Как иранский торговец коврами стал калифорнийским венчурным инвестором
В калифорнийском городе Пало-Альто спокойный февральский вечер. Пейман Нозад неспешно пьет чай на террасе отеля Rosewood — излюбленном месте венчурных капиталистов Кремниевой долины. Нозад выбрал столик в самом центре: так он видит каждого, кто заходит внутрь.
«Хей, это же Майк Эббот. Знаешь его? Один из умнейших людей на свете!», — говорит Нозад и начинает энергично махать кому-то в толпе. Эббот недавно ушел из Twitter ради позиции в венчурном фонде Kleiner Perkins Caufield & Byers. После обмена несколькими репликами они прощаются. «Боже мой, это ты! Как поживаешь?», — тут же бросается Нозад к новой жертве. Ей становится Лоренсо Тион, выходец из Италии и основатель компании Powerest, купленной несколько лет назад Microsoft за $100 млн. «Я знал, что ты долго не протянешь в Microsoft. Стартапы — часть твоего ДНК», — говорит ему Нозад. Тион широко улыбается и рассказывает о своей новой «страсти» — стартапе, как-то связанном с дорогим современным искусством. Нозад немного наклоняется и начинает вкрадчиво говорить: «Звучит просто невероятно. Я знаю людей, с которыми тебе точно надо поговорить».
Ночь вокруг отеля Rosewood начинает сгущаться, и активность в баре постепенно сходит на нет. Немногочисленные стартаперы в очках с тонкой оправой и узких джинсах заказали коктейли и уткнулись в свои айпады. Рядом неспешно прогуливаются красивые девушки, внешний вид которых не оставляет никаких сомнений в их намерениях: ярчайшее доказательство, что большие деньги вернулись в Кремниевую долину. Уже немного поседевший Нозад, которому недавно исполнилось 43 года, внимательно сканирует окрестности. Он замечает Дариана Ширази, который в свое время стал первым практикантом в истории Facebook. Сейчас он задумал собственный стартап и запоминает имена инвесторов, с которыми ему советует встретиться Нозад.
«Ты также должен познакомить свою кузину с одним моим другом. Он очень милый. Для этого, правда, ей придется вернуться из Лондона. Но это правильно: ее место здесь», — внезапно на одном дыхании говорит Нозад. Ширази наклоняется ко мне: «Сватовство у персов в крови».
Именно этим и занимается Нозад: почти никто в Кремниевой долине не может лучше него «сосватать» нужного стартапера нужному инвестору или наоборот. На его звонки отвечают ведущие венчурные капиталисты. Предприниматели считают его своим благодетелем. В процессе ему удается заполучить свою маленькую долю в одних из самых громких стартапов современности. При этом у Нозада нет MBA и ученой степени. Он даже никогда не работал в технологической компании. Его путь к нынешнему статусу и состоянию в $50 млн был значительно проще: он продавал ковры.
Амир Амиди, глава семейства, владеющего магазином дорогих персидских ковров в Пало Альто, познакомился с Нозадом в 1994 году. Нозад хотел у него работать продавцом, хотя с трудом изъяснялся по-английски и не имел никакого опыта. «Ты хоть раз что-нибудь продавал?» — спросил его Амир. «Нет, но пожалуйста, дайте мне шанс. Как вы можете отвергать кого-нибудь, даже с ним не познакомившись», — настаивал Нозад. К тому моменту он уже знал, что лучший способ что-то получить — это об этом попросить.
Нозад вырос в Тегеране. В
Сначала он протирал машины на автомойке в Сан-Хосе, принадлежащей каким-то иранцам. Затем продавал кофе и йогурты в крошечной лавке в Редвуд-Сити. Жил он в маленькой комнате прямо над магазином. Его соседями были банки с кофейными бобами. Все изменилось, когда однажды ночью Нозад наткнулся на то самое объявление о вакансии продавца ковров. «У моего отца был опыт, у Пеймана — энтузиазм», — рассказывает сын Амира Амиди, Саид (его отец умер в 2000 году). «Американская мечта имеет и обратный эффект. Многие люди, которым удалось стать успешными, готовы делиться знанием с молодым поколением и делить с ним риски. Они делают это, потому что однажды кто-то сделал то же самое для них», — объясняет Саид.
