«Back in business!» — восклицает аукционист Джеймс Брюс-Гардайн, встречая первый ювелирный лот «русских торгов» Christie’s. К этому времени торги идут уже третий час, сменившая дорогую живопись череда дешевых рисунков и деревянной мебели в русском стиле вызывает зевоту в зале. Но на очереди изделия фирмы Фаберже, так что монотонный процесс мгновенно сменяется цепочкой яростных сражений.
Представители миллиардера Виктора Вексельберга, партнеры фонда Aurora Fine Art Investments Владимир Воронченко и Андрей Ружников отчаянно бьются за один из топ-лотов — подарочную табакерку Фаберже с драгоценными камнями, эмалью и портретом императора Николая II. Но побеждает клиент, участвующий в торгах по телефону, — за £937 200 табакерка уходит техасскому промышленнику и крупному коллекционеру Арти Макферрину. Кажется, фонду Aurora вот-вот достанется вторая императорская табакерка — после недолгой торговли все конкуренты сдаются. Но тут за спинами Воронченко и Ружникова появляется взбежавший по лестнице запыхавшийся мужчина в неброском пиджаке и вскидывает руку, привлекая внимание аукциониста. Вновь прибывший с легкостью поднимает цену, прыгая сразу на десятки тысяч фунтов, и за £505 250 табакерка достается ему. «Поздравляю, хорошая вещь», — Воронченко пожимает руку победителю, его лицо при этом не выражает большого радушия.
Александр Иванов утверждает, что владеет крупнейшей в мире коллекцией изделий Фаберже. Фото Романа Шеломенцева для Forbes
Он уже проигрывал этому человеку три года назад, когда в том же самом зале особняка Christie’s на лондонской Кинг-стрит за $18,5 млн было продано пасхальное «яйцо Ротшильда» (ценовой рекорд за отдельный предмет, сделанный мастерской российского ювелира). Победитель тем временем садится в зал и с той же небрежностью скупает большую часть выставленных на «русские торги» изделий Фаберже. Человека зовут Александр Иванов. У него есть собственный музей Фаберже в немецком городе Баден-Баден, и он утверждает, что владеет самой крупной в мире коллекцией этих изделий — около 3000 предметов.
Треугольник для ценителей Фаберже
В истории России нет более известной ювелирной фирмы, чем Фаберже. На мировом уровне имя Петера Карла Фаберже звучит не менее внушительно, чем имена Чарльза Тиффани или Луи-Франсуа Картье, а стоят изделия русского ювелира — портсигары, часы, резные фигурки, брошки — уже гораздо дороже, чем продукция его давнишних конкурентов. Российские коллекционеры развернули настоящую охоту за Фаберже: одни скупают его совсем тихо и не показывают никому, другие, как Александр Иванов, действуют мощно и открыто, как бульдозер. Самые заметные покупки совершаются на аукционах. Но куда чаще сделки оформляются в тишине частных домов или в удобных офисах специализированных салонов.
Один из них — всего в 10 минутах ходьбы от лондонского зала Christie’s. В середине декабря в Лондоне полным ходом идут рождественские распродажи, главные торговые улицы перекрыты для автомобильного движения и заполнены десятками тысяч людей, переходящих из магазина в магазин. Витрина фирмы Wartski, «Поставщиков Ее Величества Королевы и Его Королевского Высочества Принца Уэльского», скидок не обещает: не видит смысла зазывать случайных прохожих. Здесь особые клиенты. Вот директор Wartski Киран Маккарти почтительно сопровождает от стенда к стенду обвешанную дорогими украшениями пожилую даму. За стеклом выставлены десятки изделий Фаберже — портсигары, часы, цветы, фигурки зверей. Из них 56 предметов — собрание одного из русских коллекционеров. Это называется выставкой, но все продается, хотя ценников нет. «Сколько это стоит, кто продавец, кто покупатели?» На все три вопроса Маккарти отвечает: традиции фирмы исключают разглашение подобной информации. Но мир Фаберже тесен, все знают всех, и сразу несколько приехавших на «русские торги» охотников за Фаберже рассказывают Forbes, что выставленную в Wartski коллекцию собрал лондонский арт-дилер Виктор Илюхин (сам он от общения с Forbes уклонился), за все про все он хочет выручить не меньше £20 млн. Например, за фигурку богомольца из яшмы, нефрита и оникса в Wartski просят £2,5 млн, а за букетик ландышей из золота, нефрита и розовых бриллиантов — £1 млн.
