Невозможность общего дела. Две книги о ценностях, социальном капитале, институтах, коррупции и экономическом росте

Максим Трудолюбов. Я и моя страна: общее дело. Москва, Московская школа политических исследований, 2011. 143 стр.

Александр Аузан. Институциональная экономика для чайников. Москва, Esquire, 2011. 125 стр.

У двух главных, как мне кажется, вышедших в этом году на русском языке политэкономических книжек есть некая общность судьбы. Обе они почти незаконные, обе практически невозможно приобрести, или, как говорили о книгах в СССР, где за ними гонялись, «достать».

Хотя у книги Аузана, профессора экономфакультета МГУ, невероятно большой по нынешним временам тираж — 135 000, распространялась она только вместе с майским номером журнала Esquire и, как сказано в самой брошюре, отдельно от него продаваться не может. Книга Максима Трудолюбова, редактора «Комментариев» газеты «Ведомости», напротив, распространяется совершенно отдельно от газеты. Ее издала крошечным (1000 экземпляров) тиражом Московская школа политических исследований, для которой этот проект не связан с получением прибыли.

Их появление на свет — результат странного скрещения журналистики и академической жизни. Рассказать «чайникам» об институтах Аузан — блестящий лектор, не слишком любящий писать, — едва ли собрался бы, если бы не редакторы журнала Esquire Филипп Бахтин и Дмитрий Голубовский. Это они придумали (а Голубовский еще и записал) выходившие в журнале целый год монологи Аузана. Из них и составлена книжка.

С книгой Трудолюбова история противоположная: ее большая часть написана на соседнем (по отношению к Esquire) этаже издательского дома Independent Media и выходила в виде колонок в газете «Ведомости» и приложении «Пятница». Но если бы не издательская программа МШПИ, эти статьи, скорее всего, нескоро стали бы цельной книжкой. Обе книги можно почти полностью прочитать в виде отдельных статей в интернете. Но собранные под одной обложкой тексты в обоих случаях приобретают дополнительный смысл.

Временами кажется, что Аузан и Трудолюбов написали не две разные, а одну книгу. Она о том, какие странные вещи случаются, когда люди начинают делать что-то вместе, сообща, когда вступают в социальные взаимодействия. И о том, как нормы и правила этих взаимодействий определяют, что в конечном счете происходит с обществом, со страной, состоящей из этих людей и их взаимодействий. Только внимание Аузана чуть больше направлено на институты (правила взаимодействия людей и механизм, обеспечивающий выполнение этих правил). А внимание Трудолюбова — на ценности, то есть на то, что больше всего важно людям, группам и обществу; на то, что лежит в основании этих взаимодействий. Обе книги — рассуждение о гражданском обществе и в некотором роде тоска по нему.

Разрушение тоталитарных режимов вызвало экономический подъем в Германии и Японии XX века, но где русское экономическое чудо — Аузан задает вопрос, который полтора десятка лет назад адресовал институционалист Джеймс Бьюкенен своему коллеге Мансуру Олсону. Дело не в экономике, а в обществе, отвечал тот. Экономический скачок происходил вслед за восстановлением социального капитала, ростом взаимного доверия людей, у которых были переговорные площадки, чтобы согласовывать друг с другом интересы. В России произошло обратное: люди и состоящие из них группы атомизировались, занялись перетягиванием одеяла на себя.

Именитые архитекторы, инженеры, дизайнеры городских пространств, приезжающие в Москву читать лекции и консультировать Сергея Собянина, много рассказывают о том, что сделать, чтобы люди были вынуждены пересекаться, взаимодействовать друг с другом. Хорошо спроектированное публичное пространство само подталкивает к разговору и встрече. Но эти архитекторы не видели четырехметровых подмосковных заборов, где «птица не пролетит, мышь не проползет». Они очень удивляются, когда их спрашивают, какими должны быть публичные пространства, если люди хотят свести взаимодействие друг с другом к минимуму. Например, к не предполагающей ответа матерной фразе, брезгливо брошенной из приоткрытого стекла иномарки замешкавшемуся пешеходу. Архитекторы вспоминают Китай, где после социализма и коммуналок людям тоже хочется друг от друга отгородиться, и выражают надежду, что такие настроения быстро пройдут. Но проходят они не быстро.

