Председатель совета директоров A.R.Films Александр Роднянский уверяет, что по складу характера он далек от индустриального подхода к кинопроизводству. Да, это рациональная стратегия: четыре-пять фильмов в год, разные жанры и бюджеты, если один фильм провалится, успех другого покроет потери. «Но мне гораздо ближе подход, который я называю бутиковым: когда ты полностью концентрируешься на нескольких фильмах и вкладываешь в них все — и деньги, и интуицию, и оргусилия, и воображение, и душевные силы, — объясняет продюсер. — Это в чистом виде рулетка. Может получиться «9 рота», может — «Обитаемый остров»… А иногда, если все сделано правильно, может получиться «Сталинград». В новом издании своей книги «Выходит продюсер» (издательство «Манн, Иванов и Фербер») Роднянский подробно рассказывает о создании и продвижении «Сталинграда» и «Левиафана» — картины, снятой, по его словам, из любви к искусству. Forbes публикует фрагменты этих историй.
Как быть продюсером-патриотом и не краснеть
Решаясь на «Сталинград», мы все — и режиссер Федор Бондарчук, и мой постоянный партнер продюсер Сергей Мелькумов, и я — шли ва-банк. Мы хотели сделать фильм по сложной теме, полностью нарушающий все принятые каноны, и при этом фильм дорогой и зрелищный. Что для меня до сих пор удивительно, учитывая отчаянность нашего замысла, — мы одержали безоговорочную победу. «Сталинград» собрал в прокате 1,7 млрд рублей и стал самым кассовым российским фильмом в новейшей истории и третьим по сборам среди всех фильмов, выпущенных в российском прокате, — после «Аватара» и «Пиратов Карибского моря: На странных берегах».
Когда мы с Федором еще переживали сложности, а то и ужасы «Обитаемого острова», он задал свой традиционный вопрос: «А что дальше снимаем?» И я, мысленно замявшись, произнес — «Сталинград». Во-первых, я понимал, что у Федора есть умение, желание и склонность снимать военное кино. Во-вторых, понимал, что нужен фильм-событие. Картина, способная не только привлечь внимание целевой аудитории, но и стать фактом общественной жизни. И в этом смысле у фильма о Сталинградской битве перспективы были.
Однако сама идея снимать кино о войне создавала проблемы. Военное кино у нас традиционно смотрела возрастная аудитория, ахая каждый раз, что за ужасные фильмы делают сегодня и что за замечательные делали вчера и на нашей вчерашней Родине (с этим утверждением, кстати, невозможно спорить). А молодая аудитория интересовалась другими темами. Вряд ли нашлись бы заявлявшие прямо: «Мне скучно и неинтересно смотреть фильмы про Победу, я хочу смотреть «Трансформеров». Но когда дело доходило до покупки билета, условные «Трансформеры» выигрывали со значительным перевесом. Отсюда появилось решение: попытаться совместить военный сюжет, характерный для советского кино, и технологически продвинутый, современный, зрелищный способ его изложения, присущий сегодняшнему американскому кинематографу. Рассказать историю, имеющую отношение к эмоциональному и личному опыту огромного количества зрителей в России, с помощью всех технических достижений, доступных современному кино. Таким образом, мы выходили на совершенно неизведанную и довольно опасную территорию.
Сценарных версий «Сталинграда» было пять. В первых вариантах в финале зрителю становилось ясно, что рассказчик — это сын обер-лейтенанта Кана и Кати. Но он русский доктор, спасающий жизни по всему миру. Мы, авторы, смотрели на такой финал как на торжество человечности в лице доктора. Но широкая аудитория, как показали фокус-группы, увидела бы нечто иное. Если наш рассказчик — сын Кана, значит, это немецкая победа. В результате финал мы изменили — и поступили правильно. Но не отказались от другой идеи, нарушавшей неписаные правила, как снимать кино про Великую Отечественную. Все скандалы, возникшие вокруг «Сталинграда», так или иначе были связаны с немецкой линией, которую я в сценарии ценил больше всего. Ценил, потому что в ней проявлялась трагедия. Страстное желание окончания войны, любви, нормальной человеческой жизни сталкивается в Кане с чувством долга и необходимостью выполнять приказы… В результате история немецкого офицера и русской девушки получилась трагической и противоречивой, ярко иллюстрирующей ужас войны, что для нас было очень важно.
