Экстремальный дайвинг: от Арктики до погружения на сотни метров
Михаил Щеголевский
Совладелец AM Group (машиностроительный и сельскохозяйственный бизнес на Украине) и группы компаний «Дикая Орхидея», погружался в районе Северного и Южного полюсов
Первая фраза, которую произносят дайверы после подъема из Северного Ледовитого океана: «Дайте водки!» Да, в первую очередь она нужна для согрева, ведь подо льдом температура воды –1°С. Но водка — это еще и традиция. Особенно такая традиция ценна для тех дайверов, кто выныривает «крайними» из группы. Если первым участникам водку наливают после выхода из воды, то «крайних» рюмка с закуской ждут уже в самой майне — проруби во льду. Пьют на полюсе только крепкие напитки. Однажды в экспедиции в полярном лагере была группа итальянцев, которые привезли много шампанского, но так и не допили его.
На Северном полюсе я погружался два раза. Первый раз это случилось в 2000 году. К тому моменту я считал себя опытным дайвером-любителем, у меня уже был сертификат Advanced Open Water и опыт погружения в Средиземном море. Но когда почти случайно в журнале Подводного клуба МГУ я прочел текст про погружения на Северном полюсе, то немедленно загорелся этой идеей. Забегая вперед, признаюсь, что экспедиция на Северный полюс оказалась быстрореализуемой мечтой, путь к ней занял всего три месяца, а самое экстремальное в ней не само погружение под лед, а дорога до полюса и пребывание в ледовом лагере.
Необходимыми условиями для желающих погружаться на Северном полюсе тогда было наличие не менее 50 погружений (у меня на тот момент было 35) и сертификат Ice Diver, который предусматривает еще умение погружаться в сухом костюме. Под сухой костюм дайвер сначала надевает термобелье, затем толстый комбинезон из специального термоизоляционного материала и только потом костюм для плавания. Под него не проникает холодная вода и подается воздух как дополнительный элемент для управления плавучестью. Конечно, такая одежда сковывает движения, но намного важнее для дайвера научиться управлять воздухом: поддал больше воздуха под костюм — начал всплывать, стравил воздух — тебя тянет вниз.
Впрочем, неудобство сухого костюма — ничто по сравнению с приступом клаустрофобии, который может охватить дайвера подо льдом. Подчас приступ случается с тем, кто на суше никогда не жаловался на клаустрофобию. Это в теплом море ты можешь всплыть практически в любой момент и в любом месте. А подо льдом выход возможен только через майну. К тому же подо льдом всегда сумерки, перемещаться без фонаря невозможно. Правила безопасности требуют страховку с суши, то есть при каждом ice-погружении ты привязан веревкой (фалом) к объекту на поверхности, а конец фала — в руках страхующего. У напарников свой язык общения: один рывок веревки сверху — «все в порядке?», два рывка – «проверь запас воздуха», три рывка снизу — «срочно меня вытягивай!». Последним способом я пока не пользовался.
Тренировки по ice-дайвингу в сухом костюме проходили зимой на Сенежском озере и на Белом море. А в апреле мы уже вылетели в Хатангу.
Группой из 13 человек (из них 10 дайверов) мы намеревались сразу из Хатанги на местном самолете долететь до острова Средний (самая северная погранзастава России), а оттуда на ледовый аэродром, где базируется российская база полярников и разбит лагерь для туристов. Вместо нескольких часов мы добирались туда около полутора суток. Когда вылетели со Среднего, погода резко испортилась и пилоты не смогли сесть на ледовый аэродром, на обратном пути уже не смогли сесть на Среднем, в итоге пришлось лететь обратно до Хатанги на последних каплях горючего.
Ледовый аэродром (по сути, это расчищенная полоса на дрейфующей льдине, куда приземляется самолет и откуда как можно скорее вылетает обратно) расположен на расстоянии не менее 100 км от самого Северного полюса. Чем ближе к полюсу, тем более интенсивное движение льдов. Чтобы попасть на самый полюс, туристы нанимают вертолет. Планировалось, что вся экспедиция займет у нас три дня: день до погружения в лагере, погружение на Северном полюсе и день в лагере перед вылетом. Но мы провели там девять дней. На календаре был апрель — самое светлое время года, уже потеплело, начался полярный день, а льды еще не начали активного движения.
