Forbes.ru продолжает публиковать интервью с известными деятелями русского сегмента интернета. Сегодня один из старожилов русскоязычной сети Петр Диденко, успевший поработать в нескольких крупных компаниях, а ныне главный специалист по стратегическому развитию «СКБ Контур», рассказывает о том, как зарождался хостинг в рунете, о работе Microsoft, о том, во что верят «веб-евангелисты» и насколько они полезны читателю. Полную аудиоверсию интервью можно прослушать на сайте программы «Рунетология».
— За время существования программы у нас было несколько ветеранов рунета — тех, кто своими глазами наблюдал первые шаги русскоязычной сети и принимал активное участие в том, чтобы эти первые шаги становились увереннее и мощнее. Один из таких старожилов сегодня у нас в гостях. Это Петр Диденко — человек, который успел поработать в нескольких крупных компаниях, тот, чье амплуа сегодня принято неформально называть «веб-евангелист». Формально же должность Петра — главный специалист по стратегическому развитию «СКБ Контур». Петр, определение «веб-евангелист» — самоназвание или оно пришло к тебе со стороны?
— Это название моей должности на прошлой работе, в корпорации Microsoft. Лет пять назад Microsoft решил, что у него будут не только люди, которые разрабатывают и продают софт, но и люди, которые могут поговорить об этом софте. Обычно в компаниях есть либо те, кто продает, либо те, кто разрабатывает. В Microsoft немного по-другому.
— В трудовой книжке у тебя написано «веб-евангелист»?
— Нет, там написано «эксперт по технологиям».
— Ты начал работу в интернете с хостинга?
— Да, в 1998 году я пришел в компанию Zenon. Был и до сих пор есть такой провайдер доступа в интернет. Тогда не было DSL и широкополосного доступа, а был dial-up. У нас было 600 с лишним телефонных линий, по тем временам много. Люди звонили модемом и получали доступ к интернету. Тогда начинали предоставляться услуги хостинга и размещения серверов. И слова «хостинг» еще не было. Один из руководителей Zenon, Борис Тышкевич, произнес по-русски это слово, вычитав его где-то. Таким образом и появился хостинг. Вначале это были домашние странички. Кто давно пользуется интернетом, тот, наверное, помнит, что довольно большая часть рунета работала на адресах вида www.aha.ru/~. Это был наш сервис. Потом мы стали предлагать приделывать к этим страничкам домены. Тогда не было PHP, скриптов и баз данных. Были файлы, которые люди выкладывали, и пользователи их видели в интернете. За это брали деньги, хостинг был в разы дороже, нежели сейчас.
— Хостинг был бизнесом или визионерством? Деньги там, видимо, были невеликие.
— С первого дня стало понятно, что пользователи хотят выкладывать свою информацию в интернет. Для кого-то это было проявлением нарциссизма, кто-то таким образом начинал получать клиентов. Я помню, что в 1998 году было довольно много компаний, которые мы обслуживали. Они звонили, потому что у них возникали проблемы с публикацией прайс-листов в интернете, они не могли поправить какие-то документы, и для них это было очень критично. Уже тогда существовал спрос на бизнес-хостинг. Технологически мы предлагали очень мало, но спрос был, и он постоянно увеличивался. Мы новые и новые тысячи клиентов несколько раз в год отмечали. Вся эта индустрия очень быстро росла, поэтому, мне кажется, с самого начала было понятно, что надо делать хостинг для бизнеса. К сожалению, какое-то время нельзя было предлагать домены в зоне .ru, потом это стало возможно. Произошла либерализация рынка доменов. Как только домены выкинули на рынок, как только ты или я смогли просто прийти и купить домен сначала за $120, потом за 36, потом за 24, хостинг взлетел ракетой.
— Есть какие-то базовые моменты, которые ты вынес из бизнеса в области хостинга?
