Поход на Москву. Малкольм Форбс стал первым байкером, проникшим за железный занавес
Перевод выполнен по книге «Малкольм Форбс. Вокруг света на воздушном шаре и двух колесах», на русском языке не издававшейся. Автор — Роджер Халл, главный редактор байкерского журнала Road Rider (до 1982 года). Главный герой книги Малкольм возглавлял американский Forbes c 1954-го по 1990-й. Глава печатается с сокращениями. Впервые опубликовано в русском Forbes в 2006 году, №3.
В свое время советское правительство взяло за правило не выдавать въездных виз иностранцам, которые хотели путешествовать по России верхом на мотоцикле. Это правило строго соблюдалось вплоть до 24 июня 1979 года, когда было сделано исключение для шести американских мотоциклистов, державших путь в сторону Москвы. Я удостоился чести быть одним из них.
Замысел этой вошедшей в историю поездки возник примерно годом раньше, когда Малкольм Форбс пригласил меня участвовать в его летней мотоциклетной поездке по Европе.
Сначала в его планы входили Франция, Западная и Восточная Германия, а также Польша, после чего предполагалось возвращение в Лондон (может быть, через Копенгаген). Вскоре, однако, его основной целью стала Москва. Когда Малкольм выяснил, что людям, которые планируют путешествовать по России на мотоцикле, визы в принципе не выдаются, это его только обрадовало. Ведь он всегда радовался препятствиям. Можно было стать первым. Малкольма часто воспринимали как «миллионера — искателя приключений», и это хотя и избитый, но в целом верный образ.
Начались приготовления. Мы получили новые паспорта и запросили визы. Разметили маршрут. Предполагалось начать путешествие из Мюнхена в Западной Германии утром 20 июня. В случае если русские визы дадут, мы проследуем по Первому маршруту, который проходил через Москву. Наш запасной (Второй) маршрут вел через Берлин в Варшаву, Будапешт, Софию и, может быть, Стамбул.
Несколько раз предполагаемый состав байкерской банды Малкольма менялся, в конечном счете осталось полдюжины человек, впоследствии прозванных «Сибирской шестеркой». Это были: Малкольм (Лидер), его дочь Мойра (известная также как Могучая Мо и Наследница Форбсов), его сын Роберт (обычно его называли Боб, иногда Бобби, в некоторых случаях Роберт Невозмутимый), журналистка Лэмми Джонстон (которую я, сам не знаю почему, часто называл Тэмми — к большому ее неудовольствию), фотограф Ч. В. Аугустус (в дальнейшем именуемый просто Чак) и я (получивший от Мо и Лэмми звание Нашего мачо — если хотите узнать почему, спросите у них).
За исключением Боба, который присоединился к нам в Мюнхене, все вместе мы впервые собрались в аэропорту Кеннеди в Нью-Йорке 13 июня, сели на борт «Конкорда» и вылетели в Париж. К этому моменту у нас были все необходимые визы — за исключением русской. Казалось, что придется удовольствоваться Вторым маршрутом.
Кроме мотоциклов, другим сильным увлечением Малкольма были полеты на воздушном шаре. Так что в первые выходные после нашего прибытия в Европу нам предстояло облететь окрестности нормандской резиденции Форбса — Шато де Балеруа. Четыре дня, которые я там провел, могли составить отдельный сюжет, но сейчас я сосредоточусь на наших мотоциклетных похождениях.
В воскресенье вечером Малкольм неожиданно заявил приглашенным к обеду гостям (несколько сотен человек), что после почти восьми месяцев усилий русские визы, наконец, удалось получить. Итак, Первый маршрут… и всего три дня до запланированного выезда из Мюнхена. Видите, как близки мы были к неудаче?
Визы были получены окольными путями. Малкольм обратился к своему другу доктору Арманду Хаммеру, тот — к своему другу послу Советского Союза в США Добрынину, который связался со своими друзьями в Москве. Советское правительство выдало нам визы в знак уважения к доктору Хаммеру. Как говорится, кто бы мог подумать (интересно, о чем можно было бы подумать в данном конкретном случае).
Когда наш парижский самолет совершил посадку в Мюнхене, там немного моросило. Мы приехали на такси в отель Jahreszeiten, лучший в Мюнхене (в компании с Малкольмом к этому быстро привыкаешь), где нас ждал серьезный удар. До выезда оставалось менее суток, а мотоциклы еще не были готовы. У «Хонд» недоставало обтекателей и седельных сумок. «Харлеи», заказанные на заводе Harley-Davidson во Франкфурте, все еще были в пути.
Малкольм был недоволен. А он умеет быть настойчивым и убедительным (особенно когда немного рассвирепеет). В итоге уже к следующему вечеру все пять машин оказались на подземной автостоянке Jahreszeiten. Все необходимое было установлено, баки заполнены горючим.
На автобане к северо-востоку от Мюнхена мы определили наш стиль езды. Во главе колонны ехал Малкольм на своем Harley Classic 80. За ним следовал Боб на Honda CBX или я на Harley 74. Мо поочередно садилась сзади к кому-то из нашей троицы. Предпоследней двигалась Лэмми, все еще ворча, потому что специальное седло, которое она хотела для своего CX500, так и не удалось найти. Она едва доставала ногами до земли, из-за этого при парковке ей приходилось выделывать балетные па. Замыкал группу Чак на Honda Four, что и было неплохо. Еще до конца первого дня он дал нам повод для насмешек, уронив нагруженный фотооборудованием 750-й во время заправки. Тогда мы еще не подозревали, что это только разминка.