Если такими настроениями заражена почти вся страна, наступает, по Олсону и Аузану, «британская болезнь», а в крайней форме — «красный склероз». Различные группы интересов замыкают все на себя и заняты больше не творчеством, а перераспределением бюджета, ренты. Эту страсть к перераспределению не сдерживают ни государство, ни более широкие коалиции интересов. В результате производство общественных благ оказывается чрезвычайно затруднено, а в ситуации их дефицита и экономический рост, и жизнь вообще становятся очень неудобными. Каждому приходится рассчитывать только на себя, а издержки всех социальных коммуникаций крайне затруднены. Если все думают только о себе, невозможно планирование с долгим временным горизонтом. Когда все играют вкороткую, говорит Аузан, то самый выигрышный сценарий — быстро удовлетворить свои нужды, поделить средства и «отвалить». Самому, ни с кем не договариваясь. Да и как о чем-то договариваться, если 88% респондентов считают, что «никому доверять нельзя»?

А если и можно доверять, то только своим. Это «бондинговый» (bond — связь) социальный капитал, позволяющий функционировать людям внутри однородных групп. Для быстрого роста, да и для комфортной жизни нужен другой, «бриджинговый» (bridge – мост) социальный капитал, связывающей людей из разных групп. В ситуации, когда пенсионеры ненавидят бизнесменов, те недолюбливают профессоров, а последние — студентов, ключевым элементом общественной жизни неизбежно становится государство: больше некому связывать всех со всеми и гарантировать соблюдение правил игры.

Аузан давно бьется над тем, как изменить эту ситуацию. Книгу он заканчивает размышлением о ценностях: все-таки есть ощущение, что новые ценности возникают, симптомом тому — ощущение удушья, темени, нехватки чего-то важного. А ведь ценности, как говорит Рональд Инглхарт, — это, как правило, то, чего очень не хватает. Не хватает настолько, что без этого нельзя дальше жить. Кстати, Инглхарт — вдохновитель глобального исследования ценностей, согласно которому россияне в последние годы оказывались крайними материалистами, мало интересующимися постматериалистическими ценностями — автономией, творчеством, самовыражением, общим делом.

Ровно там, где заканчивается книжка Аузана, с разговора о ценностях начинает Трудолюбов, проходя по всему кругу тех же институционально-общественных проблем, но уже с позиций философа-публициста, а не экономиста-теоретика. Наши соотечественники, пишет он, крайние индивидуалисты, «западнее запада»: большинство стремится к власти и богатству, а внимание к ближним, участие в общем деле не в цене. Только в последние годы ситуация начала понемногу меняться.

Ни те, кто внизу социальной пирамиды, ни «милиционеры и другие служивые люди» не верят в соблюдение норм и правил; гораздо важнее лояльность начальству. Поэтому коррупция и пронизывает отношения с теми, кто сидит «на раздаче». То, что для нас — преступление, для них — рациональное поведение. Ведь все идеи дискредитированы, а смысл работы — в продвижении наверх по властно-денежной иерархии. Это «этика милиционера»: жить без иллюзий и ответственности за общее дело, работая только на себя и свою семью. Отсюда избирательное применение закона: продвижение по социальной иерархии — покупка более-менее эксклюзивной возможности не исполнять закон, а использовать его к своей пользе.

Качество политики определяется тем, вспоминает Максим Трудолюбов книгу Сьюзан Роуз-Аккерман «Коррупция и государство», насколько обществу удается поставить личный интерес граждан на службу общему благу. Если не удается, получаем то, что получаем: непрозрачные решения, необъяснимые льготы, поддержку отдельных проектов в ущерб массе других. Управление жадностью сводится к тому, чтобы рассадить своих людей по командным позициям. Когда игра без правил приносит максимальный выигрыш, осмысленная политика невозможна.

Только развитие горизонтальных связей может улучшить эту ситуацию. И повышение доли людей, для которых творчество, профессиональный успех, самореализация становятся намного привлекательнее, чем имитация деятельности, сопровождающаяся попыткой набить карман. И Аузан, и Трудолюбов — противники революционного разрешения ситуации, ведь понятно, что взрыв не созидает нового, а только разрушает старое. Новое здание, которое выстроится на пепелище, повторит те же черты. Только медленная, упорная трансформация ценностей и интересов может изменить это положение. Максим Трудолюбов и Александр Аузан очень много делают для того, чтобы вылечить социальный склероз, чтобы ценностная трансформация действительно произошла.