У Wartski почти всегда дороже, чем на аукционах, но фирма торгует Фаберже уже более 80 лет и гарантирует качество и подлинность, говорят коллекционеры. К тому же таков нынешний уровень цен: те же ландыши в 1994-м купили за $18 000, в 1998 году — уже за $180 000. Есть ли покупатели сегодня? «Конечно, и мы уже продали несколько предметов из этой коллекции по очень хорошей цене», — отвечает Маккарти, элегантный мужчина средних лет, автор нескольких исследований о самом известном российском ювелире. У Wartski есть клиенты, покупающие одно изделие Фаберже раз в несколько лет, и есть те, кто ежегодно покупает десяток-другой. Среди постоянных клиентов много русских, уточняет Маккарти, но купленное ими, как правило, остается здесь же — в хранилищах фирмы или аукционных домов. «Если вы начертите условный треугольник между Wartski, Christie’s и Sotheby’s, то внутри этого треугольника окажется больше предметов Фаберже, чем во всей России», — говорит директор Wartski. Входит ли в число русских клиентов Александр Иванов? С разрешения последнего Маккарти подтверждает — да, в лондонской фирме его знают уже 10 лет.
Коллекция Иванова за $2 млрд
Если пройти метров сто от московского ЦУМа до Пушечной улицы, то справа от вас будет двухэтажное старое здание. На одном из его подъездов висит маленькая табличка «Русский национальный музей». Но это не музей, в здании нет экспозиций, а название — торговая марка, зарегистрированная Александром Ивановым еще в 1993 году. За прозрачной входной дверью длинный коридор, по бокам несколько лавок, предлагающих стандартный для Москвы набор антиквариата. Стоят стенды с книгами, написанными владельцем музея, — о ювелирном деле, о пробирном деле, о Фаберже. Парадный кабинет Иванова находится в соседнем здании, но сам он, по его признанию, предпочитает сидеть здесь, в крошечном закутке, заваленном пыльными каталогами, книгами, брошюрами и плакатами. Ничто вокруг не выдает в хозяине помещения человека, оценивающего свою коллекцию минимум в $2 млрд. «Эти деньги мне уже сейчас предлагают арабские шейхи, но я не продам, она стоит дороже», — уверяет Иванов.
Внешнюю скромность хозяин помещения объясняет стилем бизнеса. «Я никогда не покупал самолетов, президентских номеров, я езжу на «тойоте», я не трачу деньги на ерунду, у меня все вложено в антиквариат», — говорит он. По словам Иванова, собирать антикварные вещи он стал еще в конце 1980-х годов, будучи студентом юрфака МГУ и успешным кооператором. Созданный им кооператив «Селена» ввозил в СССР компьютеры, в обмен поставляя удобрения, и зарабатывал на разнице внешних и внутренних цен огромную прибыль: в одном 1988 году, по словам Иванова, она составила $6 млн. «Деньги буквально не на что было тратить, и я начал скупать антиквариат, который стоил копейки», — продолжает он. Где-то рядом, говорит он, работал кооператив «Техника» Артема Тарасова. «Первый советский миллионер» и нынешний советник главы финансовой корпорации «Метрополь» Тарасов не помнит Иванова, но подтверждает: такие деньги в этом бизнесе заработать было вполне реально и антикварные шедевры стоили тогда очень дешево. «Один человек купил картину Малевича за $3000, привез мне, она у меня долго лежала в Англии, в сейфе, потом я ее перепродал за $150 000, — рассказывает Тарасов. — А сейчас она, насколько я знаю, стоит $10–20 млн». Еще один пионер отечественного капитализма, создатель Российской товарно-сырьевой биржи Константин Боровой рассказал Forbes, что помнит кооператив под названием «Селена»: «Это была стопроцентно кагэбэшная структура, они не боялись вообще ничего, вывозили сырье в больших объемах, ввозили компьютеры, я их несколько раз покупал у «Селены». Заработать $6 млн в год? «Без проблем, в месяц можно было такие деньги заработать, особенно если за тобой стоял понятно кто», — добавляет он.