В полярном лагере, когда раз в год его «штурмуют» туристы из разных стран, располагается десяток больших палаток КАПШ (каркасная арктическая палатка Шапошникова, ее использовал еще Папанин). Туристы, естественно, все — оборудование, генераторы, еду и спирт — привозят с собой. Например, для нашей группы в 13 человек вес багажа составил около 3 т, даже барокамеру мы с собой притащили. Воду брали из растопленного льда, научились выбирать более старый лед, в котором меньше соли.
В день погружения сначала мы на вертолете долетели до самого Северного полюса, выпили, а затем полетели искать место для майны. Ее лучше делать в том месте, где лед недавно разошелся, там проще пилить. А для красоты погружения лучше выбирать те места, где льдины находят друг на друга, под водой это очень красиво выглядит. Выпиленные льдины из майны (ее размер 1,5х1,5 м) складывали у самой майны, потом туда удобно класть снаряжение и присаживаться, чтобы надеть ласты.
Я, конечно, был готов к подводному погружению, но не ожидал, что это будет так красиво. Вода подо льдами Северного Ледовитого океана абсолютно прозрачная, под тобой — бездна океана глубиной более 4 км, ты как будто висишь в пустоте, такого ощущения не получишь ни в одном море, а над тобой — красивейшие льды.
В холодной воде (–1°С) уже через полчаса начинаешь замерзать, зона действия дайвера ограничена фалом длиной 30 м, то есть на «осмотр подводной местности» уходит 30–40 минут. Я решил погрузиться глубже всех — на 30,5 м, до сих пор эта цифра остается случайным рекордом для погружения у Северного полюса.
А после возращения в лагерь, в следующие шесть дней, нам пришлось сыграть в папанинцев. Сначала резко испортилась погода, и наша группа не успела на самолет для туристов. Все следующие рейсы были отменены из-за метели. Потом льдина, на которой базировался лагерь, стала крошиться и поступила команда срочно перебазироваться с помощью вертолетов на другую льдину. Для сравнения: когда мы только прилетели в лагерь, протяженность льдины составляла несколько километров, а эвакуировались мы уже с площадки длиной меньше 300 м. Ледовый аэродром раскололся и перестал быть аэродромом.
События тех дней были намного экстремальнее, чем погружение, и экспедиция осталась в моей памяти как бесконечная разгрузка и погрузка вещей, палаток, оборудования. За два дня лагерного «переезда» мы устали так, что на последний наш собственный «переезд» уже сил не осталось. В итоге полярники улетели на другую льдину, а нам оставили ракетницу на случай, если льдина продолжит раскалываться. Этого не случилось, зато на следующий день в новом лагере полярники выразили нам глубокое уважение за помощь и смелость, принимали нас уже за своих коллег.
Через два года я погружался у берегов Антарктиды. Главная примечательность для дайвера там — айсберги. Интересно подплыть к айсбергу, ведь большая часть его находится под водой, исследовать его пещерки, найти сквозные проходы. Как-то раз мы с другими дайверами нашли под водой пологий склон и стали кататься как на горке: сдуваешь жилет и скатываешься вниз, надуваешь — и снова поднимаешься на горку. В Антарктике очень богатый и своеобразный подводный мир. Нам встречались пингвины и тюлени, гигантские ламинарии и останки китов, а также рэки — затонувшие корабли.
Я ныряю на тримиксе. Это особая смесь для глубоких погружений (мой личный рекорд 153 м) из кислорода, азота и гелия, позволяющая уменьшить риск азотного наркоза и кислородного отравления. Тримикс — более дорогой вид дайвинга, но не это главное препятствие для его широкого распространения. В моем восприятии тримикс — куда более экстремальный вид погружений, даже по сравнению с подледным. Основная опасность — в отсутствии возможности всплыть в любой момент из-за соблюдения режима декомпрессии. Поэтому все проблемы — отказ оборудования, потеря маски, плохое самочувствие и т. п. — надо решать под водой.
