Кавказский магнит: как Дагестан стал Меккой для туристов и пережил теракты

Дербент, вечер 30 июня. Прошла всего неделя после терактов и подписания главой республики Сергея Меликова указа о трехдневном трауре по погибшим, а в древнем городе уже праздничная курортная атмосфера: разгар туристического сезона. С пляжа возвращаются загорелые туристы, на местном Арбате прогуливаются горожане целыми семьями. К сумеркам все стекаются к центральному скверу с интерактивным фонтаном, подаренным городу Сулейманом Керимовым,  миллиардер потратил на благоустройство города 2 млрд рублей из личных средств. После светомузыкального шоу народ разбредается по паркам, кафешкам, сувенирным лавкам.

Дербент, года три назад ставший одним из главных туристических центров страны, как будто олицетворяет новый имидж Дагестана — гостеприимного и спокойного. Но именно здесь еще недавно религиозные фанатики убили в местной православной церкви священника и сторожа, подожгли синагогу и застрелили двух ее охранников. Напали на церковь и синагогу и в Махачкале, в перестрелке с террористами в республике в этот день погибли 17 силовиков — всего убитых, не считая уничтоженных шестерых террористов, 22 человека. И если разгром махачкалинского аэропорта с «поиском евреев в двигателе самолета» в октябре 2023 года уже пытаются представить неким курьезом, то последние события способны разрушить созданный за последние годы имидж республики.

Как рассказал в интервью Forbes министр по туризму и народным художественным промыслам Дагестана Эмин Мерданов, позиционирование республики для туристов идет под слоганом: «Дагестан — это Россия в миниатюре». На 3,2 млн жителей приходится около трех десятков народов и этнических групп. Этноса «дагестанец» не существует — это территориальное обозначение. А есть аварцы, даргинцы, лезгины, кумыки, горские евреи и т.д. У каждого народа свой язык. Например, встреченные корреспондентом Forbes у сгоревшей синагоги горские евреи между собой говорили на джуури — языке, сложившемся у евреев в этом регионе, как идиш у ашкеназов в Западной Европе или ладино у сефардов в Испании.

В сгоревшей синагоге Дербента еще сохранилась табличка с указанием часов посещения для гостей города — синагога давно превратилась в туристическую достопримечательность. «У нас тут всегда у всех были нормальные отношения, — говорит один из членов еврейской общины Дербента. — Например, когда я ездил к родственникам в Израиль, привозил отцу Николаю свечи из Храма Гроба Господня». У входа в церковь Покрова Пресвятой Богородицы могила протоиерея Николая Котельникова, убитого боевиками,  сейчас завалена цветами. И синагога, и церковь — единственные места в Дербенте, где 30 июня корреспондент Forbes видел полицейских: посты автоматчиков выставили во избежание повторных нападений. «Родственникам террористов лучше уехать из Дагестана. Не представляю, как они будут жить среди людей, у которых их дети, братья убили сыновей и братьев? Дело не в кровной мести, как их люди воспринимать будут с таким позором?» — говорит в беседе с Forbes аварец-мусульманин.  

В восприятии остальной России Дагестан — крошечное пятнышко у Каспийского моря. Для самих же дагестанцев он огромен во всех смыслах. Менталитет, уклад жителей южной и северной частей может различаться так же, как у населения Кубани и Приморья. Многие из дагестанских «южан» и «северян» никогда не бывали друг у друга — далеко. Нередко встречаются соседние села с разными традициями и языками.

95% жителей республики исповедуют ислам, остальные — иудеи (горские евреи) и христиане (русские, армяне). Объединяет их многовековое соседство, общая история территории. Сюда же можно отнести кавказские обычаи и межнациональный русский язык. Однако на культурно-географическом и даже экономическом разнообразии, о котором говорил министр Мерданов, подобие России в целом не ограничивается. Многие присущие стране черты в Дагестане просматриваются куда отчетливее. 

После флешек

Еще 10 лет назад Дагестан был одним из самых неспокойных регионов. Здесь периодически совершались теракты, процветал и обыкновенный бандитизм. «Приезжает директор компании в офис, а у секретаря его ждет конвертик, мол, просили передать, — рассказывает Forbes один из махачкалинских предпринимателей. — Там флешка с видео. Включаешь — на экране бородачи в масках с автоматами на фоне зеленого знамени говорят, сколько ты обязан отстегивать на некое дело исламского освобождения. При этом высказывают полную осведомленность о твоих доходах, имуществе. Из получивших флешку почти все платили». Известны случаи, когда флешки от имени «боевого подполья» рассылали местные чиновники, полицейские.

