Как Китай борется за свой светлый образ, запугивая блогеров, ученых и Джастина Бибера
Инвестиции в свою правду
На рубеже XX и XXI веков весь мир наблюдал преобразование Китая из скромной развивающейся страны в глобальную экономическую державу. Вместе со сменой статуса менялась и приемы, которые КНР использовала для формирования своего имиджа на международной арене, параллельно заботясь о своих национальных интересах. С превращением во влиятельную державу, стремящуюся предложить альтернативный западной модели миропорядок, укрепилось желание Китая разными способами бороться за свой имидж в информационном пространстве.
Когда в 1978 году на III пленарном заседании ЦК КПК 11-го созыва Дэн Сяопин объявил о начале политики реформ и открытости, экономическая структура Китая была преобразована из плановой экономики в рыночную. Тогда же китайское правительство ослабило традиционный контроль над СМИ, что способствовало их росту, коммерциализации и прибыли.
Поворотной точкой стали протесты на площади Тяньаньмэнь в 1989 году. После того, как они были подавлены, а действия правительства КНР подверглись осуждению на международном уровне, цензура СМИ была усилена, поскольку считалось, что недостаточно контролируемые СМИ представляют потенциальную угрозу для партии и провоцируют беспорядки.
После 1995 года власти КНР расширили доступ в интернет, потому что они полагали, что развитый интернет окажет положительное влияние на экономический рост, но вместе с тем была введена и стратегическая цензура для контроля за потоком информации.
К началу 2000-х зарубежная деятельность КНР постепенно трансформировалась из пассивной (в соответствии с принципами сдержанной внешней политики Дэна Сяопина) в более активную. Китайское правительство приступило к шагам, нацеленным на создание положительной репутации страны за рубежом и продвижение собственных идей и взгляда на мир. Широкое инвестирование государственных денег в китайские СМИ, а также расширение иноязычных китайских СМИ началось в 2000-х под руководством Ху Цзиньтао. В 2000 году были разработаны контролируемые китайским правительством новостные сайты. КНР рассматривала их в качестве одного из ключевых средств публичной дипломатии, призванных создать альтернативу «доминирующему голосу» западных СМИ и продвигать собственный взгляд на события в Китае и в мире в целом. После того, как в 2009 году было принято решение инвестировать 45 млрд юаней ($6 млрд) в расширение иноязычных проектов, People’s Daily (Renmin Ribao), Xinhua и CCTV получили по 15 млрд юаней ($2 млрд) на развитие международных проектов.
Запретные темы
В начале 2000-х в китайских СМИ ненадолго относительно возросла свобода действий и репортажей. Однако поскольку все средства массовой информации в Китае должны быть лояльными КПК, проходить проверку Главного управления по делам прессы и издательств, а также служить органам пропаганды КПК, главным из которых является Отдел пропаганды ЦК Коммунистической партии Китая, издаваемые материалы уже тогда подвергались жестокой цензуре.
Неповиновение директивам Департамента пропаганды встречалось редко, поскольку несогласным медиа грозило суровое наказание вплоть до реструктуризации или закрытия. В 2000 году была введена система предупреждений для отдельных журналистов, согласно которой повторное нарушение может привести к увольнению.
Помимо требования СМИ быть лояльными партии уже тогда были запретные для упоминания в материалах темы — «Три Т и два К». Под «тремя Т» имеется в виду Тибет, Тайвань и события на площади Тяньаньмэнь, а «два К» это компартия Китая, которую нельзя критиковать, и культы, а именно, религиозное движение Фалуньгун, о котором лучше не писать вообще ничего. Деятельность Фалуньгун была запрещена в КНР в 1999 году после организации ее приверженцами (которые в основном занимались тем, что совместно практиковали китайскую гимнастику цигун) крупных протестов в ответ на критику в государственных СМИ.