Вскоре после полудня мы оказались у первой государственной границы, которую предстояло пересечь, — границы Чехословакии. Нас заранее снабдили пессимистическими прогнозами относительно того, сколько потребуется времени на объяснение с пограничниками. Мы сделали ставки. Я поставил на полчаса — это был самый короткий из предложенных срок— и выиграл, так как все заняло двадцать минут. Стражи границы подняли шлагбаум, и мы въехали за «железный занавес».
К концу дня мы доехали до Праги (которая на дорожных знаках писалась теперь по-чешски — Praha). Первым делом надо было отыскать гостиницу в ее узких мощеных улочках. Тогда я впервые увидел, как применяется Поисковая формула Форбса. Малкольм подъезжал к обочине, поднимал щиток шлема и обращался к кому-нибудь из прохожих. Он задавал вопрос на английском, выслушивал ответ на местном наречии, склонял голову в знак благодарности — и мы продолжали свой путь. Я не мог понять (и сейчас не могу), как это работало, но результат был налицо. Всего пара таких бесед на двух языках, и Малкольм уверенно вел нас в сторону цели. На этот раз он доставил нас прямо к нашему пражскому отелю. Но оказалось, что наш заказ господа из «Интуриста» перенесли в другую гостиницу, даже не сообщив нам об этом.
Мы снова взгромоздились на мотоциклы, и Малкольм снова привел в действие свою Поисковую формулу. На этот раз был найден водитель такси, который на своей машине должен был показать нам дорогу к отелю Olympic. Торопился он куда больше, чем мы. Мотоциклы стремительно промчались по извилистым пражским улочкам, оставляя в недоумении прохожих, которые пальцами показывали на нашу странную процессию.
Зарегистрировавшись, мы обнаружили, что крохотные гостиничные лифты являют собой чудо современных технологий. Они с грохотом двигались вверх и вниз абсолютно случайным образом, останавливаясь там, где их не просили, и отказываясь останавливаться там, где надо. Как и все, кто ими пользовался, мы надеялись только на то, что нас в конце концов случайно спасут. (В Диснейленде за такой аттракцион запросили бы по меньшей мере $2,50.)
Наш путь сюда был долгим. И неудивительно, что, после того как мы приняли душ и переоделись, первым делом подумали о еде. Мы пришли в большую столовую, где были встречены негодующим официантом, который заявил, что все столики зарезервированы для больших групп — мы таковой не считались. Он указал нам на другую столовую, но там мы столкнулись с проблемами организационного характера. Все столики были предназначены для четверых. Нас было шесть. Нет, нельзя сдвигать столы вместе. Нет, нельзя придвинуть к столу еще два стула. Нет, обслуживать менее четырех человек за одним столом никто не будет. И вообще они скоро закрываются. Впрямую столкнувшись с угрозой голода, Малкольм изложил проблему человеку за стойкой в отделе размещения, который позвал кого-то, и в итоге к нам пришел управляющий. Войдя в наше положение, он вывел нас на улицу и показал кафе в том же здании за углом. Нас усадили за большой стол, за которым уже сидел некий господин, немало удивленный тем, что шестеро странно выглядящих иностранцев заняли все свободные места рядом. Но контакт был установлен очень быстро.
Наш сосед оказался англоговорящим канадцем, неофитом в коммунистической вере. Так я впервые стал свидетелем потрясающих философских дискуссий — Малкольм объяснял преимущества капитализма. Никто из спорящих не поменял своих взглядов, но разногласия не помешали им остаться довольными друг другом.
Наконец принесли еду — она скорее напоминала закуски из круглосуточной забегаловки, чем шедевры поваров Шато де Балеруа. Да и официантка явно не стремилась заработать побольше чаевых. Может быть, дело в том, что в Чехословакии я впервые встретился с людьми, которые живут при коммунистическом режиме, но кажется, что ни в одной другой стране я не встречал такой угрюмой холодности.
На следующее утро местный журналист попросил Малкольма дать ему за завтраком интервью. (Он едва не опоздал, поскольку решил воспользоваться лифтом.) Я же пошел проверить, не нуждаются ли наши мотоциклы в мелком ремонте. Вокруг них уже собралась группа любопытных. Я, как мог, рассказал им об устройстве машин вплоть до объема двигателя. Когда один из них сделал своим кулаком движение, имитирующее ход поршня вверх-вниз, потом показал четыре пальца и поднял брови, я кивнул. Он сказал «а…» Тогда я повторил его жест, показал шесть пальцев и кивнул в сторону CBX Боба. Раздались потрясенные возгласы, и все быстро убежали от меня к здоровущей «Хонде».
Большую часть утра мы потратили на поездку по Праге вслед за очередным таксистом. Он мало думал о том, что за ним едва поспевают пять мотоциклов, которые проскакивают на красный свет, подрезают троллейбусы и трясутся по влажным, покрытым мхом булыжникам мостовой в отчаянной попытке не отстать. Было увлекательно осмотреть Прагу именно так. Один водитель грузовика, которому мы должны были уступить дорогу, не на шутку рассвирепел, когда все пять мотоциклов выскочили у него из-под носа. Я порадовался, что ни Мо, ни Лэмми не знают чешского, потом, правда, я сообразил, что тоже не знаю чешского, но смысл его высказывания от меня не ускользнул.