Дмитрий Подольский
Советник первого заместителя председателя правления Миллениум банка, предпочитает погружаться в теплых водах
В моей дайверской жизни был один момент, который я не забуду никогда. С товарищем мы совершали погружение в небольшую пещерку в Красном море, которая начинается на глубине около 100 м. Мы уже заканчивали свой маршрут, когда у меня погас основной фонарь, а когда я попытался включить запасной, он буквально взорвался у меня в руках. Следующей неприятностью стала неконтролируемая подача воздуха (free flow) из запасного регулятора и обрыв ремешка маски. Подобные ситуации описаны в учебниках, но одно дело — теория, а другое — реальность в пещере на глубине более 100 м и три неприятности на единицу времени. Тогда я решил возникшие проблемы: подача воздуха к неисправному регулятору была перекрыта, и у меня был запасной, третий фонарь, так же как и запасная маска.
Хотя за спиной уже было сотни погружений, два погружения на 200 м, тем не менее уже на подъеме стали появляться разные мысли: это знак — пора прекращать, статистика не врет и т. п.
Чтобы избавиться от фобии, я со своим хорошим другом и известным российским инструктором Андреем Чистяковым провел курс «терапии» — серию погружений, — шаг за шагом наращивая глубину, время и сложность погружений. Так, постепенно, я вернулся к своему любимому хобби. Теперь понимаю, что пещеры — это просто не мое. А вот погружение на затонувшие корабли — совсем другое дело.
Вообще в дайвинге, как и в жизни, чем больше ты знаешь, чем чаще ныряешь, тем больше осознаешь экстремальность этого вида спорта. Получается такое «горе от ума». До тех пор пока я занимался рекреационным, любительским дайвингом (глубины до 65 м), просто не представлял, какие есть опасности. Я не сталкивался, знакомые не сталкивались, никто не умирал, ни у кого ничего не ломалось и не взрывалось. Поэтому и казалось, что все прекрасно.
В какой-то момент пришло понимание: любительские знания не способны меня полностью обезопасить. Система обучения любительскому дайвингу похожа на сетевой маркетинг. Ты проходишь первый уровень, затем второй, третий и в итоге понимаешь, что зачастую всего лишь получил красивые сертификаты. Я нисколько не против существующих систем обучения, просто кому-то этого хватает для того, чтобы объездить полмира и с удовольствием понырять, но так получилось, что мне этого было явно недостаточно. Поэтому я решил перейти в технический дайвинг — погружения на большую глубину и более длительное время. Это дает более широкие знания, а главное — делает погружения безопаснее. Почему чем ниже, тем безопаснее? Потому что каждое техническое погружение, в отличие от любительского, подразумевает серьезную подготовку, наличие аварийного плана и проработанных деталей.
Признаюсь, серьезных поломок и неприятностей у меня не было. А то, что случалось нестандартного, мы называем штатными ситуациями. Например, во время одного погружения в каньон у берегов Египта мы попали в сильное встречное течение, и я обнаружил, что один из баллонов, в котором был газ для декомпрессии (специальная смесь газов, используемых при постепенном всплытии с глубины), пуст. Оказывается, я плохо закрыл его и от сильного встречного течения весь газ вышел. То есть случился такой типичный ляп начинающего технического дайвера. Это все равно что начинающему водителю на парковке въехать в соседнюю машину. В тот раз пришлось прекратить погружение и вернуться обратно.
Еще один случай произошел в 2007 году, когда мы пытались поставить рекорд в одной из категорий, на тот момент фиксировавшихся Книгой рекордов Гиннесса, — совершали погружение на 202 м к затонувшему кораблю (сейчас абсолютный рекорд составляет уже 318 м. — Forbes). Сложность состояла в том, что остатки корабля лежали вдалеке от берега, не было привязки к ландшафту, поэтому двигаться под водой нужно было по спусковой веревке. Дело было в декабре, море неспокойное, и я очень боялся, что веревка оборвется, я не найду место и придется со всем оборудованием карабкаться на островок и ждать, пока кто-то меня найдет. Из-за волнения на море наш корабль не стоял на месте, а кружил вокруг маркировочной канистры и сигнального буя со спусковой веревкой. В итоге веревка намоталась на винт и порвалась, и корабль не мог плыть. Мы в этот момент уже возвращались — оставалась полуторачасовая декомпрессионная остановка на глубине шесть метров. Тогда один из друзей, ждавших нас на судне, рискуя разбить голову о винт, нырнул под корабль и вытащил маркировочную канистру, а другой в это время с маской плавал над нами, чтобы не потерять из виду.
