Наследники Уильяма Шекспира стали бы очень богатыми людьми, если бы дожили до наших дней: каждую минуту на Земле начинается спектакль по пьесе английского писателя. А это какие авторские отчисления!
Вот уже почти четыреста лет Шекспир остается самым популярным драматургом планеты. Для меня символом его интернациональности навсегда стал спектакль «Буря» великого Питера Брука, увиденный на Авиньонском фестивале в 1991 году. Труппу режиссер собирал по всем континентам: волшебника Просперо играл настоящий шаман из африканского племени, неаполитанского вельможу — актер японского театра кабуки, пьяницу-боцмана — француз, а шута Тринкуло — англичанин. И на абсолютно пустой сцене (в Авиньоне спектакль играли в песчаном карьере под открытым небом) без единого технического приспособления чудесным образом возникала магия театра.
Зарабатывать на Шекспире (а не только восхищаться им) начали еще в середине XVIII века: часовщик Томас Шарп на протяжении многих лет с успехом торговал шкатулками, вырезанными из тутового дерева, якобы посаженного самим Шекспиром. Как мне рассказывали на месте происшествия — в Стратфорде-на-Эйвоне, разоблачили его репортеры лондонской газеты, которые спрятались в кустах и увидели, как ночью во двор предпринимателя въезжает подвода с тутовыми бревнами. Да и сегодня автор «Гамлета» является весомой строкой в доходной части бюджета Великобритании.
Но все-таки почему именно Шекспир? Ведь в истории мировой драматургии осталось немало имен, которые вполне могут поспорить с Великим Бардом. Тем более что половина шекспировских творений — умелая переделка трудов предшественников. Наверное, дело в абсолютной универсальности драматургических схем: Шекспир игнорировал детали, концентрируясь исключительно на персонажах и их внутреннем мире. Его не волновали бытовые подробности, он никогда не упивался национальным колоритом описываемых стран и не обращал внимания на местные законы и привычки. По большому счету место действия и эпоха в его пьесах вообще не важны. В центре внимания — человек. Шекспировский театральный язык позволяет режиссерам разных стран и континентов трактовать канонические тексты по своему усмотрению, выстраивать собственное здание, используя пьесу в качестве фундамента.
При этом в каждую эпоху естественным образом возникают свои тенденции раскрашивания шекспировских пьес. Например, в середине прошлого века его персонажи расхаживали в шитых золотом и парчой исторических костюмах на фоне монументальных декораций с колоннами и балконами. Видеозаписей спектаклей тех времен практически не сохранилось, но полное представление о типичном подходе к Шекспиру той поры можно составить по кино. Например, «Ричард III» Лоуренса Оливье (1955), «Гамлет» Григория Козинцева (1964), «Ромео и Джульетта» Франко Дзеффирелли (1968). В 90-е годы ХХ века модно было рядить героев в джинсу и темные очки, сажать их на мотоциклы и заставлять размахивать пистолетами вместо шпаг. Классический пример подобного подхода — та же «Ромео и Джульетта», но уже в интерпретации База Лурмана. В XXI веке увлеклись пустым пространством, в котором из актеров создаются красивые геометрически выверенные мизансцены. И можно смело представить себе, как через сто лет король Лир будет делить между сестрами туманность Андромеды, а Гамлет — биться на дуэли с Лаэртом на лазерных мечах а-ля «Звездные войны».
А ведь уже лет пятнадцать по театральному миру ходит фраза: «Самым авангардным в наши дни будет считаться режиссер, поставивший Шекспира традиционно».
Самый чистый эксперимент, который можно провести с шекспировским спектаклем, — сыграть его так, как играли пьесы четыреста лет назад. Тогда не было ни электрического света, ни звуковых эффектов. Да и декорации на неглубокой сцене той эпохи ставить было просто негде. Место действия обозначали табличкой, к примеру «Лес» или «Трактир», а иногда перед началом эпизода его объявляли актеры. И простодушная публика, в большинстве своем не умевшая даже читать, свято верила всему происходившему на подмостках. И представьте себе, у современного зрителя есть возможность все это увидеть своими глазами. Американский чудак-режиссер Сэм Уанамейкер потратил 25 лет жизни на то, чтобы восстановить в Лондоне театр «Глобус» — тот самый, где были сыграны премьеры почти всех пьес Шекспира. Новый «Глобус» открылся в 1997 году. Внешний вид и устройство здания восстановили по старинным рисункам и чертежам.
Один французский театровед, вооруженный сложными графиками и хитроумными диаграммами, однажды доказывал мне, что по моде на Шекспира можно точно выявить состояние общества. Мол, комедии больше ставят в годы кризиса: зритель хочет забыться хоть на несколько часов и отдохнуть от проблем. Засилье трагедий — признак относительной стабильности, когда публика жаждет сильных эмоций, которых она лишена в жизни. Сказки пользуются спросом, когда никакой надежды уже не осталось и только магия может разрубить гордиев узел неразрешимых вопросов. Сейчас в Москве идут три постановки сказки «Буря». Интересно, о чем это говорит?