После аудиенции у американского посла мы возобновили нашу мотопрогулку по городу и первую остановку сделали только на шоссе, ведущем к польской границе. У Малкольма был вариант Поисковой формулы для каждого топографического затруднения. Он заставлял всех учить наизусть название следующей гостиницы, где у нас были забронированы места. В теории это означало, что, если кто-нибудь отобьется от группы, он сможет найти водителя такси, который отведет заблудшую овцу в стадо. Однако на этот раз выяснилось, что никто не знает названия гостиницы во Вроцлаве, где мы должны были остановиться на ночь. Малкольм не мог найти талон на бронирование. Что ж, мы разберемся с этой проблемой, когда доедем, решил он. (Малкольм вообще не умеет волноваться.)
Выехать из Чехословакии было несложно. Совсем другое дело — въехать в Польшу. Пока мы заполняли анкеты о провозимой валюте, таможенные декларации, меняли деньги и чего-то ждали, прошло более полутора часов. Наконец шлагбаум был поднят, и мы покатили по польским дорогам. (На этот раз в тотализаторе победил Боб.)
К концу дня мы были в пригородах Вроцлава. Сбоку от дороги стоял знак с эмблемой «Интуриста», большим количеством польских слов и стрелкой, которая указывала на съезд с дороги. Малкольм быстро принял решение. Мы свернули, поехали по стрелке и вскоре очутились перед похожей на мотель гостиницей — зонтики у бассейна были украшены логотипами Pepsi-Cola.
«Я все обдумал, — сказал Малкольм, сойдя с мотоцикла. — Я пойду туда, сделаю вид, что у нас заказ именно здесь. Если это окажется не так, изображу огорчение. Скорее всего, они позвонят в другие отели «Интуриста» и узнают, где у нас действительно забронированы номера. Это избавит нас от необходимости заниматься поисками самостоятельно». (Малкольм как никто умеет вести переговоры.) «Ну а если не сработает, — предположил я, — ты попросту купишь все здание». (К счастью, чувство юмора позволяет Малкольму смеяться над шутками в его адрес.)
Поскрипывая кожей, он вошел внутрь. И вскоре вернулся, одновременно разочарованный и несколько удивленный. «Мне не пришлось пустить в ход мою заготовку, — пожаловался он. — Я подошел к стойке, и стоило мне назвать свое имя, как клерк улыбнулся и сказал: «Да, мистер Форбс, мы ждем вас и ваших спутников». Это и есть наш отель». Из всех отелей «Интуриста» во Вроцлаве мы случайно заехали в нужный.
На следующее утро мы продолжили свой путь в Варшаву. За Вроцлавом шоссе пролегало через несколько деревень, разбросанных среди зеленых холмов и полей с наливающейся пшеницей. Я расслабился и наслаждался пейзажем, когда Лэмми подъехала ко мне и показала на индикатор топлива своей «Хонды»: мотоцикл ехал на резерве. Заправочная станция виднелась неподалеку, и когда мы подъехали, я ввел гурт мотоциклов на площадку — к удивлению и явному неудовольствию служащего. Для раздражения у него было несколько причин. Во-первых, мы заехали не с той стороны, совершенно не заметив знак, запрещающий проезд. Во-вторых, недавно приехавший танкер с горючим заправлял сейчас резервуары станции и она была закрыта. В-третьих, когда она наконец открылась, у правильного подъезда уже выстроилась очередь. И наконец, у нас не было специальных талонов на горючее, так что нам его просто не могли продать. В остальном все было прекрасно.
Туристам нужны талоны, если они едут на личном транспорте. Их можно купить в банках, гостиницах и других заведениях, у которых заключен договор с перевозчиками. Малкольм и Лэмми обнаружили неподалеку гостиницу и отправились туда попытать счастье. Мы же расселись на припаркованных мотоциклах и наблюдали, как вокруг постепенно собирается толпа любопытных. Боб достал свою видеокамеру и снимал нас, Мо с микрофоном комментировала. Позднее я узнал, что, когда Мо берет эту штуку в руки, она старается изображать Гильду Раднер (ведущая шоу Saturday Night Live на NBC), которая старается изображать Барбару Уолтерс (ведущую канала АВС). Постепенно я привык, что Мо время от времени начинает шепеляво рассказывать что-нибудь о месте, в котором мы в тот момент находимся («рашкаживает Баба Вава»). «Баба» появлялась в самых неожиданных местах. Однажды это случилось в московском метро в час пик. Отпрыски Форбсов легко приспособляются к новым условиям и умеют получать от этого удовольствие.
К тому времени, когда танкер залил горючее в резервуары, Малкольм уже вернулся с пачкой талонов. Нам разрешили пройти без очереди, хотя мы и заехали не с той стороны. Видимо, служащему хотелось как можно скорее избавить свою заправку от тех неудобств, которые мы по невнимательности ему доставили. Ее территория уже не вмещала всех любопытствующих.