Иванов говорит, что из бизнеса ушел в начале 1990-х и с тех пор не занимается ничем, кроме купли-продажи антиквариата. Начав с изобразительного искусства, в 1990-х годах он переключился на Фаберже, который стал со временем делом всей его жизни. «Но у меня есть и другие собрания — большая коллекция старых автомобилей, золото доколумбовой эпохи, большая коллекция старых мастеров, включая несколько работ Леонардо да Винчи», — неожиданно добавляет он. На его лице нет ни тени иронии.
У владельца «Русского национального музея» необычная репутация на российском антикварном рынке: о нем неохотно говорят коллеги по цеху, а те, кто что-то рассказывает, запрещают упоминать их имена. «Не хочу, чтобы мне потом проломили голову ломиком в подъезде», — говорит один из них. Этот источник и еще несколько опрошенных Forbes участников арт-рынка полагают, что Иванов преувеличивает и коллекции такого масштаба у него нет, а купля-продажа антиквариата в принципе не может приносить доходы, которые позволяли бы тратить десятки миллионов долларов на покупку Фаберже. «Он действительно покупает много хороших, качественных вещей, но я не знаю, чьи это деньги, может быть, тайных партнеров или людей в погонах, я даже не хочу этого знать», — говорит один из участников антикварного рынка.
Иванов все эти предположения напрочь отметает. «Никаких партнеров у меня никогда не было, к правоохранительным органам отношения не имею, в КГБ никогда не служил, про меня еще много подобного рассказывают», — говорит он. Все это он называет сплетнями, основанными на зависти. «У меня действительно есть много друзей в высоких сферах, в том числе во властных, я их знаю еще с конца 1980-х годов, иногда продаю им что-нибудь или консультирую, но не более того», — продолжает Иванов. Но одно лишь «яйцо Ротшильда» и открывшийся полтора года спустя музей Фаберже в Баден-Бадене обошлись ему примерно в $50 млн. Откуда такие деньги у человека, который не занимается бизнесом с начала 1990-х? «Я все время покупаю недооцененные вещи и через какое-то время перепродаю с большой выгодой, ну, продал несколько десятков вещей Фаберже калибром поменьше», — отвечает Иванов.
Кто покупает Фаберже? В России множество частных собраний антиквариата и искусства, о которых порой ничего не известно не только широкой публике, но даже самим специалистам, говорит вице-президент Ассоциации антикваров Санкт-Петербурга Михаил Суслов. Хороший пример — бывший глава «Уралкалия» Дмитрий Рыболовлев, об оцениваемой в сотни миллионов долларов коллекции живописи которого стало известно только благодаря его бракоразводному процессу, считает он. «Наш мир очень маленький, мы всех знаем, а тут все делалось настолько тихо, что не знал вообще никто, хотя Рыболовлев открытый бизнесмен, официальный миллиардер, ему вроде нечего опасаться», — подчеркивает Суслов. У кого только нет Фаберже. Когда готовился к печати этот номер, в информационные агентства поступило сообщение об ограблении дома основателя компании «Русское золото» Александра Таранцева. Среди похищенного — изделия петербургской ювелирной фирмы.
Участникам рынка известно о коллекциях Фаберже, собранных девелопером Шалвой Чигиринским и бывшим президентом «Спартака» Андреем Червиченко, но они допускают, что в России могут быть и другие крупные собиратели. Иванов уточняет: «Антиквариат покупает очень много людей, в том числе чиновники, за такие колоссальные деньги — караул. Кроме того, чиновники у нас очень любят подарки, очень дорогие подарки».
Стремительный рост цен на Фаберже объясняется не только интересом со стороны богатых россиян. Изделия этой фирмы в равной степени привлекательны и для иностранцев. Причина — в истории.