— У меня появилась интересная мысль, когда рынок хостинга стал становиться «сырьем», то есть когда на этот рынок новые компании смогли легко входить. Был спрос на хостинг. Когда открывается новая компания, она часто хочет иметь свой веб-сайт и она идет к хостеру. Сначала хостинг был довольно дорогой. Мы размещали веб-страничку размером десять мегабайт за $50 в месяц, кажется. Войти в бизнес и стать хостером было сложно, так как надо было ставить какой-то сервер, а тогда никто не знал, что такое сервер. Входной билет в хостинг был очень дорогим. Первыми хостерами были интернет-провайдеры, которые догадались, что надо помимо dial-up-доступа продавать «доступ к вебу». В конце 1990-х особо популярными были домены .com или .net, потому что домены .ru нельзя было купить. Постепенно входной билет в хостеры стал дешеветь. Большому количеству людей стало понятно, что такое сервер, как настраивается Apache, становилось все больше и больше хостеров. Выяснилось, что услугу они предлагают очень похожую: сервера одинаковые, интернет-каналы, на которых они стоят, почти одинаковые, Apache и PHP одинаковые, HTML-странички, которые загружают PHP-скрипты, почти одинаковые и так далее. Развелось много компаний, которые предлагают услуги, и они ничем не отличаются, а соответственно, конкурировать могли только ценой. В итоге хостинг от цены в $50 в месяц за страничку на десять мегабайт сейчас превратился в 1000 рублей в год. У всех одинаковая цена, у всех одинаковые услуги. Я вынес интересный опыт из хостинга. Если где-то чего-то становится много, то нет других возможностей для бизнеса, кроме как снизить цены.
— Есть ли какая-то разница между классическим хостингом и «облачным» хостингом?
— Это очень интересная тема. Я, ходя по различным сайтам, вижу рекламу «Яндекс.Директа». «Яндекс» показывает релевантную мне рекламу, и реклама часто касается хостинга. Теперь все хостеры в рекламе пишут, что у них «облачный» хостинг. Интересно то, что на самом деле нет никакого «облачного» хостинга. Они просто придумали новое слово, чтобы пользователям было веселее. Есть три основных подхода к этому вопросу. Есть компания Amazon.com, которая придумала свои веб-сервисы, которые сводятся к тому, что там запускаются виртуальные машины (у тебя раньше был физический сервер, а теперь — виртуальный) и ты можешь свои программы, скрипты сайта запускать в этих виртуальных машинах. Это очень удобно, потому что тебе для того, чтобы запустить новый веб-сервер, не надо ждать, пока провайдер его купит, поставит, настроит. Ты можешь немедленно запустить виртуальную машину с нужным тебе объемом, процессором, количеством памяти и пользоваться. Если тебе станет мало, запусти еще одну. При этом твои скрипты, из которых состоит сайт, должны знать, что такое возможно, что они могут работать на ста виртуальных машинах, а не на одной. Обычно под хостингом подразумевается это. Хостеры сегодня ставят много физических серверов впрок и на них запускают виртуальные машины для пользователей. Если тебе сегодня нужна одна мощность, а завтра тебе понадобится десять таких, то ты можешь довольно быстро запустить новые виртуальные машины с помощью специальной управлялки и научить свои программы работать с ними. Но автоматически ничего не произойдет.
— Есть же Oversun-Scalaxy, который заявляет именно это. Они говорят, что можно получить столько, сколько тебе нужно. Принцип электричества: сколько расходуешь, столько и платишь.
— Есть такие же системы, но более продвинутые, например Google App Engine, где ты пишешь программу, используя определенные правила, загружаешь ее куда-то через веб, и она там работает. При написании этого скрипта на PHP, Java надо руководствоваться определенными правилами, чтобы она обладала архитектурой, которая могла бы потреблять много ресурсов в конкретной системе (Google App Engine). Ты можешь написать скрипт, который сможет в следующую секунду принять нагрузку в миллион раз больше, чем сейчас, но этого нет у наших отечественных хостеров.
— То есть пока это мечты?
— Это очень дорого. И это очень сложная инженерная задача.
— Однако с точки зрения логики к этому должен идти хостинг как бизнес?
— Да. Все так и будет, когда ты как хостер сможешь взять какой-то программный продукт и поставить у себя, чтобы он работал. Ты купил тысячу серверов, поставил софт, и он стал предоставлять продвинутые услуги. Только для начала этот софт должен кто-то создать. Сейчас есть только зачатки, в production его не используют. Пока софта нет, посмотрим, как Google подобный софт пишет, что делает Amazon.