В тот день была моя очередь быть впереди, и я сумел четко и (как мне казалось) величественно провести всех через наводненный транспортом и сложно устроенный центр города Лодзь. Возможно, это немного сгладило впечатление от той бешеной гонки, которую я устроил во Вроцлаве. Но стоило нам выехать из города, как погода, которая от самого Мюнхена была совершенно идеальной, испортилась: на небе появились облака, и опустился туман. На следующей заправке мы переоделись в непромокаемую одежду, и Малкольм вновь возглавил колонну. Дождь был не очень сильный, зато шел все время. Мы включили фары (потом мы всегда делали так, чтобы ведущему легче было проверить, все ли на месте). Вскоре я заметил, что в моих зеркалах заднего вида не отражается никаких фар. То же наблюдение сделал Малкольм. Мы остановились и стали ждать. Завеса дождя позади нас, казалось, не скрывала за собой никаких мотоциклистов. Очевидно, «что-то случилось». С самыми мрачными предчувствиями мы развернулись и поехали обратно. Проехав несколько километров, увидели, как сквозь туман пробивается огонек передней фары мотоцикла. Это были Боб и Мо на СВХ. Затем показались еще два огонька. Все вроде бы были на месте, но 750-й Чака выглядел не совсем так, как пятнадцать минут назад. Левая защитная дуга для ноги была распластана на кузове двигателя, который она спасла. На щите от ветра не хватало большого куска пластика. Руль был немного искривлен. Выйдя на обгон, Чак столкнулся с автомобилем, упал и проехался по мокрому асфальту. К счастью, он отделался лишь синяками, а мотоцикл остался на ходу.
Когда мы въехали в прекрасную Варшаву, небо стало расчищаться. Малкольм опять начал налаживать связь с прохожими, и вскоре мы были у отеля Intercontinental Victoria (здесь будет наша последняя ночевка, сопряженная с комфортом).
Нам предстояло провести в Варшаве весь следующий день. Это дало мне время осмотреть мотоциклы, оставленные в гостиничном гараже. В обоих «Харлеях» заканчивалось масло. Пока я раздумывал, где в Варшаве можно купить масло нужной марки, явились Лэмми и Чак, чтобы оценить ущерб, нанесенный 750-му. Лэмми удалось быстро выяснить, что два работника гаража не прочь продать немного Castrol 20W50 из личных запасов. Некоторые проблемы возникли, когда наступило время расплаты. Механики отказались брать польские деньги, требуя от нас западную валюту — лучше всего немецкие марки или американские доллары.
В итоге мы пришли к взаимному согласию — после того как не менее часа считали деньги, энергично жестикулируя и качая головой, сыпали проклятиями на разных языках, пытались решительно развернуться и уйти, но все же возвращались и так далее. Торговля велась оживленно. В итоге мы получили наше масло по цене примерно $2,50 за литр. Я залил его в мотоциклы, а остаток упаковал про запас в седельные сумки.
На следующее утро мы вновь отправились в путь. В тот день нам предстояло проехать немного, около 200 км. Но этого дня мы ждали очень долго: это было 24 июня, и мы должны были пересечь границу России. Чтобы облегчить погрузку, мы подвезли мотоциклы к самому входу в гостиницу. Когда я уже был готов ехать, то заметил, что не видел Боба с того самого момента, когда он припарковал свой СВХ. Его вещи еще не были погружены. Я спросил у Мо, не знает ли она, где ее брат. «Ох, — ответила она, — он в лифте». — «В лифте? Что он там делает?» — «Пытается вытащить свою стяжку для багажника».
Когда Боб стаскивал свой багаж, стяжка зацепилась за дверь лифта и запуталась в открывающем механизме. Боб, его багаж и еще несколько пассажиров сумели выбраться, но Боб лишился стяжки, а гостиница — работающего лифта. Вызвали ремонтников. У нас было несколько запасных стяжек, но если вы когда-нибудь окажетесь в Варшаве, загляните в Intercontinental Victoria и расскажите мне потом, работает ли там центральный лифт. Когда мы уезжали из города, он еще не работал.
Итак, вот мы все — шесть человек и пять мотоциклов — на границе России. Перед нами невысокий шлагбаум, по обе стороны которого стоят русские солдаты и смотрят на нас бесстрастным взором.
Из будки вышел пограничник и что-то сказал по-русски. Другой солдат сдвинулся с места и начал возиться со шлагбаумом. Тот медленно поднялся. Впереди — Россия. Малкольм с Мо тронулись с места, и их «Харлей» пересек черту. Первый американский байкер в Советском Союзе! Я включил мотор и выжал сцепление. Раздался страшный крик. Солдаты отчаянными жестами пытались меня остановить. Я воззрился на них с изумлением. Они дали мне понять, что я никуда не еду.
Я поставил «Харлей» на подножку и выключил мотор. Стало тихо. Очень тихо. Если на расстоянии нескольких километров кто-то выстрелит, в такой тишине мы должны услышать, думал я.
Время шло. Мое беспокойство росло. Затем мы снова услышали какие-то слова по-русски, и шлагбаум снова поднялся. На этот раз солдаты ясно дали нам понять, что проеду я один, а остальные должны оставаться на местах. Я двинулся с места и с вымученной улыбкой и жестом, который надеялся выдать за дружеский, пересек границу. Шлагбаум за моей спиной опустился. Никогда в жизни я не чувствовал себя таким одиноким.