«Сталинград» стал первым российским фильмом, выпущенным в формате IMAX 3D, и это обстоятельство, помимо механического увеличения сборов в прокате, имело для нас принципиальное маркетинговое значение. Россия для IMAX была одним из приоритетных рынков, и корпорация, участвующая в выбранных ею фильмах еще и финансово, решила помогать нам всеми возможными способами. Мы вместе с ней и во многом благодаря ей оказались в Китае и в Америке. И если выделить один эпизод, который я бы назвал самым показательным в наших отношениях, то это, конечно, была история с фильмом «Гравитация» Альфонсо Куарона.
«Гравитация» должна была выйти в прокат в России на неделю раньше «Сталинграда». Нам пришлось бы либо сдвигать сроки, либо делить экраны с фильмом Куарона. Неразрешимый вопрос пересечения графиков решил глава киноподразделения IMAX Грег Фостер. Он позвонил руководителю Warner Bros. и договорился о компромиссе. «Гравитация» идет полным экраном в российских кинотеатрах IMAX одну неделю, после чего уступает место «Сталинграду» с возможностью своего возвращения. Это решение вызвало у российских зрителей невероятную обиду. На сайтах кинотеатров они оставляли сотни колких комментариев с требованием вернуть «Гравитацию». Но до 3 ноября в кинотеатрах IMAX шел только «Сталинград», и шел успешно. Обычно IMAX-релиз увеличивает валовые сборы фильма на 8–10%, в нашем же случае этот показатель превысил 15% (общие сборы картины в IMAX в России составили около $8 млн).
Первое публичное представление «Сталинграда» состоялось 13 апреля 2013 года в Лас-Вегасе в рамках CinemaCon. Шеф международной дистрибуции Sony Pictures Рори Бруер представил трейлер «Сталинграда» в общей линейке всех релизов Sony. Основой маркетинговой кампании картины стала совместная работа с крупной американской студией: мы двигаем фильм «снаружи — внутрь». Максимальное количество новостных и маркетинговых поводов должно быть направлено на российскую аудиторию, но происходить за пределами России или быть связанным с крупными внероссийскими брендами. Мы понимали, что массовая молодая аудитория считывает сигналы, связанные с голливудской кинематографической индустрией, и решили, что должны появиться новости о «Сталинграде» как беспрецедентном российском проекте, создаваемом с участием большого количества международных исполнителей и профессионалов.
Изначально «Сталинград» задумывался нами как российский фильм, способный преодолеть границы.
Большая международная премьера состоялась 13 ноября 2013 года вне конкурса в рамках Римского международного кинофестиваля, а двумя неделями раньше он вышел в широкий прокат в Китае. О Китае кинематографисты сегодня говорят с придыханием — как некогда конкистадоры говорили об Эльдорадо. Китай — один из немногих рынков индустрии визуальных развлечений, не только показывающий впечатляющий двузначный рост, но и достигший невероятных объемов. Китайцы смотрят военное кино и, в отличие, например, от американцев, неплохо знают о событиях на Восточном фронте Второй мировой. Китай — последняя страна бывшего соцлагеря, где помнят советскую военную киноклассику. Что и подогрело интерес китайских дистрибьюторов. И ровно по тем же причинам интерес к Китаю проявляла Sony Pictures. «Сталинград» там выпускала команда Sony China. Фильм был очень тщательно вписан в репертуар кинотеатров, стартовал более чем на 3200 экранах и совокупно заработал чуть больше $14 млн, став самым кассовым неамериканским фильмом в новейшей истории китайского кинопроката.
Мы полагали, что после Китая международная судьба «Сталинграда» сложится, но получилось не совсем так. В США «Сталинград» вышел в прокат по стратегии IMAX — во всех их кинотеатрах, но ровно на одну неделю «окна» между большими релизами. Фильм собрал $1 млн. Если бы руководство Sony выпустило фильм в ограниченный прокат в обычных кинотеатрах, то результат был бы в несколько раз лучше. Теперь, оценивая тот рабочий этап, я признаю, что идея отдать фильм на мировую дистрибуцию крупной студии была небезусловной. Работа с Sony Pictures в России была высокоэффективной, потому что мы прислушивались к их мнению, а они — к нашему. Но как только фильм оказался за пределами родной территории, он стал лишь одним из десятков релизов гигантской корпорации со сложным внутренним устройством и серьезной бюрократией. После многочисленных изменений и фокус-групп «Сталинград» так и не вышел, например, в Германии. Хотя к нему и проявляли интерес несколько крупнейших независимых дистрибуционных компаний страны…
Оглушительный успех «Сталинграда» стал для нас не только подарком судьбы. По-моему, для всех в российской киноиндустрии он оказался полезным опытом. Стало понятно, какими маркетинговыми инструментами можно и нужно пользоваться, какие ходы работают, а какие — нет. «Сталинград» выстоял не один уик-энд, а четыре. И в какой-то момент посмотреть фильм стало необходимостью для зрителей.
