Вечно живой. Почему Владимир Ленин ошибся в оценке олигархического капитализма
В1915 году Ленин имел все основания думать, что социалистическую революцию ждать придется долго. Прошло уже 10 лет с тех пор, как царское правительство подавило революцию 1905 года, и Столыпинская реформа спровоцировала бурный экономический рост по всей России. А тут грянула Первая мировая, и начался мощный патриотический подъем. Застряв в нейтральной Швейцарии, Ленин засел в библиотеке и погрузился в изучение теории развития капитализма. Результатом его исследования стала работа «Империализм, как высшая стадия капитализма».
Перечитывая этот труд сегодня, нельзя не удивиться, насколько точно в нем описана система олигархического капитализма, возникшая в России в 1990-е годы. Горькая ирония судьбы: Россия сбрасывает, наконец, кандалы ленинского коммунизма и сейчас же выстраивает капиталистическую систему по образцу… того же основоположника коммунизма. Но ведь и сама советская экономика была построена по чертежам «монополистического капитализма», о котором писал Ленин, — только под контролем не финансовых олигархов, а партийных чиновников. Неудивительно, что для большинства бизнес-магнатов ельцинской эпохи, как и для многих политиков-реформаторов, такая искаженная версия капитализма казалась вполне нормальной. Ведь все они учили ленинскую теорию в школах и институтах…
Напомним, в чем суть теории. Маркс, как известно, видел главную слабость капиталистической системы в неограниченной конкуренции, которая приводила к экономическим кризисам, банкротствам, всеобщему обнищанию и т.д. Но к 1915 году капиталистическая система сильно изменилась. «Основной особенностью новейшего капитализма является господство монополистических союзов крупнейших предпринимателей, — пишет Ленин. — Такие монополии всего прочнее, когда захватываются в одни руки все источники сырых материалов. И мы видели, с каким рвением международные союзы капиталистов направляют свои усилия на то, чтобы …скупить, например, железорудные земли или нефтяные источники». На этой стадии «некоторые основные свойства капитализма стали превращаться в‑свою противоположность… Экономически основное в этом процессе есть смена капиталистической свободной конкуренции капиталистическими монополиями».
Главные черты новый системы — крайняя концентрация капитала; «так называемая комбинация, т.е. соединение в одном предприятии разных отраслей промышленности»; полное господство финансовой олигархии, которая «владычествует и над прессой и над правительством»; переплетение государственных и частных монополий.
«Картели договариваются об условиях продажи, сроках платежа и пр. Они делят между собой области сбыта. Они определяют количество производимых продуктов. Они устанавливают цены. Они распределяют между отдельными предприятиями прибыль… Использование «связей» для выгодной сделки становится на место конкуренции на открытом рынке». У картелей также необычная ценовая стратегия. «Внутри страны картель продает свои продукты по монопольной — высокой цене, а за границу сбывает втридешева».
Правящие в этой системе «финансовые олигархи», пишет Ленин, не хотят свободного рынка, они жаждут установить свое господство над рынком. «Каких-нибудь три-пять крупнейших банков любой из самых передовых капиталистических наций осуществили «личную унию» промышленного и банкового капитала, сосредоточили в своих руках распоряжение миллиардами и миллиардами, составляющими большую часть капиталов и денежных доходов целой страны… Отсюда — необычайный рост класса или, вернее, слоя рантье, т.е. лиц, живущих «стрижкой купонов», — лиц, совершенно отделенных от участия в каком бы то ни было предприятии, — лиц, профессией которых является праздность».
Во многом Ленин очень метко охарактеризовал экономику своего времени, а некоторыми предсказаниями попал в точку — он даже говорил о грядущем создании «Соединенных Штатов Европы». Но в основном, конечно, он грубо просчитался. Капиталистическая система не сгнила, а, наоборот, осуществила потрясающий подъем. Чудовищные монополии так и не захватили всю экономику, малые предприятия не вымерли. Совершенство германской промышленности, например, обеспечено фундаментом из десятков тысяч мелких и средних предприятий, находящихся обычно в семейном владении — так называемый Mittelstandt. Так же в Японии — несмотря на то, что японская промышленность известна такими гигантами, как Sony, Matsushita и Toyota, они в свою очередь опираются на множество мелких производителей. Если взять обычную копировальную машину Canon, например, то 70% ее частей производятся независимыми фирмами — мелкими и средними предприятиями, находящимися в семейном владении.