«После 2014 года всего этого уже практически не было: волевым решением федеральной власти криминал довольно жестко зачистили к сочинской Олимпиаде, — рассказывает корреспондент дагестанской газеты «Черновик» Магомед Магомедов. —  Потом условные ваххабиты, кто не сел и не был убит, уехали. Желающие воевать — в Сирию, остальные — в Турцию, например». По словам бывшего сотрудника правоохранительных органов, порядок в республике навели только к 2018 году. «Когда Россия сюда пришла полностью», — пояснил он.

Со стабильностью пришел и турпоток. В 2016 году в республику приехало 513 000 туристов, в 2019 году — 856 000, а в 2023 году — уже 1,75 млн. «Это самая высокая динамика в России», — говорит Эмин Мерданов. В 2024 году, даже с учетом отказов и переносов поездок после июньского теракта, в республике планируют принять 1,9 млн гостей. Результат не случаен: в штате республиканского Минтуризма и подведомственных структур — 150 человек. На имиджевые же мероприятия предусмотрено 152 млн рублей в год, из них 104 млн рублей — федеральная субсидия. «Туризм сегодня дает около 6% ВРП республики», — объясняет  Эмин Мерданов.

Официально в Дагестане зарегистрирован 671 объект размещения на 30 000 койко-мест. Очевидно, что большая часть туристов живет в посуточных квартирах и незарегистрированных гостевых домах.

Поужинав в кафе на одной из главных улиц Дербента, фотокорреспондент Forbes попросил чек, чтобы отчитаться в бухгалтерии. «А у нас вообще нет кассового аппарата, — засмеялись в ответ. — Бухгалтеру скажите, что это Дагестан».  Главным критерием для составления рейтинга Forbes 30 лучших городов для бизнеса является количество субъектов малого и среднего предпринимательства на 1000 жителей. Если бы кипучая деловая жизнь Дагестана правдиво отражалась в статистике, в рейтинг легко бы могли войти дагестанские города. В любом из них некоторые улицы тотально заняты магазинами стройматериалов, автозапчастей, а также автомойками, автосервисами, кофейнями и т.д. На туристических трассах стоят гостевые дома, сувенирные лавки, бистро. А Хасавюрт с населением более 155 000 жителей — просто город-рынок с кварталами магазинов, торговых центров и уличных лотков. Сюда приезжают закупаться со всего Кавказа.

«Еще недавно запустить мелкий бизнес без оформления можно было запросто, да и сегодня возможно. Не берусь оценивать точно, но заметная доля фактически работающих точек в сфере услуг и торговли нигде не учтена. Просто договариваешься за посильную абонентскую плату или услуги, и к тебе проверки не приходят», — рассказывает Forbes местный предприниматель. Дагестан, к примеру, занимает первые места по поголовью крупного рогатого скота и овец с козами, а обеспечивает комбикормами эти стада одно из сел, в котором работают нелегальные цеха по производству кормов для животных.

Рядом с Махачкалой вовсю идет строительство новых районов многоквартирных домов. В I квартале 2024 года в республике построили 1,3 млн кв. м жилья, и Дагестан стал одним из лидеров по этому показателю в стране. Однако кто и как покупает жилье, да и на какие деньги развивает бизнес — загадка. В Дагестане почти не пользуются кредитами. Банки эту тему не особенно развивают, да и население к займам относится крайне осторожно. Согласно исламу, грех лежит не только на ростовщике, но и на заемщике, который выплачивает проценты по кредиту. На трассах уже стоят билборды с рекламой «исламской ипотеки» и такой же альтернативы по потребительским кредитам, но эти программы пока не запущены.

«Квартира, допустим, стоит 10 млн рублей. Финансовый институт выкупает ее и продает клиенту за 15 млн рублей по простой рассрочке на несколько лет, без процентов, — объяснил в интервью корреспонденту Forbes руководитель агентства по предпринимательству и инвестициям Республики Дагестан Гусейн Гусейнов. — Сейчас при участии ЦБ и муфтията республики обсуждаем окончательный механизм взаимодействия по этой программе». Дагестан должен стать одним из пилотных регионов по внедрению исламского банкинга, сейчас, по словам Гусейнова, агентство прорабатывает соответствующие нормам ислама финансовые продукты поддержки субъектов малого и среднего предпринимательства.

