Райр Симонян о Роснефть-банке: «Карманный банк обречен заранее»
— Зачем «Роснефти» банк?
— «Роснефть» — очень большая компания с колоссальными обязательствами по всем проектам, гигантскими денежными потоками. Цена ошибки в проектах, которые исчисляются сотнями миллиардов, может составлять миллиарды. Поэтому они хотят своего рода защиту, чтобы быть уверенными, что есть финансовый институт, который будет абсолютно прозрачным и профессиональным.
— То есть все денежные потоки «Роснефти» и ТНК-BP будут переведены в новый банк?
— Нет, трудно сказать. Помните тот анекдот? Съесть-то он съест, да кто ж ему даст. Мы даже съесть это не сможем. Надо быть реалистами и понимать, с чего начинаем. Есть некая платформа, на которой не очень многое можно сделать. Большой скачок трудно осуществим, может быть, даже невозможен. Поэтому надо выстраивать бизнес органически и, что еще важнее, выстраивать правильно. Нам интересно выстроить российский финансовый институт на уровне мировых образцов.
— А есть понимание, какого размера этот банк должен быть? Может быть, стоят какие-то цели по капиталу?
— Нет, таких задач нет. Первоочередные задачи следующие. Разобраться с наследием, но это не самая интересная часть работы. Выработать стратегию, чтобы понимать опции и потом уже из них выбирать. В универсальном банке может быть все на свете, но надо исходить из потребностей компании и эффективности тех или иных финансовых инструментов. У них (ВБРР, дочернего банка «Роснефти». — Forbes) уже 400 000 индивидуальных клиентов, следовательно, ритейл нужен: сейчас эти люди получают на карточки деньги, обналичивают — и все, больше никаких услуг не получают. Сотни корпоративных клиентов, которые тоже не получают толкового обслуживания. Управление активами — если будут многомиллиардные сделки, нужно понимать, как правильно управлять этими активами. Commodities…. Эта тема вчера прозвучала.
— Да, что имелось в виду под оптимизацией торговли нефтью и нефтепродуктами?
— Масштабы бумажной торговли многократно превышают масштабы реальной торговли. Финансовые инструменты при торговле commodities нужны для системы управления рисками. Крупной компании нужна система управления рисками? Безусловно. Нам надо страховать себя и от волатильности цен, и от волатильности валютных куров, особенно если на кону громадные инвестиции и надо планировать капиталовложения. Вся система управления рисками должна быть внутри. Но сейчас ставить цифровые показатели смешно. Надо посмотреть, что может быть сделано с точки зрения оптимизации физической торговли нефтью, в какой мере нужна бумажная торговля нефтью. Каждый инструмент имеет свою стоимость, можно его использовать, а можно нет. Но это колоссальный блок, этого в России никто не делает.
— В бирже нефтепродуктов будете каким-то образом участвовать?
— Это один из элементов, по всей видимости, да. Если будет полная ревизия системы торговли нефтью и нефтепродуктами, это, безусловно, может включить биржу. Но перечень этих вопросов гигантский. Нужен ли собственный бенчмарк? И если нужен, то как к нему прийти? Потому что биржа — это уже следствие. Ты не можешь заставить людей насильно торговать через созданную тобой площадку, они должны быть заинтересованы. А для этого нужен бенчмарк — не только Brent, но и российский бенчмарк.
— Планы по созданию российского бенчмарка есть?
— Это было бы логично.
— Вы сказали про ревизию торговли нефтью и нефтепродуктами. Планируется какая-то ревизия?
— Нет, ревизия в смысле анализа того, что есть: посмотреть со стороны, как это организовано, и потом решить, как это оптимизировать.
— Идея объединения ВБРР с банком «Траст» еще жива?
— Я, правда, о ней не слышал, но это не самоцель. Я всегда был сторонником органического роста. Сейчас сложилась абсолютно уникальная ситуация, на рынке масса банкиров, которым либо не интересна их работа, потому что нет бизнеса, либо им недоплачивают. Поэтому можно нанять квалифицированных людей по разумным ценам.
— Но сейчас и банки продаются недорого, можно купить…
— Можно, но это следствие стратегии. А она у нас еще даже не разработана. Может быть органический рост, могут быть и поглощения. С моей точки зрения, главное — выстроить работающий механизм, взять правильных людей и построить правильно работающие процедуры. И тогда уже можно смотреть. Надо сначала понять приоритеты. Эта работа только начинается, она еще не проведена.
— А создаваемое инвестиционное подразделение будет участвовать в приватизации, например?
— Возможно, но инвестиционное подразделение — не приоритет. Advisory бизнес сейчас тухлый везде в мире, есть гораздо более важные направления, в которых за счет небольших усилий можно получить громадную отдачу. Поэтому, когда дойдет дело до инвестиционно-банковских услуг, тогда и будет видно. Большинство банков сейчас не знают, что делать с инвестиционными подразделениями. Зачем брать дорогостоящих людей, если ты не сможешь покрыть издержки по их содержанию?
— У госбанков вроде бы все неплохо с этим бизнесом…
— Я могу обещать, что мы ничего не будем делать для того, чтобы выглядеть лучше, чем мы есть. Нам не нужно никому ничего доказывать, а нужно заниматься прозаическим делом — на имеющейся платформе и ресурсах выстроить суперинститут.
— Розница где находится с точки зрения приоритетов?
— Чуть ли не первый приоритет.
— То есть это будет в большей степени розничный банк?
— Это совсем не обязательно будет один банк. Скорее всего, в конечном счете это будет холдинговая структура, которая объединит различные типы финансовых институтов будь то розничный банк, корпоративный банк, инвестиционное подразделение, если оно будет, управление активами, страховую компанию, пенсионный фонд. Они все будут развиваться параллельно, но в рамках холдинговой структуры. Но мы еще не инвентаризировали все активы — там много чего есть, но вопрос в том, что нужно из этого развивать. Помните, как Козьма Прутков говорил? «Плюнь тому в глаза, кто скажет, что может объять необъятное». А там именно необъятное.
— Кроме ВБРР, пенсионного фонда и Дальневосточного банка какие еще активы вы планируете консолидировать в этой структуре?
— Страховой компании нет, она может быть создана. Нужен ли лизинг при таких объемах капиталовложений? Мы знаем, что на лизинге зарабатываются очень большие деньги. Нужно ли нам это как самостоятельный бизнес? Пока не знаю.
— Первые обещания пополнить капитал ВБРР уже есть?
— Нет, потому что мы не хотим ставить телегу поперед лошади. Сначала надо посмотреть, что за лошадь, сколько у нее ног и кто ездоки.
— Покупку инвестиционного бизнеса не рассматриваете?
— Нет, рано.
— Розничный банк будет на базе ВБРР?
— Мы не решили пока.
— Может быть, купите?
— Нет, на первой стадии мы будем использовать то, что есть. Может быть, это будет Дальневосточный банк.
— Есть понимание, когда должна быть сформирована эта холдинговая структура?
— Стратегия занимает 3-4 месяца, работа над ней началась. В течение полугода, я думаю, уже будет ясно, как это будет выглядеть хотя бы на первых порах и какие приоритеты стоят на более долгосрочную перспективу.
— Второй Газпромбанк не будете делать?
— Ни в коем случае. Мы идем из западных банков, где абсолютно понятная культура, и мы идем не для того, чтобы свой психологический комфорт разрушать. Этот банк должен быть абсолютно рыночной структурой, карманный банк обречен заранее.
— Структура собственности как-то изменится?
— Не сейчас. Что сейчас об этом говорить? Сейчас надо собрать камни, а потом уж разбрасывать.