Состоятельные филантропы — самые щедрые доноры НКО, которые обеспечивают устойчивость благотворительного сектора во всем мире: на них приходится около 23% пожертвований. Каков вклад крупных филантропов в систему благотворительности в России, насколько системно они работают и как взаимодействуют с НКО? Sber Private Banking провел на эту тему масштабное исследование вместе с консалтинговой компанией Frank RG и группой сервисов для профессиональной благотворительности Philin Philgood. В исследовании приняли участие 10 банков из топ-20 в России по размеру активов, были проинтервьюированы более 40 НКО, еще 37 использовались для сравнения. Также было проведено 10 глубинных интервью с состоятельными филантропами и обработано 1250 анкет.
Оцифрованные данные и особенно сравнение их с мировым опытом поставили много новых вопросов. Презентация исследования стала поводом для их обсуждения — в конце ноября Sber Private Banking при поддержке Noôdome и Philin Philgood организовал дискуссию «Добро и деньги. Выживание фондов и выгорание меценатов: как быть?» с участием бизнесменов и представителей НКО.
Узок круг
В 2021 году россияне пожертвовали на благотворительные цели 360–380 млрд рублей. Эта сумма не учитывает пожертвования в религиозные организации и пополнения фондов целевых капиталов. При этом 75% денег, направляемых на благотворительность в России, — корпоративные пожертвования и траты компаний на КСО. Пожертвования от частных лиц (любого достатка) составляют только 21% денег, направляемых на благотворительность в стране. «Это корректное исследование. Оно впервые дает описанную статистику благотворительной деятельности», — говорит Роман Троценко, председатель совета директоров «Корпорации АЕОН». Вместе с женой он много лет поддерживает образование для детей из нуждающихся семей, программы поддержки молодых художников.
В мировой практике большая часть частных денег в НКО поступает от состоятельных людей. В США, например, до 80% частных пожертвований направляют 20% семей. Как выявило исследование, в России средства крупных филантропов с капиталом от $1 млн — лишь 37% всех частных пожертвований. «Нужно просто больше участников. Нет доверия, нет этой культуры, ее надо воспитывать», — считает Вадим Мошкович, филантроп, основатель школы «Летово».
Меценат в фонде: устойчивость или риски
В 2022 году и бизнес, и благотворительный сектор столкнулись с беспрецедентными вызовами. Исследователи Frank RG прогнозируют, что объем пожертвований без учета КСО может уменьшиться на 30–40% по сравнению с прошлым годом.
Наиля Новожилова, директор благотворительного фонда «Арифметика добра», приводит конкретный пример: до начала этого года у фонда было около 2000 рекуррентных доноров (тех, кто подписывается на регулярные ежемесячные платежи). В марте, после отключения Apple Pay и других трудностей с банковскими картами, фонд потерял 25% регулярных платежей одномоментно. «И это сразу было ощутимо», — признается она. Фонд помощи детям-сиротам и приемным семьям создал предприниматель и филантроп Роман Авдеев. Как и многие другие профессиональные фонды, «Арифметика добра» диверсифицировала источники поступлений. Сейчас основатель обеспечивает 30% бюджета, остальное — фандрайзинговые платежи.
«Факт падения сборов и прогнозы по их снижению заставляют нас работать с утроенной силой и скоростью, чтобы хотя бы обеспечить покрытие действующих программ, и ставят на паузу развитие новых проектов», — говорит Наиля Новожилова.
Вопрос о том, является ли крупный донор гарантом устойчивости фонда или наоборот, вызвал самую бурную дискуссию. Для многих крупных доноров приоритетнее стало решение проблем, связанных со своими счетами и бизнесом, чем поддержка фондов, с которыми они дружат. «События 2022 года внесли довольно серьезные коррективы как в жизнь благотворителей, так и в жизнь благополучателей», — говорит Екатерина Шергова, директор благотворительного фонда «Подари жизнь». Несмотря на все проблемы, фонд решил не отказываться от своего самого крупного проекта, строительства пансионата в Измалково для детей, проходящих лечение онкологии. На каждый дом собирали целевые средства, не трогая текущих пожертвований. И в основном это были как раз средства крупных меценатов. Количество домов пришлось сократить с 15 до 8, но стройка идет.