Когда я завернул налево, то увидел впереди какое-то здание. Мо, Малкольм и Classic 80 стояли, окруженные группой людей в военной форме. Мрачноватый военный подошел ко мне и протянул руку, намекая, что хочет посмотреть мой паспорт и визу. Я протянул ему документы. Он раскрыл паспорт, изучил фотографию, потом взглянул на меня, потом еще раз на фото и еще раз — уже более внимательно — на меня. После этого гаркнул какой-то приказ. Я повернулся к Малкольму и спросил: «Что я должен делать? Поцеловать его кольцо?»
«Он попросил вас снять темные очки. Он затрудняется установить вашу личность», — пояснил на абсолютно безупречном, только с легким акцентом английском невысокий человек в гражданской одежде и с густыми усами. Так состоялось мое первое знакомство с Анатолием Пасько.
Анатолий, лет тридцати с небольшим, был нашим официальным гидом от «Интуриста», он должен был сопровождать нас в путешествии по России. Бывший чемпион СССР по боксу, довольно известный тяжеловес и просто человек недюжинной физической силы, которую он не раз нам демонстрировал. Он мог бы быть нам отличным телохранителем, но проверить это не довелось, как, впрочем, и то, был ли он агентом КГБ.
Анатолий не водил мотоцикл. Он ехал в автомобиле, которым управлял солидный мужчина по имени Владимир. Предполагалось, что они будут нашими проводниками, но мы настояли, чтобы они, наоборот, нас сопровождали. Поначалу мы были настроены против Анатолия. Его присутствие, казалось, лишало наше путешествие авантюрного духа. Мы думали, что в его сопровождении мы будем чувствовать себя не свободными бродягами, а заключенными на этапе.
Но, с другой стороны, с самого начала очень пригодились его услуги переводчика. После того как он помог нам заполнить кучу анкет и деклараций, он обратился к нам с просьбой от нескольких солдат — они хотели сфотографировать наши мотоциклы. Им это было можно, нам — нет: фотографировать на границе (как, впрочем, и много где еще) запрещено. Они охотно позировали друг другу на наших мотоциклах, примеряли наши шлемы и в этот момент совершенно перестали быть суровыми стражами границ. Они казались нам просто подростками, которые отлично развлекаются.
Анатолий был молчалив, зато Майк Брак — чрезвычайно общителен. Майк работал в московском офисе Occidental Petroleum и был представителем Арманда Хаммера, которого тот послал нам в помощь. Чтобы встретить нас, он прилетел в Брест — первый город нашего русского маршрута.
Как только мы покончили с формальностями на границе (на все про все ушло около часа), Майк с Анатолием сели в автомобиль, которым управлял Владимир, и стали показывать нам дорогу в Брест. Когда мы подъехали к отелю, прямо на улице справляли свадьбу. Группа людей на тротуаре всячески подбадривала даму среднего возраста, которая самозабвенно исполняла национальный танец. Она тут же выбрала себе в партнеры Малкольма (сама догадалась или ее предварительно проинструктировали?). Он охотно согласился, только шлем снял. В черных кожаных штанах и байкерском прикиде, он изо всех сил старался повторять ее движения, и у него это чертовски здорово получалось. Народу на улице — нам в том числе — понравилось. Судя по всему, народ здесь вполне дружелюбный.
Но нам надо торопиться. Пожалуйста, зарегистрируйтесь и как можно скорее собирайтесь на экскурсию. Какую еще экскурсию? Вам положена экскурсия.
Нам должны показать Брестский мемориал. Эти экскурсии вскоре стали рутиной — везде на протяжении нашего пути нас поджидали автомобили с англоговорящими гидами, которые рассказывали о местных достопримечательностях. Я пожалел, что не освежил заранее свои представления о русской истории: одно дело видеть памятник, совсем другое — понимать, что это такое, и уметь задать правильный вопрос.
Когда мы вернулись в отель, было поздно. Из окна своего номера я смотрел на огни Бреста и понял, что уже жду завтрашнего утра. Нас здесь тепло приняли, русские — отличные. Меня даже не беспокоило, что наши комнаты расположены не рядом, как нам было бы удобно, а одна над другой. А Чак волновался: «Наверное, так их проще прослушивать». Возможно. Не знаю. Мне все равно. Я лег и погрузился в приятный сон.
Наши мотоциклы провели ночь в гараже запертые под присмотром пожилой дамы невысокого роста. На ее морщинистом лице все время сияла жизнерадостная улыбка, седые волосы повязаны платочком. Трудно было поверить, что такие здесь еще сохранились. Рано утром мы собирались забрать мотоциклы. Но прежде нам предстояло узнать кое-что о русских ресторанах и завтраках. Главное: до восьми утра все рестораны и кафе закрыты. Так что нечего и думать о том, чтобы с утра пораньше перекусить и отправиться в путь с первыми лучами солнца.
Наконец, мы готовы к выходу. Владимир за рулем, Майк с Анатолием вольготно расположились на заднем сиденье. До шоссе мы ехали за ними, а потом перестроились, и автомобиль поехал сзади. То, что мы видели вокруг, временами напоминало Средний запад Америки: долины с полями пшеницы, невысокие холмы, редкие леса. Но большей частью мы ехали по ровной дороге, по обе стороны которой тянулись ряды деревьев. Неинтересный пейзаж.