Причем не в силу их интереса, например, к жанру, а потому, что «Сталинград» стал обсуждаемой темой, по которой важно было иметь собственное мнение.
И знаете, у нас тоже появилось собственное мнение о «Сталинграде». Мы доискались-додумались до причины его фантастического успеха — мы «выиграли» девушек! «Сталинград» не о войне. «Сталинград» — о любви. Поэтому большинством посмотревших его оказались женщины (56,3%, по данным исследования «КиноЭкспертизы» 25–27 октября 2013 года в 13 кинотеатрах Москвы, Новосибирска, Екатеринбурга и Ростова-на-Дону). А преимущество женской аудитории перед мужской очевидно и, в общем, давно известно. Именно девушки принимают решение, стоя перед кассами, на какой кинофильм пойти вместе со своими избранниками.
Успех «Сталинграду» обеспечила и здоровая доля непредсказуемости, неожиданности в характерах героев и событиях, которые их ждут. Когда в ткани фильма появляются элементы неоднозначности, сложности, делающие героя амбивалентным, а ситуацию непредсказуемой, аудитория реагирует на это. Подчас самым неожиданным для себя образом. И все эти разнообразные зрительские мысли и ощущения — убедительное свидетельство: принятые в отечественном кино последних лет схемы и модели с картонными, плоскими, однозначными героями — нет, не работают.
Как быть продюсером бескомпромиссного фильма
Наверное, главным вопросом о «Левиафане» остается: «Что заставило вас пойти на риск и снять фильм, который очевидно мог повлечь за собой проблемы?» Понимали ли мы негативные последствия? Конечно, понимали. Мы отдавали себе отчет в том, что фильм вызовет у многих, в том числе и у власти, как минимум раздражение и может стать причиной неприятностей. Но в какой-то момент жизнь непременно ставит тебя перед выбором: или ты вкладываешься, рискуешь и делаешь, или потом всю жизнь терзаешься сожалениями: имел шанс стать причастным к выдающемуся явлению и не воспользовался им.
Уже после выхода фильма в прокат стало понятно, что многие из спорящих о «Левиафане» не замечают существенного обстоятельства.
История эта остается остросоциальной только в течение первого акта, когда формулируется противостояние маленького человека и системы, представляемой судом и мэром — властью, находящейся в союзе с церковью.
Далее Звягинцев погружается в драму, исследует людей, ищет ответ на вопрос о причинах их несчастья не только и не столько во внешней, социальной, но и внутренней действительности. Андрей рассматривает человеческую природу в ее вечном измерении — как существа, созданного Богом и вечно испытуемого на прочность. Так появилась аллюзия на бедного Иова, праведного человека, чью преданность Бог проверяет безжалостно. Здесь же появляется и Левиафан в том значении, которое сформулировал философ Томас Гоббс, считавший государство единственным спасением от «войны всех против всех». Андрей приходит к принципиально иным выводам: не слишком ли много свободы отдает человек в обмен на так называемые безопасность и защиту? И что означают эти безопасность и защита?
Когда сценарий был закончен, нам — продюсерам — уже было очевидно, что мы имеем дело с выдающимся художественным произведением. Которое никого не оставит равнодушным. Которое вызовет мощную эмоциональную реакцию. И которое, безусловно, войдет в общественное сознание. Да, было ясно еще тогда: эта история воздействовала на самые болевые точки общества. И воздействовала жестко. Но в то же время она настолько универсальна, настолько легко и умно сконструирована, что преодолеет границы между языками, религиозными конфессиями и способами миропонимания и мироустройства. Она сумеет стать своей для зрителей любой страны. Поэтому без лишних сомнений мы запустили картину в производство.