Первая в мире актриса-космонавт Юлия Пересильд, соучредитель фонда «Галчонок», отмечает, что в том числе благодаря поддержке бизнеса фонд смог за четыре года, в течение которых управлением занимается новая команда, перейти к выстраиванию системных проектов: «В прошлом году открыли первый центр «Под крылом» для помощи детям с ДЦП и их семьям в шаговой доступности, запустили федеральную горячую линию по ДЦП, сейчас в работе пилот по генетическим исследованиям. Но текущая ситуация значительно отразилась на планах: уже сегодня дефицит финансирования заметнее в два раза в сравнении с прошлым годом».
«Учитывая, что все проекты «Галчонка» долгосрочные, мы должны быть уверены в финансовой стабильности и сохранить помощь нашим подопечным, как бы тяжело и сложно ни было фонду», — говорит Юлия Пересильд.
«Частные поступления в благотворительные фонды действительно последние два года сокращаются, — констатирует Роман Троценко. — Но благотворительность в России в большей степени зависит от корпоративного сектора, где бюджетное планирование, как правило, годовое. Объем поддержки от корпораций в этом году практически не изменился, но происходит перераспределение этих бюджетов — деньги выделяются на решение насущных и острых проблем и первоочередных задач регионов и городов присутствия бизнеса, которые не могут быть закрыты из региональных и муниципальных бюджетов».
Крупные доноры: кто они и чего хотят
По данным исследования, крупные доноры обеспечивают от 20% до 40% сборов российских НКО. И тем не менее НКО не работают с состоятельными филантропами системно: нет четких критериев для их сегментации, принципов и правил работы. «Для развития индустрии важно системно и регулярно оцифровываться. В том числе чтобы давать филантропам инструмент оценки эффективности своих пожертвований. Вопрос эффективности и прозрачности — базис доверия со стороны филантропов и инструмент прагматичной аргументации для привлечения новых филантропов», — уверен Юрий Грибанов, генеральный директор и совладелец Frank RG.
Во всем мире занятие благотворительностью становится уделом состоятельных людей: больше других склонны к благотворительности те, кто богаче (40,4% среди тех, чье состояние превышает $100 млн, против 22% тех, у кого $5–10 млн). Для НКО это означает сокращение числа доноров и рост зависимости от них, пересмотр фандрайзинговых стратегий и изменение принципов работы со сторонниками. Так, в США 24% вовлеченных в благотворительность людей с состоянием от $1 млн входят в советы директоров, попечительские и наблюдательные советы фондов.
В России эта практика только формируется.
Банкир, инвестор и филантроп Илья Зибарев, член попечительского совета Фонда Хабенского, вспоминает, что при выборе фонда для него и коллег важен был критерий системности работы с врачами, сообществом, поставщиками оборудования. «Многие российские фонды были основаны хорошими неравнодушными людьми, которые не всегда думают на перспективу 5–10–15 лет. Переход от адресной к системной благотворительности решается через приглашение в попечительский совет людей из бизнеса, предпринимателей, которые через свой управленческий опыт помогают филантропам посмотреть на проблему под другим углом, — отмечает он. — Цифры исследования показывают, что мы находимся в самом начале этого процесса, впереди много работы и много интересного».
А Вадим Мошкович напоминает про важность формирования культуры благотворительности в стране: «Отчетность — элемент этой культуры доверия, чтобы ты понимал, что твои усилия или добрые шаги не впустую».
В создании культуры благотворительности важным звеном может стать банк, работающий с состоятельными клиентами и имеющий соответствующую экспертизу. «Мы видим свою задачу в том, чтобы выстраивать системную благотворительность: это развитие эндаументов, продвижение регулярных пожертвований и другие технологические решения, которые позволят развивать индустрию благотворительности на другом уровне, наращивая объемы и расширяя сферы влияния», — говорит Евгения Тюрикова, глава Sber Private Banking.