. Мы его сделали президентом, мы его избрали, я сам всегда голосовал, сколько себя помню. Вместе с нами ошибался, мы тогда все поддерживали ту же приватизацию «по Чубайсу». Помню, как сам кричал, доказывал своему отцу, что чековая приватизация – это правильно, что точно так сделали в Чехословакии… Но стоп – все эти вопросы уж точно не в области компетенции Министерства культуры. Я, если честно, сейчас думаю не об этом, а все об эффективности работы музеев и театров. Вот за это отвечаю, за это с меня спросят.
Вы не устали быть министром?
Странный вопрос. Что значит устал?
Во-первых, министр культуры — работа интересная.
Во-вторых, точно не самая тяжелая. Поверьте, шахтеру в забое тысячекратно тяжелее. Вот смотрю на других министров – здравоохранения, МЧС (не дай Бог) или обороны – там куда сложнее. Или, например, бесконечная, на разрыв текучка у любого вице-премьера. Это вообще сумасшедшая должность. А надоело-не надоело – пустой разговор за пивом. Когда тебе доверяют дело и говорят, что ты его должен сделать правильно, то надо вкалывать, а не рассказывать о своих душевных трепетаниях.
Иногда подмывает, конечно, особенно после очередных бредовых «расследований про диссертацию» махнуть: «А, все достало!»
Но так не делается.
Тебя приглашают в команду, говорят: «Надо сыграть и этот матч выиграть!» Как может надоесть, к примеру, по ходу игры играть футболисту? Нельзя уйти с поля, пока ты не победил.
Так и здесь. Играешь плохо? Тогда тренер тебя заменит. Но сам будь добр выкладывайся, забивай, а не охай по ходу матча: «Надоело мне что-то носиться туда-сюда, поле какое-то слишком большое, взмок весь, пойду в буфете посижу».
Надо делать своё дело. Биться. До победного конца.