Издательство Corpus выпустило на русском языке биографию математика Джона Нэша, которая принесла ее автору Сильвии Назар номинацию на Пулитцеровскую премию, стала основой для одноименной экранизации с Расселом Кроу в главной роли и сделала самого Нэша знаменитым не только в научных кругах: история его жизни и победы над болезнью сегодня вдохновляет людей во всем мире.
В отличие от многих математиков Нэш был ухоженным. Всегда аккуратно причесанный, в отглаженной одежде. Лоск, высокомерие и холодность только увеличивали его притягательность.
Героями Нэша были одинокие мыслители и сверхлюди, такие как Ньютон и Ницше. Он страстно увлекался компьютерами и научной фантастикой. В его представлении «мыслящие машины», как он их называл, были в определенном смысле выше людей. Одно время его интересовала возможность увеличить производительность физического или интеллектуального труда с помощью наркотиков. Его занимали мысли об инопланетных расах, сверхрациональных существах, которые научились полностью подавлять эмоции.
«Он был неотесанным провинциалом даже по нашим меркам», — рассказывал физик Роберт Зигель, вспоминая, что до университета Нэш ни разу в жизни не был на концерте симфонической музыки. Он вел себя эксцентрично: к примеру, садился за фортепьяно и без конца повторял один и тот же аккорд. Раздеваясь в холле, забывал о мороженом, которое медленно таяло в ворохе сброшенной одежды. Вставал на спящего товарища по комнате, чтобы дотянуться до выключателя. Дулся, проиграв в бридж».
Склонность к одиночеству, непоколебимая уверенность в своей интуиции, нечувствительностьк критике, проявившиеся еще в юности, а теперь ставшие ярко выраженными и неотъемлемыми чертами его характера, — все работало на него.
«Гений с пенисом. Не это ли все, что нам нужно?»
— как остроумно заметила одна актриса, и в этой шутке нашло отражение то самое сочетание интеллекта, статуса и сексуальной привлекательности, которое и делало Нэша таким неотразимым.
Научные гении, какими бы эксцентричными они ни были, редко по-настоящему сходят с ума — и это самое убедительное свидетельство в пользу оберегающей природы творческой деятельности. Нэш стал трагическим исключением.
Для большинства людей тридцатилетие — всего лишь рубеж между молодостью и зрелостью, но математики считают, что их наука — это игра для молодых, поэтому число тридцать вызывает у них более мрачные ассоциации. Вспоминая то время, Нэш говорил о внезапной тревоге — «страхе», что лучшие годы его творческой жизни уже позади.
В автобиографическом эссе, написанном после получения Нобелевской премии, Нэш сетует, что «рациональное мышление налагает ограничения на представление человека о его связи с космосом». Он называет ремиссию не счастливым возвратом к здоровому состоянию, а «периодом, так сказать, принудительной рациональности».
Когда я брала у Нэша интервью для статьи в «Нью-Йорк таймс» про нобелевских лауреатов и про то, на что они потратили свою премию, я спросила, как премия повлияла на его жизнь. Он ответил, что теперь, пожалуй, может заплатить два доллара за чашку кофе в «Старбаксе». «Бедные не могут себе этого позволить», — добавил он.