В течение следующих 15 лет Нозад превратился в лучшего продавца ковров в магазине. В самый успешный свой год он продал ковров на фантастические $8 млн. Но он мечтал о большем. В какой-то момент он осознал, что судьба постоянно сводит его с самыми важными людьми в самом важном регионе в самой важной индустрии в самую важную ее эпоху: в середине
Он начал настаивать на встречах со своими клиентами в их особняках. С собой он привозил около 20 видов ковров. «Это два часа разговоров. Как минимум», — улыбается Нозад. К каждому подобному визиту он основательно готовился: раскапывал всю возможную информацию о хозяевах в интернете. Таким образом ему удалось извлекать из процесса двойную пользу. Он расспрашивал их о карьерных успехах, узнавал их вкусы и взгляды на мир. В первые месяцы это было достаточно неловко, но уже скоро Нозад мог упоминать в разговоре имена нужных людей и достаточно свободно рассуждать о главных технологических трендах.
Спустя какое-то время Нозад оброс нужными знакомствами. Он начал устраивать встречи с некоторыми ведущими венчурными инвесторами и стартаперами прямо у себя в магазине. «Окружающие меня дразнили из-за походов на вечера к Нозаду», — говорит партнер Sequoia Capital Дуг Леоне, — «Однако мне было там невероятно комфортно. Мы все были иммигрантами — итальянцы, иранцы, индийцы».
Босс Нозада начал обращать внимание на его способности. Семья Амиди приобрела небольшое офисное здание в окрестностях Сан-Франциско. Один из офисов арендовал Google, другой — PayPal. Google начал быстро увеличиваться в размерах и скоро съехал. PayPal последовал за ним: на этот раз Амиди вложил в систему онлайн-платежей деньги. «Мы стали замечать, что все вокруг нас начинают стремительно богатеть. Мы хотели участвовать в этой игре», — объясняет Саид Амиди.
В 1999 году Амиди и Нозад основали компанию Amidzad и формально запустили свой первый венчурный фонд. Объем был совсем небольшой — всего $2 млн. Из них Нозад вложил $200 000: все что у него было. Amidzad делал совсем небольшие ставки размером от нескольких десятков до нескольких сотен тысяч долларов. Большинство венчурных капиталистов и многие стратаперы не стали бы тратить на это свое время. Но для Нозада они делали исключение. «Исключение Пеймана» — термин, придуманный сотрудником Accel Partners Самиром Ганди. «У него отличный нюх. И я ему доверяю», — объясняет Дуг Леоне из Sequoia Capital.
Первой инвестицией Нозада стал стартап Danger. С основателем компании Энди Рубином он познакомился после того, как продал ему персидский ковер за $5 000. Рубин рассказал ему о Danger. Нозад почти ничего не понял, но был невероятно впечатлен самим Рубиным, который затем создал мобильную операционную систему Android и сейчас возглавляет соответствующее подразделение в Google. «Я бы инвестировал деньги в этого парня даже, если бы он продавал надувные шарики. Если он чего-то хочет, он этого добьется», — сказал Нозад своему ментору Амиди. В итоге Amidzad выписал Рубину чек на $400 000. Danger из маленького стартапа превратился в крупную компанию, которая делала софт для мобильных телефонов. Спустя восемь лет Microsoft заплатит за Danger $500 млн. Доля Нозада, правда, к этому моменту уже сильно размылась и он заработал не так много.
«Каждую неделю Пейман мне рассказывал о какой-то новой «самой крутой сделке в истории». При этом все эти сделки скреплялись рукопожатием и добрым словом. Нозад никогда не читал контракты. Мне кажется ему даже не приходило в голову, что они существуют. Однажды он мне рассказал, что какой-то стартапер пообещал ему «долю от процентов от валовой прибыли». Что, черт возьми, это вообще значит?», — вспоминает Сэм Фердоус, юрист, которого Нозад позвал на работу вскоре после сделки с Danger.
Нозад понимал, что пока у него много слабых сторон. Поэтому он начал инвестировать только вместе с другими инвесторами, которых он знал и кому доверял. Одним из них был Бабак «Бобби» Яждани, один из первых инвесторов Google и Salesforce.com. Нозад продал ему несколько ковров, а затем попросил встретиться с одним своим знакомым и выслушать его идею. Почему «Бобби» ему вежливо не отказал? «Иммигранты и бизнесмены очень похожи. В самом начале пути у нас есть только наши семьи и знания. Поэтому, когда тебя кто-то о чем-то просит, ты это делаешь. Это не просто вежливость. Это дисциплина», — отвечает сам Яждани. Вместе они вложили деньги примерно в восемь компаний.
