Журналисты, как и все наблюдатели, часто упрощают действительность, мысля ее полярными категориями. «Либералы» и «силовики», «бизнес» и «власть»… На самом деле противоположности и крайности сближаются — так же, как люди, живя вместе, становятся похожи друг на друга. На примере коррупции в полиции это отлично показывает статья аспиранта кафедры экономической социологии ВШЭ Марии Кравцовой, только что опубликованная в журнале «Экономическая социология».
В середине 1990-х годов отношения между рядовыми полицейскими и малыми и средними предприятиями были более всего похожи на сбор дани, рэкет, прямое вымогательство взяток посредством проверок (см., например, известную книгу Вадима Волкова «Силовое предпринимательство»). Постепенно эти «бандитские» методы уходят в прошлое. На смену им приходят «длительные устойчивые контакты между сторонами» и «механизм отдаривания услугой за услугу». Взятка – лишь первоначальная форма контакта. По мере укрепления доверия между чиновниками (полицейскими) и предпринимателями она сменяется «длительным сотрудничеством или партнерством, порою скрепленным узами личной дружбы».
Государственные силовые структуры постепенно переходят к партнерству с бизнесом – например, консультируют его и оказывают неформальные услуги. Серия проведенных Кравцовой глубинных интервью с предпринимателями (малый и средний бизнес) в московском регионе, Нижнем Новгороде и Красноярске, а также опрос 450 полицейских показывают, как денежные платежи замещаются предоставлением услуги в обмен на услугу. Лучше всего (и безопаснее для чиновника) меняться услугами не со всеми подряд, а со знакомыми предпринимателями, с «друзьями».
Уходит в прошлое и «крышевание» – регулярные платежи полицейским. Бизнес стал намного более легальным, чем 15 лет назад, число проверок сократилось благодаря принятому в 2008 году закону, нарушения найти стало сложнее. Многие предприниматели осмелели и не отстегивают деньги «крыше». Чиновники, со своей стороны, стали больше бояться наказания, вырос страх потерять свое место.
Ну какая «крыша» сейчас может быть?! Даже представить невозможно! Мы работаем в правовом поле. Ну, какие к нам вопросы?! Если есть вопросы, задавайте, мы ответим. Если вы хотите просто получить денег… А за что? Это вымогательство называется. На это существуют уголовные дела, – говорит владелец автосервиса в подмосковном Королёве. (здесь и дальше курсивом — цитаты из работы Кравцовой)
Результат: 31% опрошенных полицейских говорят, что их возможности по зарабатыванию денег уменьшились, и только у 7% они увеличились.
Почему нужны дружеские связи с чиновниками, рассказывает владелец московской фабрики по производству тортов:
Когда ты работаешь на одном месте 12 лет, понятно, что с каждым проверяющим ты хоть раз сталкивался. Поэтому ты просто тупо налаживаешь контакты. Чтобы к нам кто-то приходил с улицы и нас проверками мучал, за исключением ФМС — такого нет. Мне сейчас могут не продлить договор аренды на помещение, а переезд — это полная катастрофа. Придётся опять налаживать связи, дружить со всеми, выпивать с ними. А у меня просто уже сил нет.
Как организован обмен услугами, рассказывает московская владелица фотосалона:
Я раньше работала продавцом в палатке. То есть была никем и никого не знала. Я сама накопила деньги, чтобы открыть свой фотосалон. Мой секрет в том, что у меня есть то, чего нет у каждого, поэтому чиновники часто обращаются ко мне за помощью. Могу напечатать бесплатную рекламу или поучаствовать в организации праздника города. Мы делаем ребятам из приюта бесплатно фотографии на паспорт. У меня есть грамоты: помощь тому-то, помощь тому-то… Я постоянно кому-то помогаю. Чиновники знают, что я помогаю детям, поэтому, когда я к ним прихожу, они говорят: «Да, мы, конечно, вам всё, что надо, подпишем».
Один из мотивов, заставляющих чиновников и полицейских вступать в такого рода обмен услугами, описывает владелец московской фирмы по продаже складского оборудования:
Полицейские думают: мы — сильные мира сего, поэтому для нас должно быть всё бесплатно.