Иностранные медиа и издательства, выпускающие чувствительный контент на перечисленные темы, ждет либо блокировка, либо требование повиноваться требованиям КНР. Например, крупнейшее немецкое академическое издательство Springer Nature было вынуждено заблокировать в Китае доступ как минимум к 1000 статьям, поддавшись ужесточающимся требованиям китайской цензуры. Исследование Financial Times показало, что издатель удалил с сайтов Journal of Chinese Political Science and International Politics все статьи, в которых содержались ключевые слова «Тайвань», «Тибет» и «Культурная революция».
Чувствительными темами также являются территориальная целостность КНР (помимо Тайваня, речь также идет о Гонконге и Макао), протесты против пропекинской администрации в Гонконге в 2019-м, ситуация с уйгурами в Синьцзян-Уйгурском Автономном Районе, распространение COVID-19 в Китае и права человека в целом.
В широком смысле цензура, как постулируют китайские власти, нужна для обеспечения стабильности политического режима, а также для того, чтобы не допустить крупных антиправительственных выступлений. Сюда входит не только политическая цензура, но и цензура контента, который считается вредным и непристойным для общественной морали (в стране запрещены порнография и эротика), хотя определение того, что подпадает под эту категорию максимально размыто.
Китаист из Лейпцигского университета Алексей Чигадаев комментирует: «Размытость цензуры формирует паттерн, в рамках которого люди предпочитают не говорить вообще ничего, потому что никогда не знаешь, где переступишь черту. Это обеспечивает формирование самоподдерживающейся цензуры — никакими техническими средствами в Китае, где живут 1,4 млрд человек, невозможно установить тотальный контроль. Поэтому нужны механизмы страха и угнетения, которые будут топливом для самоцензуры». В то же время, отмечает эксперт, в китайской цензуре существуют и вполне четкие лекала, по которым граждане привыкли действовать: «Есть газеты, собрания ячеек партии, рекомендации разного уровня — общая рамка достаточно хорошо очерчена. У представителей корпоративного сектора вполне достаточно данных, что понимать, что говорить можно, а что нельзя».
Кроме того, в стране отсутствует система «возрастного рейтинга» в кино, поэтому все, что содержит постельные сцены, подвергается цензуре. Например, оскароносный фильм Гильермо дель Торо «Форма воды» вышел в Китае в отредактированной версии: во всех откровенных сценах тело главной героини Элизы было покрыто тенями от груди до бедер. Те же ограничения касаются и литературных произведений: возрастных ограничений для них не существует, а цензуре подвергаются и книги, которые критикуют социалистические ценности и компартию, и те, содержание которых «наносит ущерб единству, суверенитету и территории страны». Цензуре подвергались книги известного китайского писателя Яня Лянькэ, в Гонконге идет «война с библиотеками» (оттуда по жалобам бдительных граждан изымают «опасные книги»), недавно в Китае сняли с продаж книгу о последнем императоре династии Мин — из опасений, что читатели увидят там параллели с современными правителями.
Обсуждение запретных тем в сети также невозможно, поскольку любой противоречивый с точки зрения цензоров комментарий на чувствительные темы подлежит моментальному удалению. Запущенный на полную силу в 2003 году «Золотой щит» представляет собой одну из самых совершенных систем по ограничению интернет-контента. Он включает в себя такие принципы управления и контроля, как идентификация пользователей, информирование о правонарушениях и контроль за контентом.
Тем не менее китайские интернет-пользователи находят всевозможные творческие способы обойти цензурные фильтры, придумывая совершенно новый словарный запас для разговора на деликатные темы. Например, слово «Китай» в правительственных речах часто опускается и заменяется словосочетанием «моя страна». Либерально настроенные пользователи сети переделали это высказывание в «ваша страна», поскольку, по их мнению, этот термин служит противопоставлением официальной риторике и позволяет отделить Коммунистическую партию Китая от государства.
