В самом конце прошлого года в повестку дня незаметно вошла идея созыва Конституционного совещания (Учредительного собрания) как легитимного и компромиссного способа выхода из начавшегося, а теперь уже можно смело сказать — продолжающегося политического кризиса. Соответствующий законопроект даже внесли в президентский портфель политических реформ.
Но наивные надежды на то, что власть, не желая бодаться с народом и облегчая самой себе будущее, проведет нечто вроде круглого стола по польскому варианту 1989 года, предопределившего мирный переход страны к жизни в новых условиях, исчезли, даже если у кого-то они имелись. Глава президентской администрации Сергей Иванов, которому было поручено рассмотреть идею, заявил, что это «нецелесообразно». И пояснил — «в поручении президента не говорилось о создании закона. Речь шла о том, чтобы проработать вопрос. Проработали и приняли решение».
(Кстати заметить, речь идет даже не об ответе на текущие требования Болотной площади, а о том, что закон о Конституционном собрании — в развитие главы 9-й основного закона страны — так до сих пор и не принят в России. За восемнадцать лет действия конституции у нас не создано механизма по ее пересмотру.)
Власть, судя по ее последним решениям, решила не замечать вовсе стремительно возникающего гражданского общества. Никакого Конституционного собрания не будет. И потому весь разговор о нем сугубо теоретический.
Почему так происходит, понятно. Ни при Ельцине, ни при Путине Кремль не заинтересован даже в теоретической возможности изменения правил игры, дабы не искушать оппозицию. Конституция-93 — это конституция победителей, написанная ими под себя. И они будут держаться за нее до последнего.
В 1993 году Ельцин собирал Конституционное совещание, которое формально и разработало текст, но оно менее всего являлось тем, чем называлось, — в духе почти столетней отечественной традиции. Ведь у нас за последние два десятилетия (плюс семьдесят лет власти, которая называлась, но не являлась советской) были опошлены и извращены почти все политические понятия и термины. Демократия стала бранным словом, а выборы — синонимом жульничества.
Конституционное совещание 1993-го, хоть и стало единственным прецедентом в новейшей истории (про печальную судьбу Учредительного собрания вспоминать не будем за давностью лет), но позитивного примера не оставило. Равноправного диалога, максимально широкого представительства всех заинтересованных сторон его организаторы желали в последнюю очередь. Единственный актуальный урок, который можно извлечь из его работы, — это пример того, как не надо принимать конституцию.
Главным условием успешно проработавших учредительных собраний в других странах являлось принятие правил игры всеми сторонами. Как бы партии ни относились друг к другу, но все они исходили из того, что в общих интересах не пытаться обманывать, не стремиться к краткосрочной выгоде и не нарушать достигнутых договоренностей. В сегодняшней России это невозможно по определению. Кремль не может допустить и мысли о неподконтрольности любого политического процесса, тем более конституционного. Игра с нулевой суммой, говоря языком американцев, единственно для него приемлемая. Или же эффектный обман, когда, например, заявляют о возвращении выборности губернаторов, а потом оказывается, что «выборы» обставлены таким количеством рогаток, что первоначальный смысл совершенно потерян. Всерьез верить в то, что чекист Сергей Иванов подпишется под документом, способным его вместе с патроном — пусть чисто теоретически — лишить власти, не приходится.
Речь о Конституционном собрании зашла от наивности и от упоенности своей смелостью на Болотной и Сахарова — после стольких лет пассивности и молчания. Для его созыва, как выясняется, нет никаких объективных причин. Власть парит так высоко, что сама мысль о нем будет выглядеть для обитателей Кремля как сумасшествие. Общество, если вычесть из него политизированную столичную тусовку, вовсе не думает о конституции. У нас нет ни «бархатной революции», ни постфранкистского национального пробуждения, приведшего к пакту Монклоа. Ни одна элита в мире не шла на учредилку, не почувствовав под собой катастрофического сотрясения почвы. Тем более не пойдет на нее циничная и коррумпированная, ни во что не верящая российская элита, вполне уверенная в способности и далее контролировать страну.
Разумеется, никогда не говори никогда. Никто не знает, что будет в России через год. Ясно лишь, что созданная в 1993-м и укрепленная в начале 2000-х политическая конструкция нереформируема изнутри. Упоминаемый в конституции механизм ее замены так и не воплотился в закон. Формально требования не очень сложны — согласие трех пятых Федерального собрания, а после одобрение половиной избирателей. Но дьявол кроется в неформальных аспектах — при нынешней системе приход независимых и ответственных перед избирателями акторов почти невозможен.
Нынешняя конституция — конституция временная и конъюнктурная, дающая власть сильному (в смысле — бесконтрольному) государству в ущерб слабому обществу. Разговор об Учредительном собрании останется абстракцией, пока общество не пробудится. Но если пробуждение произойдет, алгоритм конституционных изменений будет прост.
Во-первых, имеется Венецианская комиссия — орган Совета Европы, в который входит Россия и в которой имеется представитель Москвы. Комиссия занимается мониторингом конституционного законодательства, в том числе анализом стандартов выборов и обеспечением прав меньшинств. Через Венецианскую комиссию за последнее время прошли десятки стран, в том числе постсоветских (например, Молдова и Кыргызстан), и у нее накоплен громадный опыт. Велосипед изобретать не придется, лишь бы было желание прислушиваться к советам.
Во-вторых, принятие закона о Конституционном собрании, пусть даже нынешним составом Думы, но с привлечением независимых экспертов и несистемных, в нынешнем употреблении слова, политиков, дабы с самого начала процесса в стране был достигнут консенсус о его легитимности, чтобы конституция разрабатывалась «снизу», а не спускалась сверху.
В-третьих, широкая общественная конституционная дискуссия — при отсутствии цензуры в СМИ, при свободной деятельности партий и НГО. Непредопределенность обсуждения. Фиксация положения о том, что новая конституция должна быть одобрена Венецианской комиссией — это даст гарантии меньшинствам и оппозиции от предвзятости и о соответствии текста европейским нормам и ценностям.