Коллекция Вексельберга за $350 млн
По мировым меркам рынок русского искусства невероятно мал, а признанные за рубежом его разделы можно пересчитать по пальцам одной руки: немного классической русской живописи, немного авангарда, иконы, фарфор и Фаберже. «Фаберже — единственный рынок русского искусства, где есть серьезные зарубежные коллекционеры, готовые платить большие деньги и даже покупать «против» русских», — рассказывает глава русского отдела Christie’s Алексей Тизенгаузен. Более того, нынешний рынок Фаберже в решающей степени был сформирован усилиями западных антикваров и коллекционеров, поскольку именно на Западе после 1917 года оказалось значительное количество изделий фирмы. Советская власть не нуждалась в украшениях, но ей требовалась валюта. В числе прочих произведений искусства СССР продал за границу много работ Фаберже. Точные данные об объемах и адресатах таких продаж не обнародованы до сих пор, но известно, что многие предметы продавались буквально «на вес».
Тогда Фаберже воспринимался не более чем «товар секонд-хенд», говорит совладелец нью-йоркской антикварной галереи A La Vieille Russie (ALVR) Пол Шеффер. «У нас сохранились инвойсы от советского правительства: фигурки зверей продавались по цене до $2, цветы — по $2–5, множество объектов по цене около $1», — продолжает Шеффер. В 1930-х годах ALVR и Wartski стали крупнейшими покупателями Фаберже, а затем — его крупнейшими продавцами, которые сумели удержать и продвинуть это имя на западном рынке, после того как фирма Фаберже перестала существовать.
Над созданием репутации изделий Фаберже как уникальных символов роскоши исчезнувшей империи антиквары трудились неспешно и бережно. Круг покупателей постепенно ширился — в основном это были крупные промышленники и звезды шоу-бизнеса. Росла и цена. В начале 1960-х годов фигурки зверей продавались за $500–800, цветы — за $850, пасхальные яйца — по $1000–2000. Больших коллекций почти не было. Задачу собрать системную коллекцию первым поставил перед собой издатель журнала Forbes Малкольм Форбс.
Купив в 1960 году в одном из лондонских антикварных магазинов за $1000 портсигар Фаберже (он не знал такой марки, просто понравилось), Форбс заразился тем, что сам иронично называл Faberge bug, «вирусом Фаберже». К концу жизни у него было более 300 предметов, включая крупнейшую в мире частную коллекцию пасхальных яиц. То, что Форбс покупал за тысячи и десятки тысяч долларов, к концу 1980-х годов стоило уже сотни тысяч и миллионы. Когда через 14 лет после его смерти, в 2004 году, наследники решили выставить на Sotheby’s большую часть коллекции, называемой к тому времени не иначе как легендарной, этих торгов ждали буквально все серьезные собиратели Фаберже, рассчитывая купить хоть что-нибудь. Продажа коллекции целиком за несколько дней до аукциона российскому бизнесмену Виктору Вексельбергу стала шоком для этого сообщества.
«Никто не думал, что так произойдет, потом даже были жалобы, какие-то сутяжнические обращения в Sotheby’s, но юридически все было сделано чисто», — говорит Владимир Воронченко. Он не только представитель Aurora Fine Art Investments, но и президент учрежденного Вексельбергом фонда «Связь времен», а также ближайший партнер и консультант этого миллиардера на арт-рынке. Двести пятнадцать изделий Фаберже из самой известной в мире частной коллекции, включая девять императорских пасхальных яиц, — Вексельберг просто не мог упустить такой шанс. «Он как раз хотел приобрести что-то уникальное, значимое, с чего-то начать новое увлечение, а такие коллекции позволяют сократить время и дают фору, ведь мы, к сожалению, не так уж молоды», — поясняет Воронченко. Оценки суммы сделки колеблются от $130 млн до $250 млн. И это было только начало — фонд Вексельберга продолжил скупать лучшие изделия Фаберже, появляющиеся на рынке. На сегодняшний день его коллекция насчитывает около 700 предметов. «Это, безусловно, крупнейшая частная коллекция Фаберже не только в России, но и во всем мире», — говорит гендиректор Музеев Московского Кремля Елена Гагарина.