Почему так просчитался вождь мирового пролетариата?
Прежде всего Ленина подвел его безграничный цинизм. Он был убежден, что в капиталистических странах госаппарат раболепно обслуживает лишь интересы крупного капитала. Ленин не мог себе представить, что государственные служащие могут остаться верными принципам справедливости и гражданской ответственности. Он только насмехался над европейцами, призывавшими к «чувству ответственности» и «чувству долга», а призывы к христианским ценностям просто обозвал «лицемерием английских попиков».
Но как тогда объяснить принятие в США в 1890 году первого антитрестовского закона? Или разрушение нефтяной монополии Рокфеллера, на которое пошел в 1907 году президент Теодор Рузвельт, потомок одной из богатейших семей Нью-Йорка? А несколько десятилетий спустя США разрушили телефонную монополию AT&T — и этот шаг лег в основу бурного роста телекоммуникаций и интернет-экономики. Как объяснил бы это Ленин?
Второй просчет Ленина: финансовые монополии так и не овладели рынком. Экономика капиталистических стран в начале ХХ столетия действительно была сильно монополизирована, и в ней заправляла горстка крупных банков вроде Deutsche Bank и JP Morgan. Однако сегодня в США, например, банковский капитал играет сравнительно незначительную роль в развитии экономики — его заменили более децентрализованные и динамичные фондовые рынки.
По расчетам Ленина, этого не должно было случиться. «Смена старого капитализма, с господством свободной конкуренции, новым капитализмом, с господством монополии, выражается в падении значения биржи», — писал он. А‑институт открытого акционерного общества он вообще считал чистым вздором: «Система участия позволяет безнаказанно обделывать какие угодно темные и грязные дела и обирать публику». Законопроекты о защите конкуренции или государственном регулировании фондового рынка, любое стремление к «демократизации» владения акциями он считал «фантазией сладеньких реформистов».
Однако «сладенькие реформисты» добились своего. В 1930-е годы Франклин Рузвельт — кузен Теодора — при поддержке крупных биржевых игроков ввел серию законов, регулирующих фондовые рынки, что сильно ограничило возможность крупных инсайдеров обжуливать мелких инвесторов. Сегодня большая часть американского акционерного капитала и частных долговых обязательств находится не в руках горсточки олигархов, а в ПИФах и пенсионных фондах. Через ПИФы более 80 млн американцев инвестируют в фондовые рынки, а если учесть пенсионные фонды, то почти все взрослое население США имеет долю в фондовом рынке. Вот тебе и народный капитализм.
Как социалисты времен Маркса не рассчитывали на способность консервативных политиков вроде Бисмарка усвоить разумные части социалистической программы (широкое медицинское и пенсионное страхование, например), так и Ленин недооценил способность капиталистической системы исправить собственные перегибы. Факты налицо: «правящий класс» в капиталистических странах, в том числе и представители большого бизнеса, признал, что монополизация экономики — явление отрицательное и с ним нужно бороться. Типичный пример — налог на наследство, который в большинстве стран с развитой экономикой составляет более 50%. Задача такой налоговой политики — не допустить формирования класса наследственных магнатов, доминирующих в экономике, как это было до эпохи индустриализации. И схема успешно работает. К примеру, сегодня два главных представителя семьи Рокфеллеров, Дэвид и Лоренс, хотя и являются миллиардерами, но их состояние — это менее полпроцента стоимости тех нефтяных компаний, которые основал их дед.
Последний просчет Ленина состоял в недооценке способности новых технологий подрывать старые монополии. Например, автомобили подорвали монополию железных дорог. С распространением персональных компьютеров в 1980-х компания IBM потеряла свое господство над рынком компьютерной техники. А сотовые операторы и интернет подрывают сегодня местные монополии традиционной связи.
Ленин характеризует олигархический капитализм как «переходный или, вернее, умирающий капитализм». Переходный в том смысле, что он неизбежно ведет к «полному обобществлению производства», то есть экспроприации.
В этом, пожалуй, Ленин и прав: когда экономика становится монополизированной и подконтрольной олигархам, есть только два выхода — либо социализм, либо свободная конкуренция и демократия. Вот такой выбор.