Устойчивые доверительные связи между полицейскими (чиновниками) и предпринимателями создают для предпринимателей больше возможностей защитить себя. Ситуация становится более предсказуемой. Когда обращаешься за справкой или лицензией к «хорошему знакомому», шансов получить то, что нужно, и в короткий срок, намного больше, чем при обращении «с улицы». Предприниматели в отношениях с чиновниками и полицейскими стали более рациональными (поскольку бизнес стал более легален, отпадает необходимость в платежах, производимых из страха потерять бизнес). А в действиях чиновников, наоборот, стало больше «мотивов симпатии» – желания помочь знакомому предпринимателю.
Следует ли из всего этого, что предпринимательский климат улучшился?
Нет. Вернее, для кого как. В системе, основанной на личных связях, те, у кого эти связи есть, могут чувствовать себя прекрасно. Но предприниматели, по какой-либо причине таких связей не наладившие, не имеют доступа к преференциям, которые доступны их удачливым конкурентам. Катастрофой становится и переезд на другое место, о чем говорит выше производитель тортов: наладить все связи заново – печень не выдержит. Все это начинает немного напоминать китайскую систему guanxi, когда коррупция основана на связях, когда, чтобы бизнес был успешен, нужны долгие застолья и дружба с тем, другим, третьим... По сути, это механизм конвертации личного и социального капитала в экономический. Дружеские связи помогают вовремя получить полезную информацию (например, о попытке рейдерского захвата), уменьшают риск столкнуться с безразличием, когда от чиновника нужна быстрая реакция.
Минусы такой системы – в том, что госуслуги окончательно перестают быть безличной системой, которая, как солнце, «светит правым и неправым». Доступ к благам, производимым для бизнеса государством, становится функцией родства, привязанности, дружбы. В пределе это даже кастовая система, исключающая равенство возможностей, обеспечивающая доступ к госуслугам только «своим» бизнесменам. Уровень коррупции в такой системе («местническая коррупция») может быть ниже, чем в России середины 1990-х, но структурно она ведет к более неприятным последствиям: вход на рынок затруднен, доступ к благам ограничен (перестает быть универсальным), конкуренция угнетена. Свободное предпринимательство в такой системе невозможно, законы применяются по-разному к разным людям и структурам («избирательное право»).
В специально переведенном для проходящей сейчас конференции ВШЭ докладе нобелевского лауреата Дугласа Норта, классика институциональной экономики, устроенные так общества описываются как «общества с ограниченным доступом». Вопрос в том, как перейти от «ограниченного доступа» к «открытому» – к ситуации, когда нормы, правила и институты работают безлично, универсально, вне зависимости от индивидуальной дружбы и связей. Само ограничение доступа Норт и соавторы понимают как результат действий элиты, которой нужно закрепить свои привилегии, ограничить возможность создания конкурирующих структур.
Все 2000-е годы порядок доступа в России становился все более ограниченным, констатировала вчера на круглом столе, где обсуждался доклад Норта, преподаватель Московской высшей школы социальных и экономических наук Татьяна Ворожейкина: создан суд, защищающий правящую элиту, полиция, ее охраняющая, и система выборов, позволяющая ей не терять власти. То есть институты ограниченного доступа, работающие не на всех и занимающиеся не тем, для чего созданы.
Переход от ограниченного доступа к открытому начинается, когда у элиты возникает потребность в закреплении своих привилегий не силой, а правом. Например, когда возникает угроза революции, переворота, в результате которого элита может лишиться всего, – и чтобы обезопасить себя от этого, пытается закрепить свои права законодательно. Переход к открытому доступу возможен только под давлением извне, в ситуации, когда на элиты давят массы, когда им угрожает потеря всего, отмечает директор Института анализа предприятий и рынков ВШЭ Андрей Яковлев. Когда вызревающее помимо элит гражданское общество берет на себя функции, которые должно было бы выполнять, но не выполняет государство (пример – наблюдение за выборами).
Вне такой ситуации элита ничего не будет делать. Митинговая активность зимы 2011/2012 принуждает элиты к коррекции правил игры, говорит научный руководитель ВШЭ Евгений Ясин: «Происходит размен: вместо того, чтобы волноваться, не выкинут ли ее, элита уступает демократическому давлению». Под угрозой насильственного перераспределения элиты вынуждены менять правила игры – делиться, открывать доступ, говорит профессор ВШЭ Леонид Полищук. Но пока это очень неустойчивый процесс, и не факт, что движение приняло необратимый характер. Несколько лет маятник двигался в сторону ограничения доступа, теперь он качнулся в противоположную сторону, но от этого не перестал быть маятником, говорит Ирина Стародубровская из Института экономической политики имени Гайдара. Так что наберитесь терпения, господа.