Китаист Темур Умаров комментирует: «Цензура в Китае затрагивает его жителей ежедневно. Сам факт того, что люди пользуются абсолютно зачищенной и «продезинфицированной» версией интернета, в которой нет ничего токсичного с точки зрения китайской власти, нет ничего противоречащего партийной линии, а есть только то, что хорошо проверено и одобрено, не может не влиять на жизнь китайцев. По сути вся информация, которую они получают, досконально проверена и прочитана, и тот набор знаний, который у тебя есть о мире, твоей стране и твоем окружении, сформирован центральной комиссией по контролю за информацией. Есть большое количество людей, которые об это обожглись, и эти кейсы — своего рода наработанный опыт, методичка по тому, что произойдет, если ты сделаешь первое, второе, третье, четвертое. Блогеры, медиа, все производящие контент организации знают за что можно попасть в немилость на примере тех, кто в прошлом оступился на этом пути, и поэтому очень аккуратно подбирают слова».
Наказание за плохое поведение
Китайское правительство осуществляет цензуру не только на территории КНР, но и за его пределами. При этом работа цензоров направлена не только на китайскую диаспору, но и на иностранных граждан, иностранные компании и организации и даже политиков.
Например, руководство КНР выступает против любых встреч глав государств с Далай-ламой. Накануне встречи Барака Обамы с духовным лидером тибетских буддистов во время Национального молитвенного завтрака в Вашингтоне в феврале 2015 года официальный представитель МИД КНР Хун Лэй так прокомментировал официальную позицию КНР по этому вопросу: «Вопросы, касающиеся Тибета, затрагивают основные интересы и национальные чувства Китая. Мы против вмешательства любой страны во внутренние дела Китая под предлогом обсуждения тибетской проблематики. Также мы возражаем против любой встречи иностранного лидера с Далай-ламой в любой форме».
Власти Китая пристально следят и за поведением знаменитостей. Например, фильм «Семь лет в Тибете» запрещен к показу в Китае из-за того, что в нем китайские офицеры были показаны грубыми и жестоко обращающимися с местным тибетским населением, а Далай-лама XIV-й наоборот представлен в исключительно положительном свете. Но запретом самого фильма дело не ограничилось — в Китае наложили вето на все последующие фильмы компании Sony. Отлучение китайской аудитории от продукции компании, правда, продолжалось недолго — в качестве примирительного жеста компания лоббировала вступление КНР во Всемирную торговую организацию и уже в 1998 году вернулась в Китай. Самое суровое наказание постигло творческий коллектив фильма: режиссеру Жан-Жаку Анно и актерам Бред Питту и Дэвиду Тьюлису запретили въезд в Китай пожизненно. Но и это наказание оказалось условным — во всяком случае первым двум спустя более чем 10 лет после злополучного фильма — Питт продвигал там новые фильмы со своим участием, а Анно участвовал в жюри кинофестиваля, а потом даже снимал фильм «Тотем волка». Что касается Тьюлиса, известного широкой аудитории также ролью профессора Люпина в фильмах о Гарри Поттере, ему, судя по всему, все еще запрещен въезд в Китай. Возможно, впрочем, у него просто пока не было достойных причин для посещения этой страны.
Певице Кэти Перри запретили въезд в КНР из-за того, что правительство узнало, что она в 2015 году выступала в Тайбэе в платье, украшенном подсолнухами. Наряд вызвал споры, поскольку подсолнух был ключевым символом движения 2014 года, участники которого протестовали против китайского торгового соглашения, условия которого Тайвань посчитал для себя несправедливыми. На том же концерте певица еще и накинула на плечи тайваньский флаг. Этот жест в сочетании с нарядом вызвали бурю негодования в Китае и были восприняты как политическое заявление в поддержку независимости Тайваня.
В разное время власти также отменяли концерты Maroon 5, Oasis и Bon Jovi под предлогом того, что исполнители «угрожают государственному суверенитету», из-за того, что музыканты позволяли себе политические высказывания в поддержку Тайваня и Тибета.
Запретам на въезд, впрочем, подвергают не только звезд, заподозренных в идеологически опасной для Китая активности. Джастину Биберу в 2017 году запретили въезд в Китай просто потому, что он якобы неоднократно «плохо себя вел» во время путешествий и туров по другим странам.