Оживление вносил вертолет, который все время летал над нашими головами. А также полицейские посты у дороги: двухэтажные постройки, напоминающие диспетчерские вышки в аэропортах. Рядом с такой постройкой часто дежурил мотоцикл с коляской. Полицейские всякий раз внимательно нас разглядывали. За нами неотступно следовало «сопровождение».
Майк блистал умением решать все вопросы двумя-тремя энергичными фразами. Когда мы подъезжали к Минску, шоссе расширилось до четырех полос. У въезда в город полицейские у поста собирались нас остановить. И тут наше «сопровождение» на автомобиле вырвалось вперед. Майк на переднем сиденье перегнулся через Владимира и стал что-то очень убедительно орать озадаченному полицейскому. (Русские вообще редко спокойно разговаривают друг с другом, как правило, они орут.) Должным образом раскритикованный полицейский оставил нас в покое. Меня это озадачило. Почему он поверил Майку на слово? Позже я улучил момент и внимательно пригляделся к автомобилю: нет ли на нем специальных опознавательных знаков? Ничего не заметил, может, только номер был какой-то особенный. Но точно такая же сцена повторилась еще раз, при въезде в Москву. И тогда я решил, что дело не в автомобиле, а в Майке.
По дороге к Смоленску пейзаж изменился: стало больше холмов, ехать было уже интереснее. Деревья теперь не стояли ровными рядами вдоль дороги, и мы могли видеть леса, поля и пастбища. На полях работали крестьяне — иногда у них была современная техника, иногда они орудовали ручными косами и деревянными граблями. Страна контрастов.
За два дня, проведенных в России, я уже понял, что попить здесь днем негде. К тому времени, как мы доехали до отеля в Смоленске, в горле у меня пересохло. Малкольм завел меня в неопрятную комнату, в которой находилась конструкция, напоминающая барную стойку, и несколько столов со стульями. Это и был бар. Малкольм восседал за длинным столом в окружении русских студентов, один из них с грехом пополам говорил по-английски. Здесь же была и наша леди-гид из «Интуриста», она переводила. Студенты хотели нас угостить и заказали сладкое шипучее вино, кажется, клубничное, которое я с первого же глотка полюбил. Мы прихлебывали и разговаривали — главным образом о политике. Судя по всему, студентам доводилось уже слышать имя «Малкольм Форбс». Дискуссия о преимуществах капитализма и социализма увлекла нас в сферу музыки (они знали Гершвина, Портера, Берлина, Айвза, Копленда) и спорта (они ждали Олимпиады в 1980-м), мы также поговорили о генералах. Почему они знали Гранта и Ли, Першинга и Брэдли, а мы не могли назвать ни одного прославившегося русского генерала? Русские знают об американцах намного больше, чем американцы о русских. Диспут завершился на дружеской ноте.
И вот наступило утро 27 июня. В этот день американская моторизованная колонна берет столицу СССР. Майк занял место впереди колонны, и мы существенно ускорились. По сторонам начали появляться здания, постепенно дорога расширилась до бульвара. Майк вывел нас на центральную полосу, предназначенную для экстренных служб и государственного транспорта.
С Мо за спиной Малкольм ехал первым. За ним попеременно были мы с Бобом, делая снимки прямо на ходу. Через некоторое время в моем фотоаппарате закончилась пленка, и я сосредоточился на дороге. Минское шоссе перешло в Кутузовский проспект — широкую оживленную магистраль с солидными и нередко элегантными зданиями по сторонам. Все больше становилось щитов с политическими лозунгами и символами. Некоторые занимали целые фасады зданий, уходя в высоту на несколько этажей. Серп и молот, Ленин и прочие, обычно в красных тонах, были повсюду. Как и большие красные звезды.
Мы миновали множество высоких современных зданий; затем начались более старые, интереснее украшенные — были ясно видны как минимум три архитектурные школы. Бросалась в глаза чистота улиц. Москва — замечательный город, но он, как и все в России, полон контрастов.
Мелькнула стена Кремля, площадь Октябрьской революции, отель «Метрополь» (его тогда ремонтировали) и Большой театр. Еще несколько поворотов, и мы уже парковались перед гостиницей «Интурист», всего в двух шагах от Кремля и Красной площади.
Толпа начала собираться еще до того, как мы успели подогнать мотоциклы к обочине. Мы заглушили моторы, довольно переглянулись и слезли. Мы сделали это. Москва!
На осмотр Москвы у нас было два полных дня. Экскурсии начались на следующее утро, когда Мо в придуманном ею образе «Бабы Вавы», коверкая слова, стала вести репортаж «прямо с Квасной площади». В качестве гида выступил Анатолий, в первый день ему помогала симпатичная Валентина из «Интуриста». Когда мы стояли на Красной площади и смотрели на очередь ко входу в Мавзолей, я к ней обратился.
— Наверное, это бестактный вопрос, — начал я, — но я слышал, что когда-то тело Сталина тоже было там. Но потом его убрали. Вы не знаете, где оно теперь?