— Вернемся к твоей карьере. Почему ты все-таки ушел из хостинга после семи лет работы в отрасли?
— Услуги стали дешевле, и все хостеры стали одинаковыми, новых идей не появлялось. Это было очевидно очень давно, и делать там было нечего. Мне интересно создавать новые услуги, а в 2005 году в хостинге все было примерно как сейчас.
— И ты принял предложения Microsoft или сам пришел туда?
— Я еще работал на компанию, которая продавала программный продукт CommuniGate Pro. Большинство провайдерских почтовых серверов работают на этом продукте. Он начал предлагать возможности VoIP, голосовой связи, видео, конференции и так далее. Это было интереснее хостинга. На базе большой интеллектуальной собственности можно делать интересные сервисы.
— Ты занимался продажами или разработкой?
— Нет, разработка была в США, здесь дистрибьюторская компания. Мы помогали другим компаниям России продавать. Я сидел в офисе, и мне позвонили из Microsoft. Я знал некоторых людей из этой компании, но плохо, и от них позвонили рекрутеры. Они предложили мне работать у них, и мне показалось это интересным. Процесс рекрутинга в Microsoft занял четыре месяца, за которые прошло десять собеседований, не включая тесты на английский язык и IQ. Там все происходило довольно медленно.
— Это приглашение было неожиданным для тебя?
— Я думал, что Microsoft занят тем, что продает Windows, Office и ряд других корпоративных продуктов, а на интернет им наплевать. Потом оказалось, что я был не прав. С одной стороны, Билл Гейтс в 1995-м выдвинул идею, что интернет очень важен. С тех пор Microsoft много продуктов делал так, чтобы они работали с интернетом. Появился браузер, встроенные почтовые программы, веб-сервер и так далее. С другой стороны, по состоянию на 2006 год веб с Microsoft был несовместим. Сегодня это не так: мы знаем многое про то, что Microsoft делает вебе. Четыре года назад все было по-другому. Когда нет чего-то такого, что может быть, — это интересно.
— Чем ты должен был заниматься? Тебя называли «евангелистом»?
— В job description так и было написано. В основном моя работа была связана с пропагандой. Лучший перевод evangelist — «пропагандист». Есть много интересных продуктов, сервисов, идей продуктов от того же Microsoft, которые находятся не на поверхности. Интересно, чтобы у не очень популярных продуктов была большая целевая аудитория. Можно завести рекламой людей, но это не очень хорошая идея. Лучше пойти к конкретным людям лично, или через конференции, или через онлайн и рассказывать им о продукте. В 2006 году Microsoft стал нанимать довольно много людей в этот отдел (сейчас в России около 30 человек). Когда я приходил, было около десяти человек.
— Можно ли сказать, что «евангелист» — прежде всего личность и только потом человек с навыками маркетолога, пиарщика и так далее?
— Наверное, я не соглашусь. Есть люди, умеющие хорошо говорить и рассказывать о презентациях, которые написали в Америке, на русском языке, и есть люди, которые готовы заниматься чем-то большим. Мне интересно было заниматься именно развитием бизнеса Microsoft в вебе. Мне хотелось, чтобы у Microsoft было больше партнеров, больше интересных внедрений, чтобы запускались интересные продукты, чтобы у них становилось больше пользователей, то есть чтобы бизнес Microsoft в России заключался в технологиях, которые приносят пользу. Это было непросто. Сейчас там команда в 30–35 человек, которая может покрывать много направлений. Лет пять назад у Microsoft был веб-сервер, были языки программирования, была база данных, сейчас появляется много интересных фишек. Тогда нужно было рассказывать про технологии и придумывать, зачем же они могут понадобиться обычному человеку, разработчику или бизнесу.
— Но то же самое должен делать PR-специалист. Видимо, «евангелист» должен, помимо всего прочего, иметь реноме эксперта. Его слова важнее, его слова весомее.
