В четверг, когда после трех недель непрерывных ливней в Лондоне засияло солнце и вместо +17 стало вдруг +28, на пороге нашего винного магазина появился седой мужчина в шортах и шлепанцах на босу ногу. Он решительно прошел сразу к разделу розовых вин. «Понятия не имел, что они делают и розовый сансер, пока не попробовал его в Париже», — сказал он то ли сам себе, то ли рядам бутылок перед ним. «Как вот этот, ничего?» — сказал вдруг уже мне, резко обернувшись с вином в руках. «Очень ничего. Хотя в Париже, наверное, был бы еще вкуснее», — честно сказала я. «Зависит от компании», — так же честно ответил он. Потом, помолчав, добавил: «Она была хорошей компанией». И заказал ящик этого розового сансера.
Поддавшись влиянию эмоций и английской погоды, которая дней на пять в году делает владение машиной без крыши не совсем безумством храбрых, я сама вдруг заскучала по розовому вину. Но тут же вспомнила, что в моем погребе с розовым даже не напряженная обстановка. Его там просто нет, ни одной бутылки. Пришлось комплектовать экстренный ящик, и, пока я выбирала вино и везла его домой, то думала о непростой судьбе всего rosé в принципе.
Почему в моем погребе все было так плохо с розовым? Почему репутация розовых вин подмочена? Во-первых, потому что многие из них «слишком» — либо слишком сладкие, либо слишком алкогольные, либо и то и другое сразу. Сахар и алкоголь, как мы уже обсуждали, в виноделии выполняют роль масок — за ними обычно прячут что-то, что без сладости и крепости было бы слишком заметно и, скорее всего, не радостно. Я не хочу сказать, что все крепкие и сладкие вина плохи; но, если мы говорим о тихих сухих или полусухих винах, перегибы в любую сторону подозрительны — и в случае многих розовых вин эти нехорошие подозрения, увы, оправдываются. Плюс у розовых — даже необязательно сладких и гладких — вин есть еще такой неловкий «девчачий» имидж. Продолжая тему масок и перегибов, rosé — это часто такие вина, которые слишком перестарались с макияжем и желанием быть самыми обаятельными и привлекательными.
Чего у розовых вин нет, так это системы координат, в которой бы их оценивали в отличной от красных и белых вин манере. Дайте даже многим винным энтузиастам попробовать дюжину не ужасных розовых вин, и услышите за бокалом: «Ну… Да, неплохо, да. Но хотелось бы побольше». Побольше чего? Вкуса? Цвета? Запаха? Пафоса? Да всего. Просто побольше. Мода, цены и все направление, в котором движется винная индустрия последние лет 20, приучает потребителя хотеть — а производителя давать — универсального «побольше». От вин, хоть красных, хоть белых, ждут экспрессивности, а ее отсутствие трактуют как мягкотелость, вялость или импотенцию. Но лучшие розовые вина не делают жестов. Сухие, легкие, нежные, они рисуют акварелью — и плюют на то, что рынок хочет акрила, масла или эпатажа.
Хотя все это не означает, что любой, купивший набор акварельных красок, стал Паулем Клее. С этой мыслью я распаковывала свой ящик розовой винной «скорой помощи». Мое первое инстинктивное движение было в сторону духовной родины розовых вин, Прованса — и на выручку пришло 2011 Le Coeur de la Presqu'ile de St Tropez. Это вино — ровно то, чего я хочу от абстрактного провансальского розового, плюс немного больше (ну да, возвращаясь к теме того, что мир по привычке хочет все больше) — больше свежести и клубничного вкуса. Это вино, которое просит, чтобы его любовно охладили, положили в корзинку для пикника и привезли с разными простыми вкусностями куда-то к воде и ко все еще новой, весенней траве.
Следующий подчеркнуто несерьезный номер моей розовой винной программы — 2011 Nine Tails Moscato Rose из Австралии. Тут надо сделать оговорку: я нежной, хотя и стыдливой любовью люблю Asti. Любовь эта стоила мне многих презрительных взглядов знатоков и фраз типа: «Да что там это Asti, его там все разливают из-под одного крана». Если вы любите Asti до такой степени, чтобы различать вкусы и производителей, то 2011 Nine Tails Moscato Rose — для вас (как и для меня) хорошие новости. Хотя на то, чтобы просто физически приблизиться к этому австралийскому вину, ушли месяцы: бутылка вина, закупоренная металлической крышкой, как пивная, у меня вызывает стойкое недоверие. Но если удастся преодолеть гордость и предубеждение, то внутри — свежий, фруктовый, веселый мускат; более взбалмошный и простоватый, чем его итальянский родственник, но вполне симпатичный.
В поисках пристойного розового мое сердце по-настоящему успокоилось на 2010 Domaine Michel Thomas Rosé. Если вы любите совиньон блан, то все лучшие черты сорта — нервность, свежесть, кислотность — здесь остались. При этом в бленде совиньона с пино нуаром Мишель Тома ничего не потерял, а добавил что-то еще — чуть больше плотности, чуть более терпкой горечи — и главное, сочности красок, которые в нужный момент идут на пользу даже акварели.
Привычка напомнила, что розовые вина не могут считаться охваченными полностью без розовых шампанских и игристых. С игристыми все просто: мне недавно понравилась розовая кава Oriol Rossell Rosado NV. Это неплохой ответ тем, кто любит европейские игристые, но не знает, куда податься, если не в сторону французских креманов, если речь не идет о шампанском. Говоря о нем, я решила проэкспериментировать с розовым шампанским дома Renaudin — он уже успел очаровать меня своим R. Renaudin Réserve Brut NV. Это вино по глубине ничуть не уступало многим винтажным шампанским, а их винтажное 2002 R. Renaudin Premier Cru и вовсе стало одним из моих любимых шампанских прошлого года.
На фоне этих больших ожиданий Renaudin Brut Rosé L'Espiègle NV стало большим, переоцененным разочарованием. В каком-то смысле это шампанское — противоположность того, что я бы хотела видеть в бутылке розового вина, хоть игристого, хоть нет. Это шампанское предупреждает вас о своем весе сразу, как грузная одышливая партнерша, с которой вы никогда не танцевали раньше, но тяжело опирающаяся на вас с самых первых тактов. Вот они, все здесь — густые ароматы бриоши и слишком долго поджариваемого тоста. Все это было бы недурно в винтажном шампанском, но в меру и в сопровождении других оттенков, проявляющихся позднее, но здесь они — первое в моей жизни мутное rosé; осадок медленно опадает со дна, если перевернуть бутылку. Примерно такой же осадок на душе остается, когда ты отставляешь в сторону бокал игристого, который не хочется допивать.