— Конечно. Его могила находится прямо за Мавзолеем… Почему вы думаете, что этот вопрос может быть бестактным?
— Как я понимаю, имя Сталина не слишком часто вспоминают сегодня в Советском Союзе.
— Нет, это не так. Сталин остается одним из наших величайших героев. Однако он не настолько велик, как Ленин, поэтому сочли неподобающим, чтобы он покоился рядом с ним.
К счастью, тем утром мы перемещались по городу на автомобилях. Опять пошел дождь, и зачастую мы даже не выходили на улицу, рассматривая тот или иной монумент через потеки на стеклах. Во второй половине дня мы сменили способ передвижения и спустились в метро. Анатолий продолжал играть роль экскурсовода. Он изо всех сил старался быть полезным и угодить нам, сохраняя при этом ненавязчивость. Нам даже удалось со временем его рассмешить, и в итоге он стал почетным участником экспедиционного корпуса Форбса.
Мы проехали по красивому эскалатору и попали на еще более красивую станцию. Каждая из станций казалась оформленной более богато, чем предыдущая: мозаики, скульптуры, бюсты, люстры, витражи — множество красивых вещей, которые бы продержались не более двух секунд в нью-йоркской подземке.
Тезис о том, что поезд проезжает каждые полторы минуты, проверялся большими электронными часами, которые начинали подсчитывать секунды сразу после того, как поезд уезжал. К приезду следующего на табло было меньше девяноста секунд. В вагонах ощущалась специфическая атмосфера, как и во всех публичных местах, куда мы приходили, в том числе и в ГУМе. Ее создавал запах людей.
— Эти ребята никогда не видели приличного дезодоранта, жаловалась Лэмми.
Затем мы поспешили обратно в гостиницу на встречу с журналистами, которую организовал Майк и которую вел Малкольм. Лэмми спросила Майка, были ли приглашены представители московских отделений западных СМИ. Майк заверил ее, что это было сделано. Любопытство заставило ее позвонить своим знакомым, чтобы выяснить, что этого сделано не было. Она сама их пригласила. Майк не подал виду, когда они вдруг появились, но его акции в наших глазах упали еще на два-три пункта.
Когда Малкольм впервые заговорил о том, чтобы ехать в Москву, я заподозрил, что это может быть связано с музеями Кремля. Он очень гордится своей коллекцией изделий Фаберже, которая считается второй после той, что хранится в Москве. Когда наступило наше второе утро в Москве, мы отправились в Кремль на поиски Фаберже.
Анатолий провел нас в Оружейную палату, где находится потрясающая коллекция исторических ценностей и произведений искусства. Мы увидели троны, экипажи, оружие, сани, парадную одежду, короны — по большей части все было украшено золотом и драгоценными камнями.
И наконец — экспозиция Фаберже. Знаменитые пасхальные яйца, которые представители императорской фамилии традиционно вручали в качестве даров, особенно интересуют коллекционеров. Мы постарались как можно дольше продержаться у витрины с ними; за нашими спинами уже собрались посетители. Когда Боб подводил свой итог, в его голосе слышалось нечто похожее на зависть:
— Пап, кажется, они обставили нас на одно яйцо.
После ланча мы по просьбе журналистов отправились на Красную площадь позировать на мотоциклах. Мы не трогали их с момента приезда и, когда пришли забирать, обнаружили, что они переставлены. На седле моего «Харлея» — отпечаток чужого ботинка. Пока я оттирал его, открылась крышка багажника. Там было пусто. Я был уверен, что запирал его. И я действительно его запер, но замок сбили. То же случилось и с седельными ящиками. Меня ограбили (это поражало как акт, скорее, капиталистический). Почти все, что было в мотоцикле, исчезло. Мне оставили бутылку воды и — по непонятной причине — набор инструментов для обоих «Харлеев».
С мотоциклом Малкольма тоже поработали. Но пропало содержимое только кофра. Это заставило нас задуматься, не спугнули ли мы грабителей своим появлением. Лэмми не удосужилась запереть багажник своего CX500, потому что оставила там только несколько канистр с маслом. Они исчезли.
Фотографы уже ждали нас. Малкольм прислонил к стенке крышку пострадавшего кофра, и мы отправились к подножию Спасской башни. Туда Анатолий ехал с Малкольмом, обратно — со мной, удовлетворяя так свое любопытство относительно нашего увлечения. Кажется, ему понравилось, но к тому, чтобы самому оседлать мотоцикл, он пока не был готов.
— Считается, что это очень опасно, — сказал он мне, пока мы стояли у светофора. — В моей стране мотоциклистов иногда не включают в перепись населения. Полагают, что это напрасная трата времени.
Я так и не понял, шутил он или нет.
Когда мы вновь заехали на подземную стоянку, то обнаружили, что оставленная Малкольмом крышка от кофра пополнила список наших потерь. Не было времени устраивать поиски. Лимузины уже поджидали — у нас была назначена встреча с мэром Москвы.
Нас ввели в роскошный офис и усадили по одну сторону длинного стола. Мэр Промыслов (председатель горисполкома Промыслов В. Ф. — Forbes), его помощники и Майк (который присутствовал в качестве переводчика) сели напротив. Пока мы пили чай с кексами, Промыслов рассказывал нам о Москве. Он говорил о проектах развития города, о подготовке к Олимпиаде, о расширении сети метро — особенно много времени заняло объяснение того, почему в Москве нет преступности. Ни одному из нас не хватило духу рассказать его превосходительству, что в его добропорядочном городе нас только что обокрали.