Гостеприимство без обслуживания

«Дербентские золотые пески» — один из самых современных дагестанских курортных отелей. В нем 180 комфортабельных номеров, бассейны, бары, достраивается аквапарк — все то, к чему турист привык в Турции. Отель построили у пляжа неподалеку от Дербента на территории особой экономической зоны, реализуемой в рамках федерального проекта «Пять морей и озеро Байкал». По словам Натальи Спиридоновой, генерального директора компании-инвестора «Сейвер-М», в отель с 2017 года уже вложено около 1 млрд рублей, на ввод следующей очереди планируется вложить еще 580 млн рублей. «Инвесторы из разных регионов России. И это не только выходцы из Дагестана», — говорит Спиридонова.

Как рассказал Эмин Мерданов, всего в экономической зоне на отрезке 6,5 км вдоль моря должно появиться 28 гостиниц и санаториев. Строительство отелей здесь запланировали сети Azimut, Cosmos и др. К 2036 году в кластере должны быть построены объекты на 7500 номеров, бюджетные инвестиции в его инфраструктуру составят 12 млрд рублей, частные — 70 млрд рублей.

Туристический бум выявил две черты дагестанского характера. Первая — предприимчивость. Местные бизнесмены придумывают и изготавливают в промышленных масштабах множество оригинальных сувениров, открывают кафе и рестораны, гостевые дома в горах и у моря множатся буквально на глазах. На берегу в диком поле стоит на вечном приколе «Каспийский монстр» — крупнейший в мире экраноплан, построенный в советские годы. Сейчас это место притяжения любознательных путешественников со всей страны, обросшее стихийным сервисом: лотками сувениров, катаниями на багги и лошадях. Какие-то ребята приволокли два вагончика и баки воды, умело все смонтировали и заботливо обнесли перилами с турникетом — получился платный туалет.

На фоне всей предприимчивости дагестанцев обслуживание в тех же кафе здесь в целом совсем не такое, как в Турции или Египте. Официанты работают без показного рвения: неторопливо, молча, не улыбаясь. За чаевыми тут никто не гонится — быть услужливыми дагестанцам претит. Притом что традиционное кавказское уважение к гостю есть предмет гордости, работа в сфере обслуживания популярностью не пользуется.

«Набрать персонал в отель непросто, — подтверждает Наталья Спиридонова. — Своих сотрудников я убеждаю, что они занимаются не обслуживанием, а ухаживанием за гостями».

Дагестан по итогам 2019–2021 годов занял первое место в стране по естественному приросту населения. Теоретически по сравнению с регионами с убывающим и стареющим населением здесь не должно быть проблем с рабочей силой. И внешне так и есть: мигрантов тут встретить сложно. «Для многих, особенно из сел, работа по найму — это не источник базового дохода, а прибавка к пенсии и к другим бюджетным выплатам. Причем буквально, — объясняет один из предпринимателей. — Многодетным, а тут такие почти все, полагаются льготы, пособия на детей. В семье шестеро детей, например, а на каждого государство платит до 15 000 рублей в месяц. В сумме уже хорошо. Еще почти у всех сады. Только абрикосов, если у семьи сад большой, можно сдать за сезон на 500 000 рублей. Забьют быка — сушеного мяса хватит на год. Выжить можно».

О пособиях корреспонденту Forbes в Дагестане рассказывали многие, как и о методах их повышения: женщине с детьми можно записаться, к примеру, матерью-одиночкой или фиктивно развестись, чтобы занизить официальный доход семьи. Вспоминают истории, как целые села для получения пенсии покупали инвалидность. 

Есть и другие причины кадровых проблем.

«Вот у нас девушка-бариста работает. Через месяц выходит замуж и увольняется, — с сожалением рассказывает Наталья Спиридонова. —  Причина «муж на работу не отпускает» довольно распространенная». Руководители компаний жалуются, что с началом массового туризма начали терять персонал. Даже специалисты с хорошими по местным меркам зарплатами уходят, чтобы запустить свой бизнес: покупают микроавтобусы и возят туристов по популярным маршрутам. «Нас принимали в горных районах — на стол ставили сметану из магазина, — рассказывает местный чиновник. — Многие жители бросили свои подсобные хозяйства и зарабатывают теперь на туристах».