У Джо Лонсдейла уже была договоренность с одним фондом, когда Нозад пригласил его на ужин в персидский ресторан. Лонсдейл основал Palantir Technologies (компания, которая, помимо всего остального, создает программное обеспечение для поиска террористов) и инвесторы готовы были стучать ногами в его дверь. Но он выбрал Нозада и Яждани. «Мне нравится Пейман. Мне был нужен Бобби. Он отлично знает, как развивать компанию. Я понятия не имел как выстраивать всю эту корпоративную структуру», — объясняет Лонсдейл.
Нозад также активно искал технологически подкованных советников для Amidzad. Первого из них он нашел в лице Лу Монталли, одного из создателей первого в мире интернет-браузера Netscape. В 1997 году Монтали пришел в магазин к Нозаду и попросил почистить, а еще лучше куда-нибудь выбросить, несколько персидских ковров, купленных его бывшей женой. Вместо этого Нозад продал ему еще парочку. «Он заставил меня оценить мастерство их создателей», — объясняет Монталли, который вскоре привел к Нозаду других инженеров Netscape, желавших прикупить ковров. Спустя какое-то время они уже разговаривали не только о коврах, но и о технологиях. Когда они подружились, Нозад начал представлять его различным инвесторам. «Это кажется очень странным шагом — от ковров к стартапам. Но Нозад знает очень много людей. Ему удалось выстроить огромную сеть из важных знакомств. В этом ключ его успеха», — объясняет Монталли.
Инстинкты Нозада, однако, были не совершенны. В частности, он отказался инвестировать в Facebook, выбрав вместо этого созданную в Стэнфордском Университете социальную сеть Affinity Circles. «Вот e-mail от Шона Паркера, президента Facebook!», — достает свой iPhone Нозад. Однако в целом его дела шли отлично. Его нельзя было назвать фантастически богатым человеком, но он однозначно шел к американской мечте.
На конференции стартап-инкубатора Y Combinator в 2007 году он приметил двух молодых людей — Дрю Хьюстона и Араша Фирдоуси. Они презентовали демо своего облачного сервиса Dropbox. Он заговорил с Фирдоуси на фарси и через несколько дней они с партнером уже сидели в магазине Нозада, окруженные коврами самых разных мастей, и пили персидский чай. Хьюстон был уверен, что все это шутка. «Я все ждал, когда появится скрытая камера», — говорит он. На следующий день Нозад организовал им встречу с представителями Sequoia Capital.
«Он был нашим главнным лоббистом, хотя мы встретили этого парня всего неделю назад», — до сих пор удивляется Хьюстон. Спустя всего несколько дней партнер Sequia Майк Мориц, который, по его собственным словам, всегда отвечает на звонки Нозада, ударил с основателями Dropbox по рукам. Объем инвестиций составил $1,2 млн и Amidzad, разумеется, был среди инвесторов. «Он свел нас вместе и мы хотели его отблагодарить», — вспоминает бывший партнер Sequoia Самир Ганди (сейчас он работает в Accel Partners). В конце прошлого года Dropbox оценивался уже в $4 млрд. Доля Amidzad таким образом ровняется примерно $80 млн. Когда Нозада спрашивают, как он выбирает стартапы, он отвечает, что просто «инвестирует в фантастических людей».
Бизнес в последнее время стал сложнее. Если раньше венчурные инвестиции были хобби богатых людей, то теперь Кремниевая долина кишит агрессивными молодыми профессионалами. Нозада это не слишком беспокоит. Он предлагает предпринимателям то, чего не предлагает больше никто. Однажды он отдал молодому
Два года назад Нозад решил инвестировать независимо от Amidzad. Он по-прежнему заключает сделки от имени фонда Амири, но также хочет поработать соло, делая ставки на собственные деньги. «Я обнаружил, что я достаточно неплох в этом деле», — улыбается он. Он уже сделал несколько вложений в такие громкие стартапы как Path и Causes. При этом Нозад до сих пор продает ковры. Он основал собственную галерею ковров, управлять которой позвал брата. В Америке до сих пор возможно все.