Риск при погружении связан еще и с оборудованием. Мы как-то совершали довольно простое погружение на 100 м вдоль скальной стенки. У одного из моих друзей начало самопроизвольно надуваться крыло — часть экипировки дайвера, которым мы пользуемся для регулирования глубины погружения и при подъеме. Как потом оказалось, там был производственный брак. Друг пытался спустить надувающееся крыло, потому что иначе его резко выкинуло бы наверх. Мы к тому моменту пробыли на глубине уже минут 15–20, так что неприятности со здоровьем были бы обеспечены. Клапан у него заел, второй клапан тоже не работал. В это время у него еще сломался и основной регулятор подачи смеси для дыхания. Свободной рукой он пытался переключиться на запасной регулятор и одновременно хватался за стенку, чтобы не всплыть. Тут на помощь пришел Андрей Чистяков, самый опытный из нас. Им вместе удалось справиться и с надувающимся крылом, и с регулятором. А потом, чтобы разрядить нервозную обстановку и приободрить моего друга, прямо поверх шлема Андрей нацепил солнечные очки, которые мы подобрали на дне во время погружения. И правда, сразу стало легче…
Любое погружение опасно. Техническое погружение опасно вдвойне, потому что его последствия для организма до сих пор не изучены. Известно, например, что наличие так называемого открытого овального окна (элемент структуры человеческого сердца, у некоторых людей не закрывается во взрослом возрасте. — Forbes), которое есть у каждого третьего, повышает риск развития декомпрессионного заболевания. У меня овальное окно тоже открыто, но ныряю.
Я предпочитаю погружаться в южных морях просто потому, что люблю тепло. Часто спрашивают об акулах, которые настолько грациозны, сильны, что ими просто нельзя не восхищаться. Есть много рассказов о том, как дайверы уворачивались от хищников. Когда я просматривал собственное видео с большим количеством акул, то понял, что эти существа настолько быстро двигаются, что неповоротливому дайверу увернуться от них невозможно. Думаю, что акулы наши уловки просто не замечают. И если акула действительно задумает напасть, то никакие ухищрения уже не помогут.
Однажды во время погружения к нам пришли три белоплавниковые акулы, это одна из самых опасных пород. Я уже подплывал к кораблю, и вдруг одна из них стала кружить вокруг меня. В памяти сразу возникли истории, как акулы нарезают круги вокруг жертвы перед нападением. В общем, я поставил рекорд по скорости выпрыгивания на палубу в водолазном снаряжении. Люди, которые ждали меня на судне, даже не успели мне помочь и были очень удивлены, почему это я как птица взлетел на палубу.
С переходом в технический дайвинг у меня изменился подход не только к подготовке погружений. Изменился подход к обычной жизни. Я стал гораздо острее воспринимать потенциальную опасность. Ведь одна из основ технического дайвинга — это умение предусмотреть варианты развития событий, если погружение идет не по плану. Вот простой пример. Мой товарищ как-то приехал ко мне на дачу. Прогуливаясь по участку, он заглянул в баню и, усмехнувшись, заметил: «Было бы странно, если бы у тебя везде не были развешаны огнетушители». Но несмотря на возможный риск, ничто не заменит удовольствия видеть подводные красоты, будь то необыкновенные «лунные» пейзажи, каньоны или затонувшие корабли.
Что касается суеверий, у каждого они свои. Я, например, никогда не мусорю в море. Не могу выбросить за борт жвачку или пустую бутылку. Не подумайте, я не из «Гринписа». Просто мы идем в гости в море. Как же я могу там сорить?