Почему банкиры и промышленники Российской империи не создали бизнес в эмиграции
Олигархи царского времени
К началу ХХ века главной экономической силой Российской империи стали банкиры. К этому времени концентрация банковского капитала в стране достигла высочайшего уровня. В стране действовали тысячи кредитных учреждений, все они по большей части выполняли ограниченный круг операций по обслуживанию текущих и простых кредитных операций (в их число входили и конторы Госбанка, также имевшие право на ведение коммерческих операций). На следующем этаже пирамиды располагалось около полусотни акционерных коммерческих банков, и наконец ее вершину венчала пятерка лидеров, которые были способны проводить масштабные деловые сделки.
Самыми яркими звездами на финансовом небосклоне того времени были два приятеля-финансиста — Алексей Иванович Путилов и Александр Иванович Вышнеградский. Их (с известной осторожностью) можно назвать олигархами предреволюционной России. Особенно эта аналогия будет уместной с учетом того, что оба вышли из Министерства финансов и были близкими к руководству этого ведомства людьми. Вышнеградский был сыном Ивана Алексеевича Вышнеградского, занимавшего пост министра финансов в период с 1887 по 1892 год.
Вышнеградский-младший работал в министерстве уже в более позднее время, но пользовался исключительным доверием преемника Вышнеградского-старшего Сергея Юльевича Витте, архитектора экономического расцвета Российской империи в конце XIX — начале ХХ века. Неменьшим доверием Витте пользовался и приятель Вышнеградского Алексей Путилов, начавший карьеру в Минфине помощником юрисконсульта в 1890 году и закончивший в 1906-м в должности товарища министра финансов.
Два молодых человека в 90-е годы XIX века помогли Витте создать Русско-Китайский банк, который профинансировал строительство Китайско-Восточной железной дороги и со временем превратился в основной канал финансирования российских проектов на Дальнем Востоке. Позже Путилов и Вышнеградский трансформировали Русско-Китайский банк в Русско-Азиатский банк, который стал крупнейшим частным кредитным учреждением империи. Вышнеградский вплотную занимался делами еще одного столичного финансового гиганта того времени — Санкт-Петербургского международного коммерческого банка, тесно связанного с немецкими промышленными и финансовыми группами, а также интересами Ротшильдов в России.
Профессиональные интересы Вышнеградского удивительным и самым причудливым образом сочетались с его личными достижениями — он был бронзовым призером Олимпийских игр 1912 года по яхтенному спорту и автором нескольких симфонических произведений.
У Путилова была более прозаическая линия — он финансировал развитие военно-промышленного комплекса и целый ряд гражданских промышленных предприятий, но в быту оставался крайне скромным человеком, на уровне аскезы, напоминая в этом смысле Рокфеллера-старшего. Русско-Азиатский банк накануне революции контролировал более 160 предприятий (включая Путиловский завод), сам Путилов входил в правления 44 компаний.
Несложно предсказать, что экс-чиновники «новые русские банкиры» стали бы в итоге олигархами американского типа — своего рода российскими Морганами со всеми плюсами и минусами этой судьбы. Но судьба их сложилась совершенно иначе. Путилов, обладая невероятным чутьем, прекрасно понимал, что династия Романовых не переживет войну, а за падением монархии неизбежно последует период «ужасной анархии». Когда первая часть этого сценария сбылась, Алексей Иванович попытался предотвратить дальнейшую эскалацию, создав весной 1917 года Общество экономического возрождения России, в которое он вовлек своего старого приятеля Вышнеградского. Сделав ставку на военный переворот и диктатуру, Путилов решил финансировать за свой счет и из средств общества мятеж генерала Лавра Корнилова летом 1917 года.
Провал мятежа привел к тому, что Путилов перешел на нелегальное положение еще при власти Временного правительства, а после Октябрьского переворота уехал во Францию, где предпринял попытку продолжить свой финансовый бизнес. Для этого он переформатировал парижский филиал Русско-Азиатского банка (который к тому времени в России уже был национализирован) во французский Франко-Азиатский банк. Несмотря на все свои коммерческие способности и потрясающий опыт, Алексей Иванович оставался в душе тем, кем он был в своей молодости — банкиром, который работал на государственные интересы. Путилов был сторонником строительства сильного государства, большевики образца 1920-х годов, как ему показалось, были способны это сделать. И Путилов пошел с ними на контакт.