Новая эра запретов
С приходом Си Цзиньпина к власти Китай занял еще более жесткую и порой непримиримую позицию в международных отношениях в том, что касается имиджа КНР как внутри страны, так и за ее пределами. Цензура всех форм СМИ также ужесточилась. В феврале 2016 года Си Цзиньпин объявил о новой медиа-политике в отношении партийных и государственных новостей: «Вся работа партийных СМИ должна отражать волю партии, защищать авторитет партии и единство партии», подчеркнув, что государственные СМИ должны соответствовать «мысли, политике и действиям» партийного руководства».
В стране также сильно усложнилась работа иностранных журналистов, которые неоднократно жаловались на вмешательство властей в их работу. Особенно ярко это проявилось с момента начала пандемии COVID-19 в Китае: руководство страны выразило повышенную обеспокоенность тем, что иностранцы используют информацию, оставленную в открытом доступе в интернете, для «очернения» страны, а иностранные издания распространяют якобы искаженную информацию о мерах реагирования Китая на пандемию.
Например, когда коронавирус перерос из локальной вспышки в глобальный кризис, Китай выслал из страны журналистов The Washington Post, The Wall Street Journal и The New York Times из-за того, что они, по мнению правительства, слишком критично высказывались о реакции властей на распространение вируса. В мае 2023 года Китай занял предпоследнее 179-е место (перед Северной Кореей) в рейтинге свободы прессы в мире.
Несвободная академия
Партийное руководство также предпринимает активные усилия, чтобы скорректировать восприятие Китая и в академической сфере. В 2013 году партия запретила обсуждение таких «западных концепций», как универсальные ценности, свободная пресса, гражданское общество, а также подвергла цензуре обсуждение исторических ошибок партии.
Пятью годами позднее педагогам, начиная от воспитателей детского сада и заканчивая университетскими преподавателями, было приказано в воспитательной работе придерживаться «идей Си Цзиньпина». При этом тех, кто не подчиняется этим правилам, ожидают наказания вплоть до допроса и задержания.
Согласно материалу Los Angeles Times, за последние годы возросло число университетских профессоров, которые подвергаются санкциям за «неподобающие высказывания», в рамках стремления коммунистической партии ужесточить идеологический контроль. Иногда об идеологической неблагонадежности преподавателей сообщают в партийные органы их собственные студенты. Именно это произошло с историком Сунь Пэйдун, которая рассказывала на своих занятиях, каждое из которых снимали на камеру, о китайской культурной революции. Сначала некоторые из ее статей отклонили научные журналы Китая, потом спецслужбы опросили ее относительно связей с западными коллегами, запретили ей выступать за пределами университета и давать комментарии иностранной прессе. Когда от студентов начали приходить угрозы ей и ее семье, а руководство университета заявило, что она сама в этом виновата и порекомендовало ей изменить название и содержание ее курса, она решила оставить работу и уехать из Китая.
В 2020-м Китайская академия общественных наук уволила Чжоу Пейи, приглашенного лектора из Гонконга, после того, как она раскритиковала в соцсетях реакцию Китая на распространение коронавируса, а Хубэйский университет уволил профессора литературы Лян Яньпин и лишил ее членства в партии за публикацию «некорректных высказываний» о Японии и Гонконге в социальных сетях.
Под запретом также критика прошлых и нынешнего руководителей КНР, даже если речь идет не о высказываниях в университетских аудиториях, а в социальных сетях. Например, профессор искусств Дэн Сяочао был уволен из университета Шаньдун Цзяньчжу после того, как опубликовал пост с критикой Мао Цзэдуна в китайской социальной сети Weibo по случаю 123-й годовщины со дня рождения лидера. В своем посте профессор заявил, что Мао Цзэдун несет ответственность за голод, унесший жизни 3 млн человек, и за культурную революцию, во время которой погибло 2 млн человек в КНР.
В 2019 году Сюй Чжанжунь, профессор права в Цинхуа, который является одним из самых престижных китайских университетов Китая, был отстранен от должности, а впоследствии помещен под следствие за критику нынешнего главы государства. Это случилось после того, как профессор опубликовал эссе, в котором осуждал концентрацию власти в руках Си Цзиньпина и подавление инакомыслия в КНР.