Вино и стекло

Еще 10 лет назад в Дагестане могли спалить магазин, продающий алкоголь. «Когда у нас тут начинали закладывать виноградники под вино, был риск, что и их подожгут, — рассказывает житель Дербентского района. — Поэтому делали вид, что сорт столовый, а не технический для производства вина».

Виноградники Дербентской винодельческой компании дали первый урожай, когда все эти проблемы уже остались в прошлом. Начав с 30 га, компания довела их площадь до 1500 га. В 2018 году запустили винное производство по технологии, созданной при участии итальянских виноделов. Всего в проект вложено более 5 млрд рублей. Компания выпускает игристые и тихие вина под марками «Каспийская коллекция», Di Caspico и др. Завод перерабатывает 20 000 т винограда в год, выпуская объем продукции, эквивалентный 20 млн бутылок.

«По объемам производства мы входим в десятку лидеров России. Значительную долю продаем как виноматериал партнерам, например «Абрау-Дюрсо», — говорит генеральный директор компании Эмиль Омаров. — Но и производимого под собственными марками достаточно, чтобы обеспечить присутствие нашей продукции в розничных сетях по всей стране. Собственно, идея бизнеса — заместить на полках недорогой импортный алкоголь. Делать что-то вроде просекко, но с дагестанским характером». 

Оборот компании в 2023 году составил 1,253 млрд рублей, прибыль — 230 млн рублей. «Мы будем развиваться дальше. В течение трех лет вложим еще 1 млрд рублей в расширение завода, это не считая новых виноградников, — рассказывает о планах Омаров. — При СССР Дагестан давал 500 000 т винограда в год, а сейчас вся Россия дает только 800 000 т. Здесь самый южный терруар страны — у нас большой потенциал». Омаров считает, что за пять-семь лет Дагестан выйдет на советские объемы производства.

За виноградниками в горах Сулейман-Стальского района начинаются сады ООО «Полоса». У компании более 3500 га с яблонями, грушами, черешней, орехами и даже киви. «На этих полях много лет ничего не было», — рассказывает генеральный директор «Полосы» Арсен Айбатов. По его словам, их плантации фундука, 2700 га, входят в число самых крупных в Европе. Яблоки и фундук уже три года поставляются в федеральные сети, в этом году добавилась черешня. Реализация за 2023 год — более 10 000 т на 600 млн рублей. Ведется строительство плодохранилища на 50 000 т с поэтапным вводом, в этом году будут введены первые хранилища на 12 500 т. Общие инвестиции в проект с 2013 года — более 10 млрд рублей. В отличие от «обслуживания», на подобные сельскохозяйственные проекты людей набрать проще, банально позвав жителей соседних сел, раньше нанимавшихся собирать виноград в Краснодарский край. Благодаря солнцу и воде из горных рек Дагестан вышел на первое место по выращиванию капусты, занял второе место после Кубани по площади рисовых полей. В советском Дагестане были не только чабаны, которых прославил фильм «Свинарка и пастух». Здесь работали и серьезные промышленные предприятия, но большая их часть закрылась. «Мы когда-то на них работали. Сохранись они, разве мы б тут торговали?» — разводит руками женщина в обувных рядах хасавюртского рынка. 

Поближе к залежам кварцевого песка в республике было развернуто производство стекла и стекловолокна. «В 1986 году я пришел на завод стекловолокна рабочим», — говорит Патахудин Магомедов, бенефициар группы компаний «Каспий композит». Объединенные в эту группу заводы рядом с Махачкалой единственные в России выполняют полный цикл производства: из кварцевого песка изготавливают стеклотару, стеклянные шарики, вытягивают стеклонить и производят стеклоткань. Предприятие возродили сравнительно недавно, в 2019 году. За пять лет в него вложили 324 млн рублей.

А вот кварцевый песок сейчас завозят из Ульяновской области. Для современного производства нужно чистое сырье, получаемое после обогащения, но своего ГОКа в Дагестане нет. По словам Патахудина Магомедова, на предприятиях группы компаний «Каспий композит» в сутки перерабатывается 200 т песка.

В портфеле агентства по предпринимательству и инвестициям сейчас 59 крупных проектов, в них вложат почти полтриллиона рублей в течение шести лет. По ожиданиям местных властей, новые проекты создадут 25 000 рабочих мест.