Представителем большевиков на Западе был Леонид Красин, которого предприниматель прекрасно знал с дореволюционных времен в качестве руководителя российского подразделения германского концерна Siemens и члена правления Русско-Азиатского банка. В 1921 году Путилов предложил Красину создать банк с иностранным участием, наделив его эмиссионным правом. Этот институт смог бы стать гарантом стабильности для иностранных инвесторов при проведении денежной реформы, готовящейся советскими властями в начале 1920-х. В этот момент большевики, столкнувшись с реальной изоляцией во всем мире и неясными перспективами наступления эпохи мирового коммунизма, могли пойти на признание дореволюционных долгов империи в обмен на получение новых кредитов, и никто бы лучше Путилова с организацией подобной операции не справился.
Это отлично понимал Красин, ему план пришелся по душе. Но договориться не удалось, в том числе и потому, что после Первой мировой войны у Европы не было свободных денег и она опиралась на американскую финансовую поддержку. Красин все реже бывал в России, а в 1926 году умер в Лондоне, окончательно похоронив перспективы налаживания финансовых контактов между старым и новым миром России. Но для самого Путилова неудачная попытка наладить отношения с Советским Союзом обернулась жесточайшим ударом по репутации. Он прожил еще двадцать лет в полной безвестности, так и не создав никакого самостоятельного бизнеса.
Его приятель Вышнеградский никаких иллюзий относительно сотрудничества с большевиками не питал, тем более что в 1918 году он успел посидеть при новой власти в Петропавловской крепости, откуда выбрался под огромный залог в 100 000 рублей. Он уехал в Стокгольм, где пытался восстановить деловые связи с немецкими партнерами, потом переместился в Париж с идеей сплочения русских финансистов и промышленников на Западе, но ничего из этого не вышло, а в 1925 году Вышнеградский умер.
Нет ничего удивительного в том, что оба звездных банкира Российской империи оказались не у дел. Несмотря на частный характер вверенных им финансовых империй, они так и остались «чиновниками для особых поручений», которые привыкли действовать в связке с государством. Неразрывная связь с государством российских крупных предпринимателей была важным, но не единственным объяснением того, почему им не удалось преуспеть за границей.
Один из крупнейших банкиров России Борис Абрамович Каменка не имел подобных связей. Более того, Азовско-Донской банк, в котором начал свою карьеру Каменка в начале 1880-х годов, представлял собой обычный провинциальный коммерческий банк, занимающийся кредитованием текущих операций местных предприятий. Каменка сделал из этого банка форпост финансового капитала на Юге России, обеспечивающий создание мощных угольных и металлургических синдикатов Донбасса, которые впоследствии могли превратиться в настоящие тресты — по образцу и подобию американских корпораций. В 1903 году банк переехал в Санкт-Петербург, где стал одним из крупнейших финансовых заведений империи.
Совет директоров банка, нельзя не отметить, возглавлял бывший руководитель отдела торговли и промышленности Министерства финансов Михаил Федоров, но именно Каменка был главным двигателем бизнеса. Февральская революция обещала для Бориса Абрамовича, который активно занимался благотворительной деятельностью, в том числе по улучшению жизни евреев, много хорошего, так как ликвидировала многие ограничения для лиц иудейского вероисповедания. Но уже очень скоро Каменка начал понимать, в каком направлении развивается ситуация и, не дожидаясь развязки, вывел капитал из России, а затем и сам переехал в Париж.
Банкир всячески поддерживал создание в столице Франции российскими предпринимателями Российского торгово-промышленного союза, и сам он начинал выстраивать бизнес за границей — возглавлял Русское страховое общество, активно участвовал в управлении Banque des pays du Nord, акционером которого стал еще в 1912 году. Но ничего масштабного в Париже Каменке создать не удалось. Влиятельный в России банкир вел за границей незаметную тихую жизнь до самой своей смерти в 1942 году в оккупированном немцами Париже.