— Безусловно. Во-первых, это человек, более глубоко погруженный в тему, нежели PR-специалист. В Америке разработчики делают Windows и Office, а люди в России их разработки продают. Между этими людьми пропасть, в которую и попадает рядовой пользователь, потому что он не понимает, какие у Microsoft идеи, как он может быть релевантен вебу и так далее. Объяснить это — большая задача. У Microsoft на сегодняшний день продукты не получаются простыми и понятными, к сожалению. Все, что связано с вебом, у Microsoft обычно для разработчика, а не для пользователя.
— Насколько было сложно продвигать Bing или MSN Search и другие сервисы Microsoft, глядя в затылок Google и Yahoo!, Facebook — тем компаниям, которые объективно сильнее Microsoft в своих сегментах? Не возникало внутреннего конфликта, ведь понятно, что Google лучше, чем Bing?
— Во-первых, я старался никогда людей не обманывать. Если что-то черное, не надо говорить, что оно белое: это не будет работать. Нужно рассказывать о чем-то пушистом и белом, что есть в продукте, а о черном умолчать. Bing в России нет и не было, поэтому нам не надо было его продвигать. Есть много сервисов Microsoft, которых в России нет. Это значит, что у них нет здесь людей, которые отвечают за их продвижение, нет маркетинга, рекламы, стратегии того, как это продвигать. С Bing так было очень долго, но в последние пару лет позиция изменилась. Мне очень интересно было заниматься Internet Explorer (он в России есть). Все не любят Internet Explorer, а я должен был им заниматься, и это очень интересная задача. На сегодняшний день у Internet Explorer 8, которым я занимался, несколько миллионов пользователей. Liveinternet показывает шесть миллионов в России. На уровне других браузеров довольно высокая цифра. В этом браузере много интересных фишек и идей, которые потом многие другие браузеры сперли. В каждом продукте есть плохие и хорошие стороны, идеальных продуктов нет. Например, у меня сейчас Mac. Сегодня с утра я пытался подкаст записать и не смог это сделать. Почему? Потому что постоянно падает GarageBand. Неужели мне теперь не любить Mac? Я лучше найду в нем хорошие стороны. То же самое с продуктами Microsoft.
— Почему ты ушел из Microsoft? Или вы расстались по их инициативе?
— Там стало нечего делать.
— Почему? Остался же Explorer, и его реноме нужно было поправлять и поправлять.
— За три года может надоесть говорить про одно и то же, находить сильные стороны в продуктах, которые многими воспринимаются как слабые. Надо что-то менять, надо разнообразить свою жизнь, никто не хочет за зарплату постоянно работать и заниматься примерно одними и теми же вещами. В Microsoft ничего нового в течение нескольких лет предложить «евангелисту» не могли. Появлялись новые продукты, но дальше все шло так же. В России нет разработки, все продвижение за тебя придумано, никакой стратегии ты придумать не можешь. По-моему, Microsoft все больше бюрократизируется. В какой-то момент мне стало сложно. Сейчас я считаю, что мне в какой-то момент просто нечего было делать там.
— Из Microsoft ты ушел в «СКБ Контур». Ты там «евангелист» или управленец?
— Я не имею отношения к пропаганде. В «Контуре» я занимаюсь стратегией, то есть тем, чтобы у нас было чем заниматься завтра и чтобы мы послезавтра об этом не жалели. У меня есть еще несколько проектов в «Контуре», которыми я управляю.
— Самый заметный — «Эльба», если я не ошибаюсь.
— «Эльба» — один из наших внутренних стартапов. Ему я помогаю по мере возможностей, но непосредственно в команде не участвую. Я не сижу с разработчиками. У каждого нашего проекта есть менеджер, и я им не являюсь, но помогаю им. Кроме того, я занимаюсь международным сотрудничеством и еще несколькими проектами, которые мы пока не анонсировали, но которые в течение полугода запустим. Также я занимаюсь проектом «Портал веб-сервисов». У нас сотни тысяч клиентов, причем у нас необычные клиенты: это бизнес-пользователи, которым мы продаем веб-сервисы. Когда у тебя много пользователей, то ты хочешь им еще что-нибудь продать, придумываешь новые сервисы, придумываешь магазинчик этих сервисов, делаешь так, чтобы магазин эффективно работал, чтобы новые сервисы появлялись, чтобы аудитория эти сервисы покупала. Необходимо, чтобы сервисов становилось больше, но чтобы их не было слишком много, чтобы аудитория не запуталась. Сегодня у нас сотни тысяч пользователей, мы помогаем сдавать налоговую отчетность через интернет. Я думаю, что половина российского бизнеса, которая сдает налоговую отчетность через интернет, делает это через нас.