Малкольм и Промыслов обсудили множество разных проблем; иногда кто-то вставлял замечание или задавал вопрос. В конце встречи Промыслов вручил Малкольму ключ от города (позже мы видели кучу таких же в магазинах, где они продавались всего за несколько долларов). В ответ наш предводитель вручил мэру Москвы один из своих галстуков со слоганом «Инструмент капиталиста» и шарфик в подарок его жене — такой же мы использовали в качестве штандарта, украсив им один из мотоциклов. Мэру, кажется, понравилось.
На следующее утро, когда мы отправились грузить наши вещи, Майк уже был на месте. Широко улыбаясь, он пожелал нам счастливого пути. Приятно было снова вернуться на шоссе, на сей раз это была трасса Москва — Ленинград. Погода стояла отличная, и нам встречалось куда больше деревень, чем между Брестом и Москвой. Все пешеходы при виде нас останавливались, чтобы рассмотреть повнимательнее.
Ландшафт вокруг был холмистый. Стало больше лесов, озер и рек. Мы старались ехать как можно быстрее. Это должен был быть наш самый длинный перегон: 600 км.
Если Москву можно сравнить с Нью-Йорком, то Ленинград — с Сан-Франциско: красота этих городов скрывает за собой их кровавую историю. Построенный на островах, Ленинград представлял своим гостям множество мостов и — как бывшая столица — множество дворцов. Наша гостиница «Астория» могла сойти за один из них. Такого вестибюля мы не видели с самого Мюнхена. Я отнес багаж к себе в номер и вернулся к Малкольму.
— Кажется, нам дали не те комнаты, — сказал я ему.
Он усмехнулся.
— Не ожидал такого, а?
Не ожидал я номера из двух огромных комнат со множеством старинных предметов, с внушительным телевизором, холодильником, тяжелыми бархатными шторами и стенами, обитыми тканью, а также большой ванной комнаты с теплым полом. Неожиданно в России обнаружилась роскошь. Не вызывало сомнений, что многие люди, о которых мы читаем в учебниках истории, останавливались в «Астории».
На следующий день мы осматривали достопримечательности в сопровождении экскурсовода из «Интуриста». Ее звали Соня, и ей явно нравилось быть в нашей компании и особенно — спорить о политике с Малкольмом, когда она показывала нам Зимний дворец (также известный как Эрмитаж), Русский музей, Смольный дворец — штаб-квартиру Ленина во время революции, Военно-исторический музей и крейсер «Аврора» (этого Боб ждал с самого начала поездки).
Вторник, 3 июля 1979 года. Наш последний день в России. Накануне, во время нашего «прощального» ужина, Анатолий вдруг сказал, что не будет сопровождать нас до границы с Финляндией. Это создало за столом грустное настроение, что в «Астории» выглядело особенно неуместно. Наша первоначальная неприязнь по отношению к Анатолию постепенно переросла в уважение, дружбу и, как мы вдруг осознали, в привязанность.
— Не беспокойтесь, — успокоил он нас. — Все пройдет легко. У туристов не бывает проблем с тем, чтобы выехать из Советского Союза.
Вслед за машиной, которая нас вела, мы выехали на шоссе в сторону Выборга. За чертой города она съехала на обочину и остановилась, чтобы пропустить нас. Мы все подъехали попрощаться, свою долю благодарностей получил даже Владимир. Затем, впервые за все время нашего пребывания в России, мы оказались предоставлены сами себе.
Мы выехали за пределы России, пересекли несколько миль буферной зоны и добрались до финской границы, где на нас воззрились пораженные таможенники. Один из них сумел преодолеть смятение настолько, чтобы поднять шлагбаум и впустить нас. Другой, говоривший по-английски, извинился:
— Я уже несколько лет здесь служу и ни разу не видел, чтобы хоть один мотоцикл выехал из Советского Союза. А тут сразу пять!
Когда в Ленинграде мы прощались с Соней, она попросила показать ей наши мотоциклы. Мы пошли на стоянку, и по дороге она рассказывала мне о других американцах, которых водила по городу.
— Хэппи Рокфеллер приезжала. Мы с ней ходили по магазинам. Там ей что-то понравилось, но когда она узнала, что цена — около десяти ваших долларов, то решила не покупать. Сказала, что это дорого. А она ведь очень богата. Не понимаю я Хэппи Рокфеллер. Еще приезжали американский судья Бергер с женой. Миссис Бергер все время жаловалась, что они выбрали не очень удачное время для поездки — у них это сезон консервирования. Она все время переживала, что не закручивает банки, жаловалась, что, когда вернется, овощи уже подорожают. Ее я тоже не могу понять. Другое дело — мистер Форбс. Ах, мистер Форбс! Он, конечно, тоже богатый человек. Но он получает от своего богатства удовольствие. Он умеет тратить деньги. Он наслаждается жизнью. Он тратит деньги, чтобы сделать себя и своих друзей счастливыми. Вот мистера Форбса я понять могу.
Вот за это и можно выпить — Chateau La Tour Haut-Brion, если вы не возражаете.