По оценкам, на это собрание было потрачено в общей сложности более $350 млн. Изделия Фаберже должны были стать основой созданного в 2005 году фонда Aurora Fine Arts Investments. Замысел был в том, чтобы собрать несколько коллекций предметов искусства и потом перепродать их с выгодой, поделив прибыль между пайщиками. Однако около года назад фонд был фактически ликвидирован, а коллекция Вексельберга станет экспозицией двух частных музеев, которые в ближайшие годы откроются в Санкт-Петербурге и Москве.
В любом случае в ближайшее время Вексельберг не планирует продавать своего Фаберже, уверяет Воронченко, но объемы покупок изделий знаменитого ювелира в последнее время значительно снизились. «Что бы сейчас ни появилось на рынке, у нас это есть и, как правило, лучшего качества», — поясняет Воронченко. Однако продававшееся в декабре 2007 года «яйцо Ротшильда» — предмет уникальный, почему же после длительной борьбы представители Вексельберга все же уступили его Иванову? «Я думаю, мне просто повезло, может быть, они замешкались или слишком долго думали, стоило им только захотеть, я бы его не получил», — говорит об этих торгах Иванов. Воронченко говорит, что биться до конца не стремился: «У нас и так уже 15 пасхальных яиц, и это все-таки не «императорское» яйцо».
Антиквары — клубок змей
«После продажи «яйца Ротшильда» были разные статейки: вот, сам руку на аукционе поднимал, понтовался и так далее — но мне-то что скрывать?» — разводит руками Иванов. «Если чиновники скрывают свои доходы, берут отдельную комнату и оттуда тихо покупают, это их дело», — добавляет он.
На декабрьские торги Christie’s 2010 года Иванов опоздал, потому что застрял в пробке, он едва успел к продаже императорской табакерки. Но, включившись в игру, коллекционер потратил более полутора миллиона фунтов стерлингов. «Приходи завтра на Christie’s — я буду забирать то, что купил на прошлых торгах, посмотришь», — предлагает Иванов, когда публика покидает зал. В последние годы он, по собственному утверждению, покупает на аукционах по 40–50 изделий Фаберже в год.
Экспозиция музея Фаберже в Баден-Бадене насчитывает сейчас около 700 предметов, и их постоянно ротируют. Эта ротация, рассчитывает Иванов, позволит ему поднять цену на работы из своей коллекции. «Музей работает на создание имиджа вещей. Если у «музея Фаберже» будет история, цена будет в разы выше, это понятно», — поясняет коллекционер. Недруги Иванова полагают, что наравне с действительно качественными вещами так можно подмешать в коллекцию и фальшивки; это позволит потом сбыть последние. Иванов над этим только смеется. «На фальшаке не сделаешь больших денег, все же всплывет рано или поздно, все откроется, да и зачем мне это нужно, когда вокруг столько настоящего Фаберже!» — восклицает он.
Проблема в том, что никто не знает, сколько вокруг настоящего Фаберже. Нет даже единого мнения о том, сколько предметов за всю свою историю сделала фирма: оценки колеблются в пределах от 120 000 до 400 000–500 000 изделий. «Обнаружена только часть архивов, и до сих пор не найдены товарные книги, по которым можно определить, что было сделано в Москве и Санкт-Петербурге и когда кто что и за сколько купил», — рассказывает Тизенгаузен. Полного каталога фирмы, как у Cartier или Boucheron, и вовсе не существует, добавляет он. После революции десятки тысяч предметов Фаберже могли быть переплавлены, уничтожены, разобраны, а могли сохраниться и ждать своего часа в частных руках. Есть ли они и где — загадка.
С середины 1960-х на аукционах появилось всего 35 000 лотов Фаберже. Большая их часть осела в коллекциях, а меньшая — регулярно меняет владельцев. 3000 предметов Фаберже, о которых говорит владелец «Русского национального музея», в одних руках — это очень много, никто до Иванова не заявлял об обладании такой коллекцией. Из опрошенных Forbes коллекционеров и дилеров никто не видел коллекцию Иванова целиком, поэтому многие сомневаются в достоверности этой цифры. Иванов отвечает, что не собирается никого убеждать. «Антикварный рынок — это клубок змей, поэтому мы ото всех абстрагируемся, общаемся только маленьким кругом и нам все равно, что все они говорят», — говорит Иванов, протягивая толстую пачку инвойсов в кассу аукциона Christie’s.