— Откуда у «СКБ Контур» эти клиенты?
— Надо делать услуги, которые реально нужны, а не высасывать из пальца ненужные. Если выбирать между двумя направлениями — придумывать, как улучшить работу потенциального клиента или как снять боль потенциального клиента, то надо выбирать последнее. Надо заниматься болью, которая есть у пользователя, а не придумывать для него что-то новое. Новое тоже можно придумывать, но если ты хочешь денег сегодня и сейчас и вокруг этого можешь построить долгоиграющую стратегию и избавить пользователя от боли, то у тебя все получится. В случае с налоговой отчетностью это тот самый сценарий, так как есть два миллиона живых юрлиц в России, которые раз в квартал должны ходить в налоговую инспекцию с бумажными декларациями или идти на почту и стоять там в очереди. Зачем они сейчас стоят в очереди? Потому что наши сограждане все любят делать в последний день, и два миллиона бухгалтеров приходят на почту или в налоговую и стоят. Им это очень не нравится. Естественно, для них надо было сделать какой-то веб-сервис, и этот веб-сервис сделан. Через нас порядка миллиона уникальных ИНН проходило.
— Вы заменили собой тот сегмент электронного правительства, который по идее должен был отвечать за сдачу налоговой отчетности?
— Да, мы и рынок. Мы самый большой игрок, есть еще несколько более мелких игроков. Там звучат слова «электронно-цифровая подпись», «юридическая значимость», «шифрование» и так далее. Это технологически сложная штука, и мы этот кусочек e-government за правительство сделали давно и хорошо. Само правительство наверняка сделало бы этот кусочек хуже, чем рынок. Когда рынок что-то начинает делать и возникает конкуренция, пользователь выигрывает. Допустим, я сегодня хочу получить загранпаспорт, а загранпаспорт выдает только государство, поэтому я мучаюсь и полгода не могу его поменять. Если бы это доверили частным компаниям, то проблем не было бы. То же самое происходит с нашим рынком.
— Ваши конкуренты «Мое дело», «Сделки24» чем-то кардинально от вас отличаются?
— Это другой наш бизнес. Это конкуренты проекта «Эльба». Мы сделали налоговую отчетность, и это хороший бизнес. В прошлом году мы опубликовали отчетность на 1,8 млрд рублей ($60 млн). Мы дополнительно делаем другие сервисы. Наше настоящее и будущее — веб-сервисы. «Эльба» — один из наших новых проектов, это веб-сервис для маленьких компаний и предпринимателей, у которых много головных болей. Если я становлюсь маленькой компанией, то я это делаю не для того, чтобы заниматься бухгалтерией или налоговым учетом, печатью соответствующих бумажек, принятием решений, когда и за что нужно платить. Сейчас это все делаем мы, пользователь приходит, работает в понятном интерфейсе, мы ему задаем понятные вопросы, и все делается за него. Там ведутся проводки, контрагенты.
— Вы и сдаете отчетность?
— Да, формируется налоговая отчетность, которая через интернет отправляется в налоговую инспекцию. Пользователь, заходя на веб-сервис, может вести свой бизнес, не думая ни о каких бумажках, отчетах. Мы ему SMS заранее будем напоминать обо всем. У нас для него будет создан персональный календарь.
— До каких объемов бизнеса это целесообразно использовать?