К сожалению, в России сегодня любая картина, которая связана с настоящей жизнью и «проговаривает время», а не имитирует его, обречена на крайне ограниченное внимание отечественного зрителя. Соответственно, единственной возможностью существования фильма дома — а мы ведь делали «Левиафан» прежде всего для отечественной аудитории — было сообщить ему масштаб культурного и социального события. А в эту категорию фильмы входят после участия в больших фестивалях, я бы даже сказал, только в Канне. Потому что отбор в конкурс Каннского кинофестиваля — это уже огромный успех. Всего из разных стран мира на каннский отбор приходит около 4000 фильмов. Но только двадцать из них попадут в конкурс и еще двадцать — в параллельную программу «Особый взгляд».
Каннская премьера «Левиафана» была первой серьезной проверкой фильма. Сразу после показа шеф одной из главных прокатных компаний США Sony Classics Майкл Баркер нашел меня, чтобы сказать, как ему понравился фильм. И мы подписали договор об американском прокате «Левиафана» в буквальном смысле слова на салфетке во время вечеринки. Как я потом понял, это было связано с опасениями Майкла: он боялся упустить «Левиафана». После первых рецензий и первой зрительской реакции Майкл был абсолютно уверен, что мы получим главный приз, и хотел опередить конкурентов. Однако мы получили награду за лучший сценарий. Но 10 января 2015 года «Левиафан» на фестивале в Палм-Спрингс выиграл приз как лучший иностранный фильм, а 11 января мы отправились на церемонию вручения премии «Золотой глобус». Борьбу за эту премию команда Sony Classics при нашем активном участии начала еще в октябре. И «Левиафан» стал первым российским фильмом со времен «Войны и мира» Сергея Бондарчука, получившим «Золотой глобус». Победа колоссальная не только для нас — для российского кинематографа, как бы высокопарно это ни звучало...
Главные российские телеканалы — «Россия 1» и Первый — о победе «Левиафана» упомянули мельком. Но фильм уже прозвучал: в субботу, накануне церемонии вручения «Золотого глобуса», кто-то слил в интернет копию «Левиафана», купленную в британском iTunes.
За первые несколько часов фильм скачали 30 000 раз, а затем число скачивающих начало увеличиваться в геометрической прогрессии.
Во многом феномен «Левиафана» был создан людьми, не заплатившими за билет в кассе кинотеатра, но посмотревшими фильм и высказавшимися о нем. То есть благодаря им удалось воплотить мечту автора — достучаться до зрителя, вызвать у него сильные чувства, заставить сопереживать, восхищаться или возмущаться. Я ни в коем случае не защищаю пиратство. Мы бросили все доступные силы на борьбу с сайтами, распространяющими фильм. Просто я считаю: предубежденно-враждебно относиться ко всему, что происходит в онлайн-среде, призывать к ответу то всех потребителей пиратского контента, то операторов, предоставляющих им каналы связи, — все это непродуктивно. Тут нужны солидарные усилия самой индустрии.
Каждый фильм — его успех или провал — во многом точнее, чем любое социологическое исследование, говорит о зрителях, об их представлениях об окружающем мире, об их ценностях. Реакция аудитории на «Левиафана» в этом смысле была чрезвычайно показательна. Ни одна из социальных групп, на которые принято сегодня делить российское общество, не отреагировала на фильм монолитно, в каждой из них нашлись и сторонники, и противники. Но, несмотря на то что в силу безумия и скандальности самыми заметными были именно негативные отзывы, они не превалировали над позитивными. Пожалуй, наиболее для нас показательными стали два типа отзывов: первый — «слишком честно снято», а второй — да, так и есть, но это хорошо и правильно.
Прокат «Левиафана» в России был, в наших глазах, удачным. Сложная драма, скачанная к моменту старта проката более четырех миллионов раз, собрала в российских кинотеатрах полмиллиона зрителей — для современной России результат отличный. У «Елены» было в пять раз меньше. Возьму на себя смелость сказать, что «Левиафан» был первым фильмом, который разделил аудиторию так радикально, поляризовал общественное мнение так отчетливо, как не удавалось ни одному фильму со времен славной плеяды перестроечных картин, к которой принадлежали и «Покаяние» Тенгиза Абуладзе, и «Легко ли быть молодым?» Юриса Подниекса, и «Так жить нельзя» Станислава Говорухина. В отзывах зрителей, критиков и чиновников отразилась страна со всеми ее сложностями и противоречиями, со всей ее неоднозначностью. Когда нас спрашивали: «Какую Россию вы хотели показать?» (имелось в виду и соотечественникам, и зарубежным зрителям), мы отвечали: «Мы не хотели Россию показать. Мы хотели на Россию посмотреть». И мне кажется, у нас получилось.