От студентов также ожидается надлежащее и не противоречащее уставам партии поведение, причем не только на территории КНР, но и за границей. В Австралии, где 33% иностранных студентов составляют китайцы, растет зависимость от сборов, которые поступившие в престижные австралийские вузы платят за учебу. По этой причине некоторые австралийские университеты, которые обогащаются за счет оплаты за обучение иностранных студентов, закрывают глаза на опасения по поводу слежки за китайскими студентами, которые допускают в соцсетях продемократические высказывания, со стороны китайского правительства.
Похожие случаи академической несвободы были зафиксированы и в Германии в университетах, в которые китайские студенты отправились по стипендии, выданной Китайским стипендиальным советом. Получившие грант стипендиаты должны подписать соглашение, согласно которому они обещают, что во время учебы за границей центральным обязательством является абсолютная преданность китайскому государству, и обязуются «не участвовать в деятельности, которая наносит ущерб интересам и безопасности родины».
Впрочем, и за пределами Китая бывают случаи, когда студенты сами жалуются на профессоров, допустивших непозволительные, по их мнению, высказывания о Китае. Мишель Шипворт, лектору Университетского колледжа Лондона (UCL) и доценту кафедры энергетики и социальных наук, запретили преподавать предмет, который она вела в течение десяти лет, после того, как китайские студенты пожаловались, что одно из содержащихся в учебном модуле упражнений было провокационным. После того, как она включила в учебный модуль слайд, на котором было написано «Почему в Китае так много рабов?», университет обвинил ее в ущербе, который она наносит репутации работодателя и перспективам привлечения в UCL студентов из Китая. Как поясняет Шипворт, смысл упражнения с этим слайдом в том, чтобы показать, как неверно сформулированные и не основанные на фактах формулировки могут повлиять на результаты опросов.
С чувствительными темами вынуждены осторожничать не только профессоры и студенты, но и работники аналитических центров, специализирующихся на Китае. Например, немецкий исследовательский центр Mercator Institute for China Studies (MERICS), активно исследующий геополитические цели Китая, отношения между Евросоюзом и КНР, а также «китаизацию» Гонконга, 22 марта 2021 года попал под санкции правительства КНР. Также власти КНР нередко цензурируют отдельные материалы аналитических центров, если находят в них неугодную точку зрения. Например, в 2022 году Китай молниеносно подверг цензуре отчет пекинского исследовательского центра Anbound, поскольку его авторы раскритиковали правительственную стратегию нулевой терпимости к COVID-19. В тексте также утверждалось, что политика сдерживания вируса подрывает торговлю и промышленность и тормозит китайскую экономику. То есть, получается, что если аналитики затрагивают спорные темы или приходят к неприятным для китайских властей выводам, они фактически теряют доступ к объекту своих исследований и не могут проводить работу «в полях».
Алексей Чигадаев, комментируя цензуру в сфере аналитических исследований, говорит, что один из путей для исследователей — не задавать вопросы на чувствительные темы. По его словам, в мире по-прежнему очень много специалистов по Китаю, которые занимаются финансами, историей, литературой, лингвистикой, политическим анализом. «Если карьера эксперта не строится напрямую вокруг чувствительного вопроса, к примеру, ущемления прав уйгуров, то ему не грозит подвернуться цензуре или запрету на деятельность в Китае, — говорит Чигадаев. — Более того, даже в области спорных тем, если позиция в отношении, скажем, Синьцзян-Уйгурского автономного района (СУАР), сформулирована в качестве экспертного мнения на основе объективных данных и заявлена в качестве научного факта, это создает пространство для дискуссии с китайскими властями. Если позиция по вопросу СУАР — политическая, пространство резко сужается». Эксперт при этом признает, что доступ к информации для исследователей действительно несколько затруднен, но полагает, что пути к преодолению этих сложностей найти можно. «Можно ли работать и высказываться на чувствительные темы в рамках СМИ, научной организации, компании? Я думаю, да, по-прежнему можно. Тот же MERICS как организация действительно, под санкциями. Но большинство ее сотрудников могут спокойно въехать в Китай», — говорит он.