— Для любого бизнеса на упрощенной системе налогообложения. В нашей стране очень сложная бухгалтерия, поэтому сделать сервис, который на обычной системе налогообложения будет все это сделать, очень сложно. Тогда необходимо 1C для веба переписать. Представьте себе масштаб проекта! А сделать веб-сервис, который будет упрощенку обслуживать, относительно легко, поэтому мы его и сделали. Упрощенка и ЕНВД (единый налог на вмененный доход) для юрлиц и для индивидуальных предпринимателей — это два разных направления. Сейчас у нас десятки тысяч пользователей. Пока мы не можем похвастаться очень большой выручкой от этих проектов. Эльба появилась 19 января, так что еще год не прошел. Недавно мы ввели платный режим, стали брать немного денег, разные фичи постоянно добавляем: интеграции с банками и так далее.
— Кроме «Эльбы» вы планируете какие-то стартапы создавать, покупать? Логично было бы этот куст около бухгалтерского SaaS развивать.
— Да. Мы делаем свои собственные сервисы. Ряд сервисов уже существует, в обойме есть несколько незапущенных услуг. Они связаны с обслуживанием бизнес-пользователей с точки зрения упрощения их жизни (нормативно-правовая база, расчет зарплаты и так далее). У нас есть клиенты, которые готовы это покупать. При этом мы понимаем, что уже имеем много пользователей, которым нужно еще что-то продавать, желательно релевантное тому, что мы сегодня делаем. Для этого у нас есть портал веб-сервисов, в который мы стараемся собирать наши услуги и услуги партнеров и направлять туда трафик пользователей. Мы стараемся помогать развиваться начинающим компаниям с интересными и хорошими идеями. Мы иногда выступаем в качестве инвесторов и готовы инвестировать в стартапы, которым нужны наши деньги, экспертиза и доступ к нашей клиентской базе для того, чтобы они могли их быстрее разрабатывать и запускать.
— Стартапы в вашем сегменте?
— Да, только веб-сервисы для бизнеса с большим потенциалом продаж. Мы не можем позволить себе продавать сервис, который за год продастся десять раз. Он просто будет занимать место на витрине, и получится как у компании Google: у нее в похожем магазине есть 2000 сервисов, которые не продаются.
— «СКБ Контур» — государственная или частная компания?
— Там нет государства, это частная компания.
— Вопросы от слушателей. «Традиционные сферы SaaS — это почта, проект-менеджмент, CRM. Какие еще направления ПО будут развиваться, как ты думаешь?»
— Я не считаю, что управление проектами — это традиционное для SaaS направление. Многие пытались заработать, но у них ничего не получалось. Будет проект-менеджмент, CRM. Если смотреть на будущее с точки зрения снятия боли, то есть много направлений, которые совсем не охвачены. Часто это связано с тем, что это технологически сложно сделать, или с тем, что есть какое-то регулирование, которое мешает. Допустим, один наш новый проект заключается в том, чтобы помочь русскому бизнесу отказаться от бумажек. По сравнению с управлением проектами это большие деньги. Только одни счета-фактуры — сто тысяч тонн бумаги стоимостью несколько миллиардов рублей. К каждому счету-фактуре, как правило, прилагается договор на нескольких страницах. Сделать юридически значимым документооборот между юридическими лицами — очень большая задача. Мы сейчас этим и занимаемся.
— Это требует договоренности с государством, соответствующих законопроектов.
— Да. Все уже сделано. Вход очень долгий и непростой, но рынок очень большой. Представьте себе, что мы все отказались от бумажек. Это можно сделать в SaaS как понятный веб-сервис. Более того, я уверен, что через десять лет бумажек в экономике не будет или будет очень мало. Этим мы сейчас и занимаемся. Если говорить о SaaS, то повторюсь, что есть два подхода: нужно либо снимать боль, либо придумать, как улучшить жизнь. Проект-менеджмент, CRM — улучшение жизни, а тем, что снимает боль, никто не занимается, потому что это очень сложно. Поэтому нужно чаще туда заглядывать, там можно много интересного нарыть.
— В вашем случае этому способствуют специальные договоренности с государством, потому что снимать боль в случае с бухгалтерией можно только тогда, когда есть прочные, уверенные и точные договоренности о том, что налоговая отчетность будет приниматься государством в такой форме.
— У нас партнерские отношения в том смысле, что мы не слились, не являемся частью государства, не подменяем его. Мы просто помогаем ему там, где ему нужно. Здесь нет коррупции.