Инженеры в Новом Свете
Если сравнивать со сложившейся финансовой элитой Российской империи, то совершенно по другому сценарию развилась карьера у тех, кто начинал на Западе с нуля. И лучшим местом для такого начала была, конечно, Америка. Особенно если у эмигрантов были какие-то компетенции в области инженерного знания. Инженеры стали самым успешным слоем эмигрантов, покинувших Россию после революции.
Молодой исследователь из Мурома Владимир Зворыкин окончил Санкт-Петербургский практический технологический институт в 1912 году. Будущий признанный изобретатель в области телевизионной техники в 1911 году сумел запатентовать принцип катодной трубки — основы будущего телевизора. Зворыкин продолжил обучение в Париже, но, получив повестку, поспешил на Родину. На военной службе молодой исследователь занимался тестированием и внедрением в войсках оборудования для радиосвязи. Затем, уже во время Гражданской войны Зворыкин занимался оборудованием радиостанций для армии Колчака, во время командировки в качестве дипломатического представителя омского правителя в Нью-Йорке он узнал, что белое сопротивление в Сибири разгромлено, и принял решение остаться в США. Так военно-политическая карьера Зворыкина была окончена.
Началась история инженера-изобретателя, хорошо известная и куда более успешная, чем у российских банкиров в Париже. В 1937 году он создал первый телевизор с трехцветными линзами, а через три года подарил миру полноценное цветное телевидение. Всего Зворыкин получил 120 патентов на различные изобретения, сам он дожил, можно сказать, до нашего времени, скончавшись в 1982 году.
Двумя годами ранее скончался и другой ветеран Гражданской войны — изобретатель видеомагнитофона Александр Матвеевич Понятов. Уроженец села Русская Айша Казанского уезда, Понятов учился в Казанском университете, а затем в Императорском техническом училище (нынешней Бауманке) и даже успел поучаствовать в революционном студенческом движении, из-за чего был вынужден покинуть страну. Но, как и Зворыкин, получив повестку, Понятов вернулся в Россию (правда, случилось это еще до начала войны), где окончил авиационную школу. Летчиком ему пришлось воевать в армии Колчака, с остатками которой он перешел в Манчжурию, после чего оказался на Западном побережье США, в Калифорнии.
Однако никакой звездной карьеры поначалу у Понятова не случилось, он просто работал инженером в разных частных компаниях, занимаясь «НИОКР-разработками» в своем гараже в будущей Кремниевой долине.
Прорыв инженер совершил в конце Второй мировой войны, когда ему удалось разработать воздушный радар для Военно-морского флота США. После войны Понятов раскрутил свой бизнес уже на почве «реверс-инжиниринга»: на базе немецкого магнитофона AEG его фирма наладила производство устройств для записи на магнитной ленте. Но настоящий бизнес-успех пришел к фирме Ampex Corporation после того, как Александр Матвеевич со своими партнерами сумел разработать устройство записи видео, которое после демонстрации в 1956 году стало хитом. Ampex превратилась в ведущего производителя видеотехники. Понятов сохранял память о России в виде березок, которые он высаживал перед офисом и филиалами корпорации, но на Родине о нем вспомнили лишь в 1990-е годы, спешно приписав его к сонму российских технических гениев.
Не сразу пришло признание в США и к авиаконструктору Игорю Ивановичу Сикорскому, по проекту которого в Российской империи во время Первой мировой войны было выпущено 90 многомоторных самолетов типа «Илья Муромец». Во Франции, куда сначала отправился Сикорский, российские разработки оказались никому не нужны. Но в США ему удалось добиться успеха в конце 1930-х годов, создав вертолет, который поднимался в воздух вместе с пилотом. После чего и началась звездная (во всех отношениях) история успеха русского авиаконструктора. Точнее сказать, американского с русскими корнями.
Успех российских инженеров объяснялся не только их гениальностью, но и возможностями для реализации разработок в американском деловом ландшафте. А березки Александра Понятова были всего лишь малым элементом российского декора в этом ландшафте.
Совсем иначе обстояло дело в Европе, где никакого корпоративного ландшафта для развития бизнеса не было, а вся эмиграция сводилась к ностальгии и ожиданиям скорого возвращения на Родину.