Тогда на торжественной церемонии в Троицкой церкви старейший из сенаторов канцлер Головкин объявил, что трудами Петра «мы… из тьмы неведения на феатр славы всего света и тако рещи из небытия в бытие произведены и в общество политичных народов присовокуплены».
Старейшую в Петербурге Троицкую церковь, где страна была провозглашена империей, снесли еще при Сталине в 1933 году, что симптоматично. Сталин, по опросам «Левада-Центра» (признан иностранным агентом), — самый популярный российский политик за всю историю страны. В мае 2021 года он набрал 39%, тогда как основатель империи Петр I — только 19%. Сам Сталин к Петру относился прохладно. В 1947 году в известной беседе с Эйзенштейном и Черкасовым по поводу фильма «Иван Грозный» он наставлял: «Петр I — тоже великий государь, но он слишком либерально относился к иностранцам, слишком раскрыл ворота и допустил иностранное влияние в страну, допустив онемечивание России».
Петр для новых и новых поколений навсегда останется символом устремления вперед, открытости и надежд
Два главных империалиста русской истории — Петр Великий и Сталин — действительно понимали империю по-разному. Для Петра империя была «окном в Европу», инструментом модернизации страны на основе передовых административных, военных, научных и этических доктрин Западной Европы. Это был путь в «общество политичных народов».
Для Сталина империя — ощетинившаяся колючей проволокой, пушками и ракетами крепость, добровольно объявившая себя в осаде, геополитический Гулаг.
В краткосрочной перспективе замыкание России в себе ради сохранения позиций правящей элиты возможно, но Петр для новых и новых поколений навсегда останется символом устремления вперед, открытости и надежд.
В сентябре 1721 года, в разгар празднования Ништадтского мира со Швецией Петр ходил в костюме голландского матроса, выбивал барабанную дробь, пел песни, танцевал на столах. Поздний Сталин, многократно расширивший империю Петра, представал на официальных портретах в белом мундире с золотыми погонами, шитьем и бриллиантовой звездой. Он был окружен азиатским раболепием и славословием.
Это две разные России. Живая, пытливая, веселая и забронзовевшая, погруженная в самолюбование, обремененная дыханием Чейна — Стокса. Нет сомнения, какая Россия в конечном итоге победит. Европейскому выбору страны 300 лет, и с этого пути страна едва ли свернет, какая бы колдобина ей ни встретилась.