Никаб и крипта

До недавнего времени главным социальным лифтом для дагестанских ребят без влиятельных родственников был спорт — из Дагестана традиционно выходят, в частности, борцы мирового уровня. Многих вдохновляет история бойца смешанных единоборств Хабиба Нурмагомедова: простой мальчик из села стал миллионером и мировой звездой. В 2019 году Нурмагомедов открыл в Махачкале школу единоборств, носящую имя его отца и тренера Абдулманапа Нурмагомедова, умершего от последствий ковида в июле 2020 года. На школу семья Нурмагомедовых потратила собственные 100 млн рублей.

В разгар лета школа, воспитавшая уже несколько чемпионов, открыта для всех желающих приобщиться к спортивным единоборствам. Первая половина дня, а весь двор уже забит машинами, видимо, борцов и тренеров. В двери забегает стайка мальчишек со спортивными сумками. Увы, общаться с корреспондентом Forbes администрация наотрез отказалась. 24 июня, на следующий день после теракта в Дагестане, СМИ написали, что среди террористов был воспитанник школы Хабиба. 

Через четыре дня на спортивный объект пришли с проверкой силовики — изучали документацию. «Когда он перешел из вольной борьбы в смешанные единоборства, то прошел у нас сбор. По‑моему, он находился у нас всего пару месяцев. И он не воспитанник нашей школы, это абсолютная чушь, это неправда. Да, он у нас тренировался какое‑то время, но даже полгода не прошло», — ответил на публикации СМИ Хабиб Нурмагомедов. 

И добавил: «Мне обидно, что эти все моменты приписывают определенному спорту или определенному залу. Заходить в монастырь и убивать человека только за то, что он исповедует другую религию… Разве этому нужно какое‑то осуждение? Разве непонятно, что это зверский и нелюдской поступок?»

По наблюдениям одного из местных спортсменов, интерес молодежи к занятиям спортом снижается. «Криптой они теперь занимаются», — объясняет он. Это в Дагестане тоже довольно модная тема: во многих селах мимо счетчиков подключены майнинговые фермы.

В целом в Дагестане идут те же процессы, что и во всех остальных регионах, разве что с сильным опозданием и поправкой на кавказские обычаи. По мере укрупнения бизнеса, включения в программы поддержки идет его обеление. Туристический поток не только создал новую индустрию, но и сделал Дагестан ближе к остальным россиянам, включая  потенциальных инвесторов. Вместе с туристами приходят новые технологии, стандарты обслуживания. И европейская модель поведения.

В Махачкале не столько для гостей, сколько для местных появились свои Патрики — квартал с современными ресторанами, кофейнями, променадом. Если бы не события октября 2023 года и июня 2024-го, республика воспринималась бы как очень спокойное место.

Dagestan Waid Trail — самый массовый забег по пересеченной местности в России, в нем участвует около 2500 человек. Проводится ежегодно в апреле, а регистрация на него открывается за год. «В первые дни после событий в махачкалинском аэропорту ежедневное число новых заявок от участников  упало в два раза. Но потом об этой истории забыли — темп регистраций восстановился, — рассказывает Эмин Мерданов. — После терактов 23 июня новые бронирования туров в Дагестан также упали в два раза. Но, я уверен, это ненадолго, в течение месяца вернутся на прежний уровень».

Скорее всего, министр прав. Но при всем внешнем спокойствии в Дагестане все же чувствуется напряженность, которая в любой момент может снова вырваться. С одной стороны, дагестанцам очень нравятся инвестиции, бюджетные вливания в развитие республики. Радует и растущий турпоток, вовлекающий в бизнес дагестанцев. Но при этом даже тех, у кого жена не носит никаб, раздражает, что «по указке откуда-то из центра» его пытаются запретить. Несогласие с властью, политическая риторика здесь зачастую имеют именно религиозный оттенок. Общество здесь до сих пор никак не может определиться со своим отношением к окружающей действительности. Вспоминают Кавказскую войну — ту самую, в XIX веке, с царской Россией . Как будто напоминая о ней, на трассах, чередуясь с местными гаишниками, с которыми договариваются, как в 1990-х, стоят «русские посты» командированных полицейских.

Горное село Гуниб — одно из самых красивых и популярных у гостей республики. Из подъехавшего к нему микроавтобуса выходит турист, оглядывается и, обращаясь к спутникам, поясняет: «Это историческое место, где закончилась Кавказская война. Именно здесь сдался имам Шамиль». И слышит от кого-то из случайно проходящих местных: «Шамиль не сдавался!»